в далекую Палестину, пропаганда нужна была чтобы набрасываться на «еретиков», вроде альбигойцев и гуситов, пропагандой народ принуждали покупать индульгенции, причем с каждым годом всё больше и больше, вынуждали жертвовать последние деньги на «святой престол». Уже к XIV–XV веку Ватикан располагал отлично отлаженной пропагандистской машиной. Его погубила собственная алчность и деградация пастырей, ведь что по большому счету сделал Лютер? Всего-то опубликовал 95 тезисов против индульгенций. И как все закрутилось! Но не думайте что это как-то отрицательно сказалось на умении католиков вести информационное воздействие, наоборот, теперь ситуация стала куда более жесткой, требовалось информационно противостоять протестантам, а они ведь тоже не с неба упали! Контрреформация — это окончательная шлифовка католических информационных технологий. Протестанты — это бывшие католики и все католические приемы они усвоили в полном объеме, а когда их промышленность и технология резко рванула вверх, то задача резко упростилась, теперь их преимущества были видны даже без всякой особо изощренной пропаганды, хотя и про неё не забывали. В ХХ веке мы получили три такие страны: национал-социалистическую Германию, Англию и Соединенные Штаты. Штаты, далеко опередили остальных еще и потому, что совершенный католическо-протестантский аппарат пропаганды соединился с еврейским. Смесь получилось гремучая и безумно эффективная. Но и про католический опыт американцы не забыли. Посмотрим на главных героев американской информационной войны против коммунизма в 60–70 годы. Директор ЦРУ Кейси — католик. Его заместитель Вернон Уолтерс — тоже католик. Збигнев Бжезинский — католик, помощник Рейгана по национальной безопасности Уильям Кларк — католик. Ричард Аллен, Александр Хейг, Уильям Уилсон, — все католики. Ну и вспомним совет данный Кейси и Уолтерсу представителем папы в Вашингтоне кардиналом Пио Лаги во время обсуждения стратегии разупорядочивания социалистического лагеря: «Слушайте святого отца. В этом деле мы имеем двухтысячелетний опыт».
В Германии был свой подобный опыт в лице католика Адольфа Гитлера и гениального протестантского межвидового малютки Геббельса, обожавшего в своих ранних речах вставлять словечки из языка идиш. Т. е. по сути, то же самое что и в Америке, только более узко-ориентированное. Германия была разгромлена военным, т. е. «энергетическим» путем, информационным бы это не получилось, на каждую американскую «информацию» у немцев была своя. А вот с СССР получилось! Почему? Да потому что его информационная слабость тоже имеет свою историю.
8.
Мы говорили, что современная американская идеология — это смесь протестантских и иудейских доктрин. А советская — смесь православных и иудейских. Вся штука в том, что православие развивалось совсем не так как католицизм и протестантизм. Православие почти всегда было закрытой системой. Ни монголо-татары, ни османы не него никак не покушались. Были определенные попытки со стороны католичества в эпоху противостояния с Польшей, часть православных удалось сманить, другой части удалось навязать униатство, т. е. работа велась, и велась небезуспешно. Но всё же основной ареал русского православия находился в отдалении от оплотов католицизма и его воздействие практически не ощущалось. Вот почему когда уже был жив Лютер, а Колумб прикидывал в уме план плаванья в Индию, когда информационное давление католичества пронизывало все сферы жизни Европы, Иван III спокойно строил храмы и объявлял Москву «Третьим Римом», особо ни за что не беспокоясь. С таким же успехом он мог переименовать Московию в Новый Израиль, никто бы ничего не сказал. В закрытой системе это было легко. Так она и существовала до момента, когда Петр I её открыл. Это имело разные последствия, но вспомним, что подавляющее большинство исследователей считает, что интеллигенция, как массовое явление, появилась именно при Петре. Сами интеллигенты этого не отрицают. Но что такое интеллигент с «информационной» точки зрения? Это индивид способный учиться, но не способный понимать. А понимать он не способен потому, что сам интеллектуально слаб. И если народ ответил на петровские реформы пугачевским бунтом, а затем и революциями 1905-07 и 1917 годов, то интеллигенция эти революции полностью «информационно обеспечила». Именно интеллигенты становились сначала нигилистами, а после — марксистами и анархистами. Осуждать интеллигентов бессмысленно, они — продукт противостояния слабой системы, они — неудачные дети информационной войны, они могут знать очень многое, но они не понимают ничего. Они ненавидят любые вертикальные связи и принципиально не способны понять сущности государства. Вот почему дореволюционная интеллигенция была полностью сметена революционным потоком, что абсолютно закономерно. Показательно, что они обожают евреев, как воплощение горизонтальных связей, причем для настоящего интеллигента, еврей — действительный представитель Бога на земле. Настоящий интеллигент может говорить что угодно про любую национальность, но «еврей» — это табу. Вспоминается главный советский интеллигент — академик Сахаров, который не только никогда не произносил этого слова, но очень раздражался когда его произносят другие, пусть и в самом благожелательном контексте.
Поэтому наезды на Русскую Православную церковь как на структуру сросшуюся с властями и спецслужбами, в общем-то обоснованы, но давайте понимать зачем такие симбиозы существуют.[493] Ведь просто так ничего не бывает. Государство всё время нуждалось в церкви как в средстве воздействия на массы. И при князьях, и при царях, и при коммунистах, и при президентах. Иногда больше, иногда меньше, но нуждалось всегда. Заинтересованные во взаимном существовании, государство и церковь поддерживали друг друга, но церковь здесь всегда была ведомой структурой. Это вам не Польша, где даже во времена Брежнева строилось католических храмов больше чем во всей остальной Европе вместе взятой, а члены ЦК исправно посещали мессы. Мы, анализируя российскую систему, обошли церковный вопрос стороной, это было сделано сознательно, дабы показать, что слабость системы можно объяснить и без ссылок на православие. Но при рассмотрении вопроса информационного противостояния с другими системами, его концептуальную слабость показать совершенно необходимо. Большевики, когда захотели, совершенно спокойно его «вынесли», причём без всяких последствий. И если бы не Гитлер, возможно про него сейчас только в книгах можно было бы прочесть. Но коммунисты, дав во время войны церкви право на существование, поставили её (церковь) под полный контроль, что несмотря на множество отрицательных моментов, всё же оберегало её от атаки других религиозных концепций, находившихся вне закона. Когда Горбачев и Ельцин временно оставили церковь без государственной опеки, при этом открыв доступ на постсоветское пространство для других церквей, получилось то, что и должно было получиться: православие начало сдавать позицию за позицией, ибо информационно противостоять не могло. Протестантская пропаганда была не просто классом выше, она была на несколько классов выше. И если бы православие оказалось реально независимой от государства системой, его бы давно уже информационно разупорядочили. Поэтому в 1994-97 гг. государство сильно сильно помогло церкви, разрешив помимо всего прочего, торговать водкой и сигаретами без пошлин, строить и восстанавливать храмы в престижных районах, а теперь обсуждает с ней вопрос о введении обязательных уроков православия в школе. Так удачный симбиоз повышает устойчивость и продлевает жизнь обоим системам — церкви и государству. Обольщаться, впрочем, не стоит, шансы православной церкви в любом случае можно рассматривать как невысокие.
9.
До сих пор мы имели многополярный мир или, в оптимальном случае, двухполярный, несмотря на то, что часто возникала сила претендовавшая на абсолютное доминирование, пусть и ограниченное рамками Европы. Т. е. явно наличествовала тенденция к образованию некоего «супергосударства». С другой стороны «супергосударство» никогда не возникало и есть очень серьезные основания полагать, что оно в принципе нереализуемо, во всяком случае, на сколь либо длительный срок. Ни одна страна никогда не имела какого-то абсолютного приоритета и полного доминирования. В ХХ веке этот процесс достиг своего пика, выразившись в противостоянии СССР и США, стран располагающих арсеналами способными уничтожить всё. Сейчас в эпоху американского террора над подавленным миром, многие чуть ли не молятся на тот двухполярный мир, на СССР, как оплот антиглобализма, а его конец воспринимают как «изгнание из рая». Но давайте вспомним, что и тогда войны были довольно частым явлением, другое дело, что в любой из них США были на одной стороне, а СССР всегда автоматически оказывался на другой, притом, что напрямую эти страны воевать не решались. Идеологические приоритеты здесь не имели никакого значения. СССР, например, оказывал информационную помощь аргентинской хунте воевавшей с англичанами, а отношения с такими вполне капиталистическими странами как Финляндия, Италия или Западная Германия были куда более ровными, нежели с социалистической Польшей или Югославией, не говоря уж про Албанию с которой вообще не было никаких отношений. Биполярный мир считался компромиссом, но, как показали последующие события, компромисса на самом деле не было, потому что не могло быть. Отказавшись после смерти Сталина от доктрины всемирного господства, выдвинув тезис «о мирном существовании двух систем», СССР по сути расписался в капитуляции, а будущая гонка ядерных вооружений была всего лишь попыткой противостоять Штатам, достичь паритета со страной контролировавшей с помощью своего флота и военных баз почти 80 % земной поверхности. А Штаты еще со времен Вильсона, отрабатывали планы достижения доминирования над миром, причем изначально ставка делалась исключительно на военную силу.[494] Современные (да и советские) любители Америки как-то упускают из вида, что Штаты уже при Эйзенхауэре готовились нанести массированный ядерный удар по СССР, результатом которого должно было стать уничтожение в первые часы агрессии 60–70 миллионов человек, «рядовых советских граждан». Ну и основной удар приходился, понятное дело, на ареал расселения арийцев. И это в момент, когда СССР проигрывал американцам по соотношению ядерных зарядов в пропорции один к двадцати. Советскому человеку это знать не полагалось. Его кормили фильмами об «ужасных немецких фашистах» и сказками об «израильских агрессорах убивающих палестинских детей», «хунвейбинах уничтожающих памятники культуры», и прочей белиберде, надеясь вызвать сострадание или вообще непонятно что. Когда СССР вдребезги проиграл вторую промышленную революцию 60-ых годов, после чего один японский инженер и бизнесмен заявил: «вы отстали не на 30 лет, вы отстали навсегда», стало ясно, что СССР можно победить информационно-кибернетическими приемами, т. е. методами, которые его партийная верхушка объявила «чуждыми марксистской науке». Ирония заключалась в том, что марксизм, в отличие от кибернетики и теории информации, наукой никогда не являлся. Даже если допустить что Маркс был во всем прав, это в любом случае не наука, а социальная дисциплина, что-то вроде юриспруденции или политологии. Стоит ли удивляться, что наука победила не-науку? Удивительно было бы обратное. Впрочем, была одна война, первая и последняя, в которой СССР и США изначально были на одной стороне «линии фронта». Речь, конечно же, идет о войне США против Ирака. Горбачев свои войска туда не послал (Афганистан был еще в памяти), но сам факт говорил о многом, особенно тем,
