(именно так!) деньги, они пустят, во всяком случае, не на ту гадость, на которую спускал их хозяин банка. Кто теперь рискнет назвать их преступниками? Только сумасшедший законовед, или, перефразируя Канта, «придурок в себе», не имеющий ничего с базовыми задачами своей расы. Моралистам, а их в эпоху слабых также развелось очень много, мы поставим вопрос по-другому: с позиции какой морали они преступники? Человеческая ли это мораль? Ответ слишком очевидный чтоб его давать.
Теперь рассмотрим эту же модель при других начальных условиях. Пусть теперь хозяин банка представляет элитный расово-интеллектуальный тип, когда-то заработавший свои деньги путем рэкета высокоэнтропийных избыточных категорий населения (например занимаясь «ремонтом» т. е. отъемом денег у богатеньких гомосеков), в то время как грабители как раз и относились к этой категории (допустим, это два межрасовых наркомана). Само собой, вне зависимости от исхода их операции, они — преступники. Даже если она сорвется на этапе подготовки. Т. е. при приложении к конкретным условиям, любой поступок становится либо моральным, либо аморальным, но системная арийская мораль всегда учитывает не только «связь» (т. е. действие, характеризующееся в современных законодательствах как преступление), но и характеристики исходных элементов (т. е. «преступника» и «потерпевшего»). Как мы видим, оба понятия относительны, в зависимости от качества субъектов. Можно сделать то, что современный закон квалифицирует как преступление и быть «в морали», можно жить в строгом соответствии с этим «законом» и являть совершенную аморальность.
Впервые с таким кажущимся парадоксом я столкнулся в раннем детстве, в середине 70-ых годов, когда весь Советский Союз облетела история о том, как две девушки полезли в сад за вишнями к некоему хозяину, а тот, недолго думая, застрелил их из охотничьей двустволки. Обеих. Наповал. Напрочь. Само собой в «совке» эту историю могли бы замолчать, но тут информации дали ход, сделав акцент на «деградации человека доведенного до безумия частнособственническими инстинктами». Все могло быть нормально и эта история была бы воспринята в планировавшимся коммунистическими маразматиками смысле, но меня неприятно шокировала реакция определенной части индивидов: больше всех осуждали «хозяина» те, кто удавился бы за копейку, те, кто никогда и никому не подал бы куска хлеба, даже если хлеба у них были бы целые закрома. Странно, да? Тогда мне тоже казалось странным, пока я не понял что подобная категория законченных жмотов чувствует себя комфортно выставляясь доброй за чужой счет. Ведь особенность поведения «хозяина» заключалась в том, что он не побоялся стрелять, но я уверен, что его примеру хотели бы последовать очень и очень многие; у кого воровали урожаи поймут о чем я говорю. Сейчас, наверное, больше бы концентрировали внимание на «защите частной собственности» и тому подобной галиматье. Но рассматривать нужно не только действие (стрельбу), но и характеристики всех участников действа. Я не знаю сколько дали тому деду, наверное, получил по максимуму (т. е. расстрел), но вот хорошо это или плохо, ответить трудно, точнее — невозможно. У нас нет следственных материалов. Ведь может быть дед был ветераном спецназа ГРУ и выполнял в эпоху «советского глобализма» (по Бжезинскому) деликатные задания по ликвидации врагов продавшихся прогнившим буржуазным режимам, а ныне — превратил свои десять соток не только в сад выполняющий роль прикрытия, но и в центр подготовки троих внуков-скинхэдов, а девки — обычными шлюхами, возвращающимися из общежития иностранных студентов после сеанса групповой релаксации негров или арабов. Типа витаминов захотелось пожрать, дабы компенсировать потерю калорий. Виновен ли дед-хозяин? Кто скажет что он виновен? А могло быть и по другому: девушки возвращались с концерта ультраправой группы разогнанного карательными органами, их парней —наци-скинов — «покрутили» менты и запёрли в «обезьянник». Дед-хозяин, с дерева которого они захотели сорвать пару вишен, оказался старым провокатором НКВД, участником ряда массовых зверских убийств и командиром заградотрядов. Кто тут прав, а кто виноват, а? Мы привели два «крайних» случая, но по большому счету, всё могло оказаться куда проще: дед-хозяин и девки имели одинаковое качество, поэтому это было просто убийство, именно такое, каким его и рассматривал советский суд, исходивший из того, что «все равны перед законом».
5.
Рассмотрев случаи концентрации силы в единицу времени и относительность морали в зависимости от интеллектуально-биологического качества субъекта, перенесемся в область предельных сил: рассмотрим случай Бога. Его сила абсолютна, но не бесконечна. Это — не одно и то же. Для реализации абсолютной силы требуется пусть очень большая, но все же конечная энергия. Для реализации бесконечной силы требуется бесконечная энергия потраченная за конечный промежуток времени, чего быть не может. Следовательно, время его отклика на событие — не ноль, но оно может быть предельно малым по сравнению со временем затрачиваемым человеком на реализацию пусть даже самых примитивных желаний. Поэтому становится смешно, когда говорят «Бог стерпит». Терпят люди, и то только тогда, когда у них не хватает силы могущей быть потраченной в нужный момент времени на «отклик», или есть сила, но не хватает смелости ею воспользоваться. Смелые будут ждать ровно столько, сколько нужно для наиболее рациональной реализации своей силы. Поэтому самое жалкое состояние человека — бессилие. Бог не терпит. Сила может не действовать только тогда, когда она уравновешена другой силой. А что она должна быть уравновешена, установил еще Ньютон. Сила не может быть «сама по себе», или как мы говорили, она не может воздействовать на «пустоту». Такой контрсилой в «божественных раскладах» является сатана. Эти две силы отнюдь не статичны, это ясно видно из того, что наш мир неравновесный. С одной стороны, неживая его часть движется в направлении роста энтропии, с другой, сама жизнь противодействует ее росту, а сам факт ее возникновения оказавшийся с позиции теории самоорганизующихся систем — всего лишь громадным скачком упорядоченности, показывает, что сатана здесь не причем. Он может влиять и изменять, но не создавать.[104] Мгновенное выравнивание силы Бога и сатаны означало бы неизбежную тепловую смерть Вселенной — состояния, которого так боялись мистические романтики XIX века. Впрочем, то что тепловая смерть в принципе невозможна, еще никто убедительно не доказал и пока доказательств не видно, слишком много действующих факторов.
Как же пересекается взаимодействие Бога и сатаны в одном, отдельно взятом индивиде, или в целых группах отобранных по какому-либо из параметров? Для этого вспомним, что по господствующим практически всю историю человечества представлениям, конечным этапом жизни любого индивида является попадание в постмортальный потусторонний мир, называемый в авраамических религиях адом или раем. Интересно, что у древних арийцев, где не было жестко персонифицированной ипостаси зла, не было и разделения на ад и рай. Как правило, все, вне зависимости от своих деяний при жизни, перемещались тем или иным способом в подземный мир, холодный, сырой и абсолютно скучный, где не было ничего, где люди, потерявшие все качества характеризующие личность, терялись в принципе, а время останавливалось — полный аналог с Черной Дырой, где для внешнего отдаленного наблюдателя время идет, а для объектов находящихся внутри — останавливается. Я только не понимаю, откуда древние это знали? Очевидно, что человек перемещался в низкоэнтропийный мир. Христианство, заимствованное частью из иудаизма, а частью из манихейско-митраическх доктрин, довело энтропию рая до абсолютного минимума, т. е. до нуля. Это на первый взгляд кажется удивительным, ибо рай как-то априорно ассоциируется с неким тропическим садом, где доминирует «блаженство». Но что конкретного в этом саду? Чувства и эмоции? Их нет. Разум? Он не нужен. Развитие? Зачем? Конфликты? Отсутствуют по определению. Человек в раю абсолютно определен во всех своих проявлениях, а личность у него совершенно отсутствует, она ему не нужна; в раю, как в структуре с нулевой энтропией и остановленным временем, невозможны необратимые процессы. Информационная избыточность отсутствует в принципе. Немного отличается мусульманский рай, там хоть секс разрешен, но только секс ради секса, что довольно точно характеризует народы среди которых возникла эта религия. Ну и вспомним, что рождение детей исключено даже в мусульманском раю, так что и там секс при экстраполяции на вечность (а жизнь в раю вечна) превращается в обычное тупое и бесцельное механическое занятие ничем не отличающееся от обычной мастурбации. В аду ситуация несколько противоположная. Понятно, что нулевая энтропия — состояние вполне представимое, чего не скажешь про состояние, когда энтропия стремится к бесконечности или просто к очень большим величинам. Тут абстрактное воображение клерикалов дало осечку, но даже из анализа имеющихся текстов описывающих адские ужасы, ясно, что в аду «идет процесс», пусть не эволюция, но хотя бы процесс. В аду существует некая внутренняя динамика, точнее — динамический хаос, что понятно: туда из земной жизни поступает исключительно выскоэнтропийный контингент. На относительно доступном для простого обывателя уровне концепция христианского ада-рая была изложена Данте в «Божественной Комедии». Данте не зная (формально) понятия односторонности процессов всё расставил правильно. Повествование начинается с ада, на входе которого написано «Оставь надежду всяк сюда входящий», т. е. идет указание на полный разрыв информационного контакта с тем, что было ранее. Затем, после описания ужасов ада, индивиды попадают в чистилище, где из них формируется материал для будущего рая. Грешники исправляются, что подразумевает понижение их энтропии, и в финале попадают в рай, где все определено в любой момент времени. Никакого противоречия с законами природы в этом нет. Исцеление идет через понижение энтропии — от максимума до нуля. Ад представляется открытой системой, поэтому понижение энтропии там возможно, по мере понижения грешники «исправляются» и становятся полностью готовыми к передаче в рай — замкнутую систему с нулевой энтропией, откуда возврата нет. Отсюда и «вечная жизнь» в остановленном времени. Нет, Данте, безусловно, великий человек и настоящий идеалист. Типичный латинец, воплощение сильных черт арийской расы. Он мало что знал, но многое понимал. Он верил, что всех можно сделать лучше, если использовать сверхъестественную (божественную) силу. Вот так просто взять человека, «очистить» его, подготовив для «вечной благодати», как делал Христос, превращавший бесноватых маньяков в добрейших меланхоликов. Уже в XIX веке с развитием химии и физики и обоснованием понятия «необратимый процесс» стало ясно, что никакая «очистка грешников» невозможна. То же самое доказали психиатры, а затем и биологи. Когда европейцы познакомились с индоарийскими концепциями переселения душ и кармы, невозможность «исправления» (во всяком случае быстрого) овладела и оккультными кругами. Совсем неудивительно, что именно в это время Фрэнсис Гальтон[105] формулирует принципы евгеники — нового подхода к улучшению качества расы путем механической (но не духовной!) отбраковки неполноценных особей, т. е. простого вывода энтропии за пределы системы на самом начальном
