и в 100 километрах от Петрограда. Гитлер рыдает в эвакогоспитале. Слезы, впрочем, быстро сменяются веселой зловещей агрессией. «…мне стала ясна моя собственная судьба. Теперь я только громко смеялся, вспоминая, как еще недавно я был озабочен своим собственным будущим. Да разве не смешно теперь было говорить думать о том, что я буду строить красивые здания на этой обесчесченной земле. В конце концов я понял, что совершилось именно то, чего я так давно боялся и поверить чему мешало только чувство. /…/ Мое решение созрело, Я пришел к окончательному выводу, что должен заняться политикой». Он отомстит за Компьен! Он никогда не капитулирует. Ведь у него есть воля! Он её воспитал в себе на войне! Так венско-мюнхенский бомж, сделав единственно правильный для себя выбор, стал кавалером двух Железных Крестов, героем Первой Мировой войны, что потом очень сильно пригодится ему в политической карьере. Точно как у римлян — хочешь стать государственным лидером, иди и сначала повоюй. Покажи себя как военный. Эрих Фромм объясняет готовность Гитлера к принципиально новой роли следующей достаточно убедительной схемой. «В кризисных ситуациях чаще всего нарцисс не способен оправиться от удара. /…/ Особо одаренный человек может найти другой выход. Он может попытаться преобразовать реальность так, чтобы воплотить в жизнь свои фантазии. /…/ Если у лидера есть дар убеждения, если он умеет говорить с народом, если он достаточно ловок, чтобы организовать массы, то он может преобразовать реальность в соответствии со своей фантазией. Нередко демагог, стоящий на грани психоза, спасается от безумия тем, что внешне «сумасшедшие» идеи он выдает за «рациональные». И кажется, что в политической борьбе кое-кто руководствуется не только стремлением к власти, но и необходимостью спастись от безумия».[345]
9.
Решение заняться политикой тоже было сложным, но своевременным. Вопрос — какой политикой? Он возвращается Мюнхен в начале 1919-года и пока остается в армии. Она гарантирует хоть какое-то пропитание в уже голодной стране. Бавария первой из германских государств становится республикой возглавляемой социалистами. 7 ноября, в годовщину переворота в Петрограде, немецкие социалисты координируемые Карлом Радеком, инициируют беспорядки в Берлине. За два дня до окончания войны королевский дом Виттельсбахов позорно бежит из Мюнхена, к власти приходят Советы рабочих и солдатских представителей, точно как ровно год назад в Петрограде. 11 ноября происходит бескровная революция в столице — немецкое правительство возглавляет еврейский журналист и пацифист Курт Эйснер, недавно выпущенный из тюрьмы куда он попал за организацию антивоенных забастовок. Для тогдашней Германии это было слишком и развязка должна была наступить очень скоро. 21 февраля 1919 года, еврей Арко ауф Валлей, несколькими днями ранее исключенный из общества Туле, ставшим alma mater для многих будущих виднейших национал-социалистов, убивает Эйснера. Страна погружается в хаос, а в нём, как мы говорили, кто угодно может оказаться где угодно. 6 апреля группа анархистов захватывает власть в Мюнхене, где в это время Гитлер подсчитывает лишнее белье в казарме 2-го пехотного полка и кормит корками черного хлеба маленьких мышат. И хоть анархисты считают что «анархия — мать порядка», всё же нигде в мире власть надолго им захватывать не удалось. В Мюнхене они продержались 6 дней. 14 апреля 1919 года — очередной переворот. На этот раз коммунистический, возглавляемый экспортированными с большевистской Совдепии товарищами Левине-Ниссеном, Левином и Аксельродом. Как интересно получается: в России революцию возглавил Ленин, а в Баварии — Левин. Красные относятся к фронтовикам вполне лояльно, им нужны опытные военные, тем более что большинство солдат настроены оппозиционно к социалистам. Гитлер даже надевает свои кресты, чего раньше он никогда не делал. Но чем он конкретно занимался в трехнедельный период советской власти мы не знаем и, вероятно, так и не узнаем. В «Моей Борьбе» по этому поводу есть всего несколько строчек, в них он сообщает что «пока не мог решиться примкнуть ни к одной из существующих партий», а также рассказывает о совсем странном эпизоде, когда его попытались арестовать трое агентов Центрального Совета. А ведь это важнейший момент, он потом во многом определит его политические ориентиры. С одной стороны, подозревать его в прямом сотрудничестве с красными нет особых оснований, с другой — он сам не пишет о каких-либо активных шагах против них со своей стороны. А ведь мог бы и написать, благо было о чём. О расстрелах заложников, о грабежах устраиваемых «красноармейцами», о мародерствах. Нарисовать, так сказать, звериное лицо коммунизма, ну и себя в процесс встроить. С нужной, разумеется, стороны. Но Гитлер этого не делает, хотя о последующих столкновениях с красными исписаны десятки страниц «Моей Борьбы». Похоже, он присматривался к ситуации. Действительно, что здесь такого? Не коммунисты подписывали капитуляцию. Зато они против буржуев, банков и монархии. И Гитлер против. Он надевает на рукав красную повязку, хотя это ему будет казаться «отвратительным». Потом он введет такие же. Только со свастикой. И флаг у него тоже будет красный.[346] И главные праздники почти как в Совдепии — 1 мая и 9 ноября. И всё-таки чувствуется что-то не то. Власть — не немецкая! Слишком много евреев. Слишком.[347] Она воспринимается как чуждая по форме и по содержанию. Она делается по лекалам Советской России, что ошибочно само по себе. Поэтому и продержится баварский коммунизм недолго — с 14 апреля по 1 мая 1919 года. Белогвардейцы — фон Эпп и фрайкоры — топят его в крови как раз в коммунистический «день солидарности трудящихся». Сотни людей, не имеющих никакого отношения к коммунистической диктатуре или имеющих опосредованное значение, попадают «под замес» и расстреливаются без суда. Это тоже оборотная сторона хаоса — возможность не соблюдать рутинное уголовно-процессуальное право и вершить дела по своему усмотрению. Гитлер под белый террор не попал. Как в свое время и лейтенант Бонапарт чуть было не попал под термидор. Вспоминается пословица: «лес рубят — щепки летят». Но Гитлера за что-то оценили. Очевидно, что не за конкретные действия которых не было, а скорее всего за какую-то информацию.
10.
То, что произошло в ближайшие месяцы иначе как Великим Преображением не назовешь. Да, Гитлер пришел с войны другим человеком. Он научился устанавливать правильные или «надежные» связи. Но мало ли людей изменила война? И ведь не только он имел два Железных креста. Тем более что шансов остаться в армии практически не было, армию ожидало резкое сокращение, а за шесть лет безупречной службы Гитлер так и не был произведен даже в унтер-офицеры. В характеристиках отмечали, что у него нет командирских качеств и вполне возможно что их не было. Тогда не было. Но пришло время и они резко появились. И вот тут начинаются чудеса. Гитлер попадает в поле зрения Баварской полиции как ценный информатор и человек по понятным причинам пользующийся доверием в кругах демобилизованных солдат. После подавления коммунистического переворота, носивший красную повязку, но «оставшийся нейтральным» Гитлер, вошел в состав следственно комиссии выявляющей коммунистических сторонников. Гитлер становится агентом военной контрразведки и подчиняется лично её руководителю — Карлу Майру. 12 сентября 1919 года его посылают на заседание маленькой секты именующей себя «Германской Рабочей Партией», его откровенно бесит «кружковщина самого ужасного вида», тем более что сама секта насчитывает всего 46 человек «из самых низов населения», в основом рабочих железнодорожного депо, где зарабатывает на хлеб её председатель — Антон Дрекслер. На счету партии аж 7 марок! Таких политических сект в послевоенной Германии были тысячи и эта была ничем не примечательная. Обычный синтез левых идей с умеренным национализмом, что типично для страны находящейся в кризисе, для страны только что проигравшей войну. Но даже такая маленькая секта — это какой-то элемент порядка. Фрактальный кластер. Гитлер не мог поднять движение «с нуля». Эти 46 человек были лучше чем ничего. А вот чтобы превратить «Германскую Рабочую Партию» в реальное всегерманское движение, нужно было постараться. И Гитлеру это удалось. Правда, здесь ему опять предстояло сделать решающий выбор. «Мне предстояло решить самый трудный вопрос моей жизни: вступать или не вступать в этот союз. /…/ В течении ближайших нескольких дней я не находил себе покоя /…/ Тут можно было еще дать движению правильное содержание и верные цели — о чем не могло быть и речи применительно к уже существующим старым большим партиям./…/ Какие собственно данные были у меня лично, чтобы взять на себя столь грандиозную задачу? /…/ Я был беден… я не имел никаких средств… я не имел никакого имени … я принадлежал к числу миллионов тех безымянных людей, чье рождение и смерть проходят незаметно даже для ближайшей среды. Прибавьте к этому еще те трудности, которые вытекали из недостатка школьного образования. После двух дней тяжких колебаний и размышлений я наконец пришел к твердому убеждению что надо решиться на этот шаг. Это было самое важное решение в моей жизни. Ни о каком отступлении назад не могло быть и речи». Вот так. И не надо говорить, что тогда было другое время. Каждое время особенное по-своему. Да, страна была «в катастрофе», да, это несколько повышало шансы на успех, но главным было совсем другое. Мы видим, что в приведенных строчках не просматривается никакой «самоуверенности» и «амбициозности». У амбициозных действие зачастую опережает умственный процесс, они как бы играют на удачу, надеясь что «фишка ляжет». Очевидно, что Гитлер оценивал свои изначальные шансы невысоко, но как человек хорошо видящий связи понимал, насколько может увеличить его силу организованная структура. Это в армии он был ефрейтором, «одним из восьми миллионов» имеющих только одно право — выполнять приказ. Здесь же ситуация могла кардинально поменяться — у Гитлера появилась возможность самому стать командиром. Пока — политическим и не в самой крупной организации.
И понеслось! Уже через несколько дней, он — лицо партии и её главный оратор. Вдруг оказывается, что он способен «зажигать» большую толпу, доводя её чуть ли не до экстаза. Оказывается, что он двумя-тремя словами может заставить с позором покинуть митинг какого-нибудь «интеллектуала» или истерическую бабу, лезущую в мужские дела. Он, говорящий на второсортном и деревенском нижнебаварском диалекте. Оказывается, что он — опытный администратор и менеджер. Политик и дипломат. Ему дают деньги. Немцы и американцы. Русские иммигранты и евреи. Он ведет себя как пророк. Пока что как пророк «немецкого отечества». Ему не нужны какие-то специальные знания. Толпа дает ему дополнительную энергию, а виденье слабостей позволяет наносить самые эффективные удары. Через месяц он фактически оттесняет Дрекслера и становится лидером Баварского
