критиковали разного рода «разрядки» и были оплотом антикоммунизма в американском обществе. Изначальной их целью было уничтожение Советского Союза, так троцкисты брали реванш у сталинистов, но после того как эта задача была выполнена, а мир ну ни на сколько не стал лучше и «безопаснее», идея трансформировалась вполне предсказуемым образом: теперь уже весь мир представлялся избранному американскому народу-богоносцу как стадо заблудших агнцев нуждающихся в исправлении. Кстати, неоконсерваторы уверены, что их действия одобрены «самим Господом», впрочем, они здесь не первые и, наверное, даже не сто первые, вспомним хотя бы немцев с их «Gott mit uns» выгравированном на бляхах армейских ремней.
Очевидно, что «исправить» мир только с помощью оружия было совершенно нереально, особенно когда у главного конкурента — СССР — было несколько десятков тысяч ядерных зарядов. Но идеология «неоконов» во многом была родственна идеологии первых строителей коммунизма, тех, которых потом Сталин перестрелял, а она отнюдь не подразумевала однозначно силовое установление «прогрессивных режимов». Марксизм как раз делал ставку на подрыв устоев систем (разрыв связей), с помощью пропаганды и идеологии, т. е. с помощью разупорядочивающей информации. По мере усложнения общества, с ростом доминирования связей над звеньями информация становилась мощным инструментом преобразования действительности. Принцип использования информации заключается в том, что опираясь на неё, человек создает определенные условия, при которых ситуация оборачивается нужным для него образом. В этом принципе заключена сама природа управления как средства для превращения возможного в реальное. ХХ век показал нам, как впервые в истории человечества одна сверхдержава уничтожила другую чисто информационным путем.
6.
Гитлер в своем политическом завещании предрекал послевоенное советско-американское соперничество в глобальных масштабах. Но мог ли он предполагать, как именно будет побежден и разрушен Советский Союз? Не думаю. Он говорил о неком агрессивном варианте «панславизма» и вообще ничего не говорил о том, что будет в случае тотальной победы Штатов, точнее, чувствуется, что он в эту окончательную победу не верил. Из его текста следовало, что американцы должны «сбросить иго нью-йоркского еврейства» — такие советы, скорее всего, следствие влияния на Гитлера американского автопромышленника Генри Форда. Как бы то ни было, третий Рейх был побежден чисто военным путем, информационным победить было невозможно, образы создаваемые геббельсовской пропагандой были ничуть не слабее тех, что делали американцы, а идеи Третьего Рейха полностью соответствовали немецкой ментальности.
А вот с Советским Союзом было не так. Вы, кстати, никогда не задумывались, почему СССР, с таким неимоверным трудом выстоявший в противостоянии с Германией, через какие-то тридцать лет оказался полным идеологическим банкротом, а через сорок пять — развалился без единого выстрела? Говорят, что он не выдержал экономической гонки, но это утверждение лишено всякого смыла — из-за экономики не развалилось ни одно государство в мире, ни маленькое, ни самое великое. Да, советская экономика была неэффективная. А что, экономика Никарагуа или Танзании эффективна? Но кто скажет, что этим странам угрожает развал? Экономика может быть фактором сопутствующим развалу, но она никогда не играет в нем главную роль. Из-за «экономики» могут происходить социальные взрывы, не более. Рим ведь тоже не из-за «экономики» развалился! Рим развалился из-за того, что не мог поддерживать систему им самим же созданную. Мы говорили о России, об СССР, о том как политически окрепшие национальные кланы разорвали эти империи, но и в этом процессе экономика не играла никакой роли, вспомним, что самыми сепаратистскими регионами были Прибалтика и Кавказ, т. е. те, где уровень жизни был наиболее высоким.[486]
Почему же СССР в открытом информационном противостоянии всегда вдребезги проигрывал американцам? Почему его пропаганда не имела вообще никаких шансов на успех? Нет, хорошо было Сталину до войны. Общество было абсолютно информационно-закрытое и о жизни на Западе имела представление мизерная часть верхнего слоя, причем вся она была сосредоточена в Москве и легко контролировалось. Гитлер ведь не просто напал, он еще и открыл, «взорвал» советскую систему. Для начала, советский человек увидел, что у немцев не растут рога, как это было показано в фильме «Если завтра война», что у них, оказывается, есть танки и самолеты, причем совсем даже неплохие и что именно немецкая, а не советская армия, лучшая в мире. А сила советской армии была одним из идеологических столпов сталинской пропаганды. Это конечно был удар, но его можно было пережить, в идеологическом плане он был не столь опасен, ведь эта лучшая в мире армия пришла убивать и против неё рано или поздно пришлось сражаться. И пусть национал-социализм в тысячу, в миллион раз лучше сталинского коммунизма, но какой лично вам от этого прок, если ваше существование в нем не планируется или планируется в виде рабов без всяких прав? Или в виде удобрений на полях? Мы указывали на эту ошибку Гитлера и на то, как грамотно её использовал Сталин.
А вот происшедшее дальше, представляло реальную опасность, которая и дала свои обильные плоды, фатальные для коммунистической идеологии. Советский солдат пришел в Европу, пусть и разрушенную войной, и увидел, что уровень жизни там качественно выше, нежели в СССР, что эти уровни вообще несопоставимы. Так был нанесен второй удар по советской идеологической машине, ведь официально, уровень благосостояния в «стране победившего социализма» значительно опережал все остальные страны мира. Это очевидное несоответствие пропагандистских установок и реального положения дел видело и Политбюро, и Сталин, но что они могли реально предпринять? Сделать уровень жизни равным европейскому было невозможно в обозримой перспективе, как и невозможно было обеспечить полную информационную изоляцию 6 миллионов человек побывавших в Европе. Начали искать несимметричные информационные шаги и вот мы уже видим усиленное продвигание тезиса о главенстве русского народа, начало борьбы с космополитизмом и низкопоклонством перед западом и т. п. Имели ли они успех? Наверное, хотя вряд ли были значительными.
Но в войну действовал не только немецкий фактор. Действовал и другой, гораздо более важный — американский. Я как раз и вырос среди поколения людей, чье взросление пришлось на период окончания войны и массовый завоз американских ленд-лизовских товаров. Сколько я от них слышал рассказов о «чудесном американском беконе», о сале, уже нарезанном тончайшими пластинками «таявшими во рту», об американском шоколаде, об яичном порошке, т. е. об «энергии». Говорили об американском мыле и об американском кофе. Ну а когда дело доходило до «информации», до т. н. «трофейных фильмов» тут уж взрослых было просто не остановить! С каким упоением они рассказывали про ковбоев, стреляющих «с бедра», про ганстеров, про «мальчика-тарзана». С каким неописуемым восторгом пятидесятилетние женщины говорили о загорелых красавцах с волевыми лицами в ковбойских шляпах, рассекающих прерии на буйных мустангах! Рассказывали про американский джаз, про американские вещи, в сравнении с которыми советские «шмотки» выглядели балахонами дикарей только что вышедших из болот. Причем рассказывать они могли бесконечно долго. Было очевидно, что американский продукт был самым большим и приятным (что очень важно!) впечатлением их детства. А детские впечатления — самые сильные. Никакая советская пропаганда не могла их замазать. Точно так же, как не могла замазать светлый образ немца советская пропаганда, пока народ с этим самыми немцами не столкнулся «в живую». Я, например, знавал одного деда-механика, он обслуживал в войну самолеты, включая и американские «Аэрокобры», читавшего чуть ли не по слогам, но четко знавшего три «американские» буквы — USA. Он их очень быстро находил на всех лейблах где они были. Он знал: USA — это Америка, а все что сделано в Америке — лучшее в мире. Я вырастал примерно с тем же убеждением, американское — лучшее в мире, причем всё, ибо такая страна просто не может быть второй! Только первой! И если о немцах они говорили просто с уважением, но с таким уважением c каким говорят про врага, то про всё американское — с какой-то особой теплотой и любовью. Америка в их сознании осталась далекой страной, которую им когда-то давно показали, а всё увиденное было настолько мощным по информационному эффекту, что не могло быть забыто. Даже сорок лет послевоенной антиамериканской истерии, во многом правильной по подаваемым фактам, ничего не могли изменить. Для меня «тригамматон» USA тоже был чем-то вроде волшебного клейма. Я тогда ничего не знал ни о роли информации вообще, ни про информационные войны в частности, я вообще только читать недавно научился, но ничего советского из того что мне попадалось на глаза, не выдерживало сравнения ни с каким американским аналогом. При этом у меня хватало мозгов понять, что Америка не может быть лучшей «просто так», что это чем-то должно быть обусловлено. А потом, в школе, меня научили, что всё идет от общественного устройства, т. е. что Советский Союз лучший в мире потому, что у нас коммунистическая идеология, а Америка плохая потому, что там капитализм. Уже тогда я задал себе вопрос «а на кой хрен идеология, если руками ничего нормально сделать не могут?». Потом вопрос приобрел уже явно диссидентский окрас: «а может из-за идеологии и не могут ничего нормально делать?» Вот почему мне смешны люди, особенно с научными степенями, заявляющие, что они разочаровались в коммунистической идеологии «еще в 30 лет» или «учась в институте». Неужели это было так сложно, что потребовалось дожить аж до института или до 30 лет? Ведь всё на поверхности валялось. Тем более во время Брежнева.
Это выпячивание идеологии было огромной ошибкой советской пропаганды: получалось, что мы как бы живем для идеологии, для какой-то недостижимой цели, а американцы живут для того чтобы ездить на машинах, развлекаться в Диснейленде и набивать продуктовые корзины в супермаркетах. И еще они живут для приключений! И обратите внимание, кто стал ударным отрядом перестройки. Люди 1928-33 годов рождения, т. е. те, чей пубертатный период как раз и пришелся на ленд-лиз и американские фильмы. Они в самый свой важный возраст увидели бездонное различие двух систем, причем сравнение, как вы понимаете, было совсем не в пользу сталинской. Это «воспоминание» осталось у них на всю жизнь, они могли говорить всё что угодно, но полноценными «строителями коммунизма» не могли являться в принципе. Они были потеряны, они не верили полностью, а верить можно только полностью, но не на половину или четверть. Вера в светлое будущее была главным императивом советского человека. Когда эта вера исчезла (приблизительно во времена Хрущева) коммунистический «проект» можно было смело прикрывать. Это понял и сам Хрущев съездив в Америку. Над ним смеются что он засеял страну кукурузой и, наверное, имеют право. Но надо понять
