на прокорме интеллигенция. Вспомним, что и буржуазия, и особенно интеллигенция, — продукт христианского периода жизни арийской расы. Но, если буржуазия возникла когда раса была еще достаточно сильной, то интеллигенция — продукт её упадка. Но раса была сильной, когда христианское в максимальной степени оттеснялось арийским. Например, когда Колумб отплыл в Индию, надеясь достичь ее западным путем, это был, безусловно, арийский поступок, пусть Колумб и был набожным католиком. Христианского в этом предприятии не было ничего, поэтому церковь совершенно справедливо ему противилась. Тем не менее, открытие шло под знаком креста. Так арийское совмещалось с христианским. Когда конкистадоры начали геноцид индейцев, в этом тоже не было ничего христианского, хоть и делалось именем Христа. В этом было арийское. А что сейчас? Вы думаете, что если какой-нибудь либерал или профессор, бывший в молодости хиппи и наркоманом, начиная верещать о «спасении голодающего населения Эфиопии» или «необходимости поставки средств для быстрой диагностики ВИЧ-инфекции в Мозамбик», делает это потому, что ему жаль африканских негров? Ничего подобного![497]
Как мы уже говорили, такой продукт западного общества легко поступится всем ради сохранения своего статуса, какие уж тут негры? Он и детей своих лично сделает наркоманами или извращенцами если этого будут требовать «цивилизованные нормы». И будьте уверены, что ни цента из личных сбережений он на голодающих чунгачанг не потратит. Он может только призывать. Но делает он это потому, что понимает: бросать негров на произвол судьбы — нельзя, ибо полная деградация его как индивида, тотальное его ослабление, привела к исчезновению арийского начала. Осталось только христианство, пусть и не совсем в том виде в каком проповедовал Христос. А если ариец перестает мыслить по-арийски, он превращается в юродивого. У людей с низким уровнем развития мыслительного аппарата это не так заметно (или вообще не заметно), но образованный человек в таком раскладе выглядит довольно мерзко. Вот почему именно интеллигенты, а не цветные или алкоголики с наркоманами, вызывают максимальную ненависть здорового бессознательного индивида, ибо они воспринимаются не как обычная мерзость, а как извращение. Чем-то они сродни гомосекам, может быть и будучи далекими от гомосексуализма вообще. Те — извращенцы сексуальные, эти — умственные. Плотность населения способствует дальнейшей деградации их мышления, ибо повышает избыточность и вынуждает непрерывно приспосабливаться в постоянно меняющихся условиях. Попробуйте найти интеллигента-пацифиста-общечеловека в деревне состоящей из 50-100 домов или среди людей прошедших Афганистан или Чечню? Сложно? А почему? Да потому что такая форма мышления в данных средах существовать не может. Поэтому становится очевидным необходимость широкомасштабной коррекции мышления больших статистических групп путем изменения «реалий бытия».
Теперь посмотрим как работает механизм понижения личной свободы начиная с отдельного индивида. И. Пригожин в той же статье рассказывает об интересном наблюдении: «Несколько лет тому назад меня заинтересовала теория транспортных потоков. Я установил, что в условиях относительно свободного трафика каждый водитель ведет себя более или менее свободно. Такой режим движения я назвал индивидуальным. По мере нарастания плотности трафика вступают в силу законы «коллективного режима» движения, в котором каждый подталкивает другого и испытывает аналогичное воздействие со стороны — водители становятся более связанными друг с другом, транспортный поток начинает подчиняться законам «большого муравейника».
И действительно, зачем нужны какие-то сложные правила движения, если вы один на дороге и есть достоверная информация что дорога на сотни километров свободна? Или вообще представим, что вы единственный в мире обладатель автомобиля. Все остальные ходят пешком. Даже лошадей нет. Зачем, например, вам правила обгона, если некого обгонять? Или относительно чего вы будете держать дистанцию? Единственное что может потребоваться — правила обеспечивающие вашу безопасность (хотя в данном случае это личное дело) и безопасность пешеходов. По мере возрастания числа машин возникает необходимость регулирования движения, мы поступаемся частью свободы, чтоб дать возможность относительно стабильно и безопасно (для нас же) функционировать системе движения. При дальнейшем возрастании числа машин возникают проблемы оказывающиеся практически неразрешимыми: автомобильные пробки, места под парковку (а их на каждую машину нужно как минимум два — место возле дома и место возле работы), создание сложных дорожных развязок, загрязнение выхлопными газами среды обитания. Отсюда и ужесточение правил вождения и эксплуатации автомобиля — высокие штрафы за малейшие нарушения, почасовая оплата стоянок, контроль химии выхлопных газов и т. д. А ведь очевидно, что когда в Лондоне или Париже было 5-10 машин, они могли останавливаться где угодно, химия выхлопов никого не интересовала, а знаки ограничения скорости отсутствовали как таковые.
То же самое и с законами регулирующими отношения между людьми. Сейчас сложно представить, что любой приличный римский юрист знал абсолютно все законы по которым функционировали Республика и Империя. Просто этих законов было мало. Сейчас полный свод законов развитого государства — это десятки толстенных томов, а каждый из юристов, пусть и очень квалифицированных, способен знать только часть из них, точнее — малую часть. Вот почему создать некий идеальный кодекс законов, где не было бы избыточности, а статьи не противоречили бы друг другу, крайне сложно, а в современных условиях — невозможно. Слишком быстро меняются условия. Вот почему любого человека можно осудить по закону, а любого преступника оправдать. Тоже по закону. Примеров — полно. Нужен ли юридически закон вообще? Конечно нужен, даже такой ублюдочный как сейчас, ибо он работает на поддержание устойчивости системы вообще. Но мы не должны здесь попадать в ложную схему. Устойчивость — это не догма и уж тем более не догма закон. Все скачки арийской расы начинались с предварительной потери устойчивости, что на первом этапе означало ослабление связей, а то что в нашу эпоху непрерывных удовольствий продление состояния всеобщего насыщения и эйфории стало сознательной или бессознательной целью номер один, нас совершенно не должно волновать, ибо мы видим куда эта «устойчивость» ведёт. То что она поставлена в рамки закона — тоже никакого значения не имеет. Никаких фундаментальных юридических законов выполняющихся вне зависимости от нашей воли нет и быть не может, следовательно, их можно менять в зависимости от текущих целей. У нас есть цель — рост и доминирование нашей расы. Все остальное — следствия, а закон — функция обеспечения данной цели. Здесь мы опять сталкиваемся с рефлексами третьего поколения стремящегося максимально продлить время своей «обеспеченной старости», отсюда и его обожествление закона и боязнь перемен. Такой статус-кво охраняется и поддерживается законодательством, ставшим сейчас чем-то вроде тоталитарной секты, куда всех стремятся насильственно затянуть. Буквально каждый день мы слышим о приоритете закона перед всеми остальными формами регулирования человеческих взаимоотношений. «Все должно делаться по закону!», «Закон превыше всего!», «Полное соблюдение буквы закона!», «Только суд имеет право выносить какое либо решение», ну и так далее. Неудивительно, что юристы и адвокаты, которых в нормальном обществе должны быть единицы, а в идеальном вообще не должно быть, сейчас превратились едва ли не в самую массовую и одну из наиболее высокооплачиваемых профессий. В США именно так. Вот почему-то качество расы от тотального соблюдения закона и массового обращения к юристам, адвокатам и судьям никак не повысилось. И не повысится. Ведь последним и реальным аргументом в споре всегда останется удар или выстрел, бомба террориста или, в пределе, полномасштабные боевые действия. Какие уж тут юристы? Для этого, впрочем, нужны другие люди и другое мышление. И если нам возразят, что «последних нормальных перевешали в Нюрнберге», мы ответим, что изучение биографий большинства персон олицетворивших собой передний фронт борьбы арийской расы за свои естественные права, показывает, что их ранние годы никак не говорили о столь насыщенном и незабываемом будущем. И писанный закон они, в массе своей, не соблюдали. Мы даже не будем говорить про древние времена. Возьмем последние лет двести. Джордж Вашингтон, чей портрет мы видим на однодолларовой купюре, начал свое восхождение в отцы американской нации с того, что изменил присяге, поднял мятеж против королевской армии в которой сам же и служил, руководил военными действиями в результате чего погибло множество английских солдат. По всем параметрам он — государственный преступник высшего разряда. Попадись он англичанам, они бы его незамедлительно повесили. Но он не попался. Более того, его армия победила. Сейчас в честь него названа столица самой мощной страны мира. И кого волнует, что он так серьезно нарушил закон? За два года до объявления Вашингтоном Декларации о Независимости североамериканских штатов, в России вёл борьбу за власть казак Емельян Пугачев. Вел, надо сказать, вполне разумно, но не достаточно эффективно. Это тоже было незаконно. Но захватил бы он власть, а затем создал бы на территории Империи реальные институты военной демократии существующие у казаков, кто бы рискнул сказать что он был не прав? Дворяне? Но их бы вырезали всех до одного как избыточно-паразитический элемент. Интеллигенция тогда только формировалась, остальные ничего против не имели. Но у Пугачева не получилось. Жаль. Прошло примерно лет двадцать, и во Франции власть не совсем законным путем прибрал к рукам Наполеон. Но кто его за это осудит? Да, он действовал не по закону, но он действовал в интересах расы, в интересах Европы, преодолев в себе жалкий комплекс корсиканского, а потом и французского националиста. Так, проследив путь любого выдающегося арийца поднявшего (или пытавшегося поднять) статус расы на уровне государства, вы убедитесь, что они очень редко действовали по какому-то закону. Еще раз напомним, что закон — это фактор устойчивости, закон пишут те, кто наверху, для тех кто внизу. Закон пишут сильные для слабых и если слабые хотят стать сильными им нужно забыть про закон, но постоянно помнить про цель. Относительно перспектив полной потери свободы современным «постиндустриальным» индивидом, Пригожин в той же статье пишет: «Конечно, потеря свободы человечеством кажется нам не лучшим выходом из новой бифуркации, правда, и мир, в котором «все решает случай», вряд ли кого устроит. Где лежит компромисс, возможна ли иная траектория? Точного ответа дать не может никто, но, глядя на сегодняшнее человечество с позиций теории неравновесных процессов, вот что можно сказать наверняка: глобализация и сетевая революция ведут не только к большей связанности людей друг с другом, но и к повышению роли отдельного индивида в историческом процессе. Точно так же, как в точке бифуркации поведение одной частицы может сильно изменить конфигурацию системы на макроскопическом уровне, творческая личность, а не безликие восставшие массы будет все сильнее влиять на исторические события на новом этапе эволюции общества.
11.
Гегель успешно обосновал создание Пруссии, Второго Рейха, монархического государства с жесткими вертикальными связями и высочайшим уровнем системности. Второй
