уступать. Что имеет место в данном случае? Энергия каждого из участников группы большая, но направлена не в полезную работу (т. е. реализацию плана побега), но расходуется на бессмысленную вражду, расходуется внутри системы, т. е. является связанной. Понятно, что охрана может спать спокойно. А если она еще и будет поощрять вражду, т. е. играть на рост энтропии, осуществляя старый политический прием «разделяй и властвуй», ей вовсе можно ни за что не опасаться. Вот что такое управление энтропией, управление хаосом, хотя наш пример не совсем корректен и вот почему. Во-первых, число участников — десять — довольно мало, во-вторых (это будет показано позже) биологические формы материи обладают уникальной способностью противодействовать росту энтропии. Ну и будем помнить, что приведенный пример не подпадает под категорию замкнутых систем, поэтому второй закон термодинамики здесь неприменим. Но для первого знакомства с тем, как регулируя отношение «хаос-порядок» можно получать совершенно разный результат, он вполне подходит.
Итак, сформулированный закон возрастания энтропии (или ее неуменьшения) однозначно привязывал это понятие к времени. Предполагаемая (пусть и в очень отдаленном будущем) остановка роста энтропии, переход всех процессов в равновесные, казалось бы, подтверждал библейские прогнозы о конце времен. Неудивительно, что в год когда Ле Бон выпустил «Психологию толпы» введя термин «бессознательная масса», Феликс Ауэрбах в своей книге «Царица мира и ее тень»[10] записал: «Над всем, что совершается в беспредельном пространстве, в потоке преходящего времени, властвует Энергия, как царица или богиня, озаряя своим светом и былинку в поле, и гениального человека, здесь даря, там отнимая, но сохраняясь в целом количественно неизменной… Но где свет, там и тень, имя которой — Энтропия. Глядя на нее, нельзя подавить в себе смутного страха — она, как злой демон, старается умалить или совсем уничтожить все то прекрасное, что создает светлый демон—Энергия. Все мы находимся под защитой Энергии, и все мы отданы в жертву скрытому яду Энтропии… Количество Энергии постоянно, количество же Энтропии растет, обесценивая Энергию качественно. Солнце светит, но тени становятся все длиннее. Всюду рассеяние, выравнивание, обесценивание…»
Такие настроения господствовали среди довольно значительной части интеллектуалов конца XIX века. За эту спасительную соломинку ухватились религиозники, но их радость длилась недолго. Было совершенно ясно, что тепловая смерть — абстракция, которая уже давно бы наступила, если бы в природе, в соответствии с ее железной логикой, не действовали бы силы, работающие против бесконтрольного роста энтропии. Сам Больцман рассуждал так: «Можно представить себе Вселенную как механическую систему, состоящую из громадного числа составных частей, и с громадной продолжительностью существования, так что размеры нашей системы неподвижных звезд ничтожны по сравнению с протяженностью Вселенной, и времена, которые мы называем эрами, ничтожны по сравнению с длительностью ее существования. Тогда во Вселенной, которая, в общем, везде находится в тепловом равновесии, т. е. мертва, то тут, то там, должны существовать сравнительно небольшие области протяженности звездного пространства (назовем их единичными мирами), которые в течение сравнительно короткого времени эры значительно отклоняются от теплового равновесия, причем одинаково часты такие, в которых вероятность состояния увеличивается, и такие, в которых она уменьшается.»
Н. Чернышевский, даже не будучи физиком, довольно четко разобрался в ситуации и одним махом «отбрил» всех прорицателей «тепловой смерти». «Формула, предвещающая конец движения во Вселенной, противоречит факту существования движения в наше время. Эта формула фальшивая… Из того факта, что конец еще не настал, очевидно, что ход процесса прерывался бесчисленное множество раз действием процесса, имеющего обратное направление, превращающего теплоту в движение…».[11]
«Противостояние» энтропии как явлению работающему «на деградацию» началось сразу после введения этого понятия, здесь мощным союзником антиэнтропийных сил выступили биологи. Как раз в те же годы в мир входила органическая химия и теория эволюции. Становилось ясно, что в органическом, а тем более — в биологическом мире, идет постоянное упорядочивание и усложнение, хотя он вроде бы пущен на самотек. Но все же пока можно было вести речь только о пассивном противостоянии. А о начале планового противостояния стало возможным говорить тогда, когда возникли устройства не допускающие (при нормальной работе) хаоса в принципе, когда возникала кибернетика и теория автоматического управления, когда возникли первые роботы и вычислительные машины, работающие строго по заданной программе. Собственно, кибернетика как раз и изучала системы вне зависимости от их материальной природы, но сугубо в контексте приема, обработки, запоминания и передачи информации, разумеется, путем их математического моделирования. Например, человеческий мозг — типовая биологическая кибернетическая система. А ЭВМ — небиологическая. Кибернетические построения, и теоретически, и практически, допускали сбои (дезорганизацию) в работе реальной системы, поэтому понятием «энтропия» стали оперировать и там, только теперь оно было прочно связано с понятием «информация». Сделали это не так давно, в 1949 году. К. Шеннон, через два года после выпуска первого «настоящего» компьютера «Эниак», предложил и формулу для расчета количества информации, которая (что теперь вполне понятно) оказалась изоморфной формуле Больцмана с точностью до постоянной.[12]
Теперь, если мы поставим перед суммой множитель — постоянную Больцмана, то сможем говорить об информационной энтропии, а сама похожесть «термодинамической» и «информационной» формулы наталкивает нас на мысль о схожести понятия энтропии в этих, казалось бы совершенно несвязанных областях знания. И действительно, в термодинамике энтропия показывает уровень связанной энергии, меру хаоса, который невозможно превратить в полезную работу, но что такое информация? Определений этому понятию несчетное множество, но в нашем «социальном» контексте мы понимаем под ней некоторые данные, которые мы хотим получить. Допустим, мы тянем из мешка шары. Мы достоверно знаем, что в мешке 100 шаров, причем 95 — красного цвета, а 5 — неизвестно какого. Может тоже красного, а может и нет. Т. е. степень нашего знания о содержимом мешка — 95 %, а степень незнания — 5 %. Вместе они составляют стопроцентный результат. Нулевой энтропии соответствует полное знание о чем либо, т. е. если в мешке было бы 100 красных шаров, степень нашей информационной энтропии оказалось бы равной нулю. Отсюда информационное понимание энтропии — это мера недостатка информации о некоторой системе, мера нашего незнания об этой системе. Сумма нашего знания и незнания дает некую константу (в вероятностном приложении—единицу) — она и есть мера нашего полного знания о системе.
I+S(log2e)/k=const
Здесь первая часть суммы (I) — это знание или информация, а вторая — незнание или энтропия. Незнание, и мы это не устанем повторять, лазейка для темных сил. Вот и здесь энтропия опять вылезла якобы в «темном» контексте. Но получи мы все знания сейчас и сразу, сумели бы мы ими правильно распорядиться? Шеннон это гениально предвидел, поэтому предостерегал нас: «Очень редко удается открыть одновременно несколько тайн природы одним и тем же ключом. Здание нашего несколько искусственно созданного благополучия слишком легко может рухнуть, как только в один прекрасный день окажется, что при помощи нескольких магических слов, таких как информация, энтропия, избыточность, нельзя решить всех нерешенных проблем».[13] Ведь до сих пор любое получаемое знание в первую очередь использовалось для уничтожения (т. е. сокращения избыточности), а во вторую — для организации контроля (энтропия). Существование через доминирование. А поскольку практически все знания были получены арийцами или через арийцев, можно прикинуть какая бы их подстерегала опасность, учитывая то, что национально-расовое мировоззрение у них серьезно атрофировано. Так что энтропия и здесь на самом деле не столь одиозна. Она — угроза только для нашей слабости. Но и защита от резких и необдуманных движений. Усиливаясь, мы будем наступать на энтропию расширяя свое реальное знание. Но победим, только если сохраним главное условие роста — эволюционный потенциал нашей расы.
4.
Дальше — больше. В 1959 году выдающийся русский астрофизик Н.А. Козырев выдвинул вполне стройную гипотезу о связи энергии со временем, точнее — о взаимном превращении времени в энергию. В свое время советская власть достойно оценила заслуги этого светлого арийского ума, открывшего, в частности, вулканическую деятельность на Луне, влепив ему полновесный срок в Гулаге основываясь, как обычно, на ложном доносе и ложных свидетельствах. Это я к тому, что сейчас в народ усиленно внедряется мысль о том, что «при Сталине никого просто так не сажали». Козырев не только выдвинул гипотезу, но и подтвердил ее довольно тонкими опытами, которые, правда, могут быть объяснены и по-другому. Его идеи полностью противоречили традиционным представлениям физиков, они вообще не укладываются в устоявшееся мировоззрение, поэтому последователей у них немного. Но если мы обратимся к древнеарийским представлениям о времени, то увидим, что концепция Козырева оказалась не такой уж и сверхоригинальной.[14]
Итак, Козырев уподоблял время реке, которая имеет начало и конец, сток и исток. Кто знаком с арийской мифологией этому нисколько не удивится, только у древних было наоборот — река ассоциировалась с временным ходом. Как начал Вагнер своих «Нибелунгов»? Именно со сцены течения Рейна и игр его «дочерей», Рейн символизировал рождение в первой опере и смерть в четвертой. Рейн (т. е. время) все породил, он все и убил. Той же абсолютной творящей, но и разрушающей силой наделялся у греков Стикс. С одной стороны это была река мертвых, перейдя которую обрывалась всякая связь с внешним миром, с другой, грамотное её использование могло дарить вечную силу и бессмертие. Вспомним, как Ахилла окунули в Стикс и он стал непобедим. Правда, окунули не полностью, поэтому позже Артемида направила стрелу Париса в сухожилие, которое не коснулись воды этой мифической реки. Причем Козырев употреблял метафору «река времени» во вполне прямом смысле. Время у него обладает плотностью и сталкиваясь с материальными телами оказывает на них воздействие. Т. е. время это не просто некий пассивный процесс, часть геометрии изучаемой теорией относительности, напротив, оно способно оказывать самое активное воздействие на все процессы.
Здесь Козырев подводит нас к первой гениальной догадке: так как временной поток активно действует на вещество, можно предположить, что на нем останутся какие-то информационные следы, а с самого вещества временем будет унесена часть информации[13]. А что такое «вынос информации» из вещества? Это его разупорядочивание, нарушение внутренней организации, это — рост энтропии. Т. е. любой процесс связанный с потерей информации, увеличением хаоса, сопровождается выделением времени несущим взятую у тела информацию. И наоборот, поглощаясь в окружающих телах, оно увеличивает содержащуюся в них информацию, упорядочивает хаос, иными словами — понижает их энтропию. Таким образом, энтропия, информация, энергия и время оказываются довольно жестко связанными, что, в общем-то, представляется вполне логичным.
Вот вам и феномен весны, во всяком случае, в представлении арийских народов. Весна как-то подсознательно связывается с чем-то положительным, с наступлением тепла,
