церкви и науки.[224] Положение отчасти спасла деградация античных интеллектуалов, наука как бы самоустранилась, а философия была поставлена в рамки христианства. Так в будущем было гарантировано противостояние науки, философии и религии, причем шансы религии в нем выглядели невысокими, как бы она бешено не сопротивлялась своему доминирующему статусу. Как только уровень грамотности начал возрастать религия неизменно сдавала свои позиции. И вот здесь понадобилась философия, начавшая бурно развиваться как раз в момент, когда христианство прошло пик своей мощи. Она как бы выдерживала баланс между наукой и религией. Наука еще не могла, а религия уже не могла интеллектуально обслуживать мыслящий слой. Поэтому философы стали как бы над наукой. Не было физиков и химиков. Были «натурфилософы» типа Ньютона и алхимики искавшие «философский камень». Так под «философской крышей» поднималась наука. Уже в XVIII религиозное мировоззрение в умах интеллектуалов совершенно не доминировало. Оставались наука и философия. Это совсем не достоинство, но скорее недостаток. Должна была быть одна наука, но наука, во всем ее величии; наука, как инструмент сверхчеловека. Философия, наоборот, отрасль сугубо человеческая, она продолжение того, что в животном мире называется повадками и инстинктами, она стремится объяснить мир «человеческими понятиями» вот почему когда началась квантовая физика, принципы которой не укладывались в рамки традиционной логики и понятий, философия как некое «доминирующее знание» закончилась.
Почему мы говорим о временности философии? Да потому что она — переходное знание в отличие от знания истинного. У нас ведь нет двух законов всемирного тяготения или трех законов сохранения энергии. Философий, напротив, очень много и сказать какая из них вернее — сложно, степень приближенности к абсолютной истине может колебаться в зависимости от окружающих обстоятельств, поэтому философия в принципе не может претендовать на роль совершенного эталона, относительно которого можно было бы выверять свое бытие. У каждого известного философа можно выделить вещи истинные и сегодня, а можно найти те, что кажутся совершенно нелепыми. Поэтому философия — это не истина в абсолютном смысле. Она стремилась и стремится эту истину найти, но истинная философия эта та, которая ни по одному пункту не будет противоречить науке. Скажу больше: истинная философия — это и есть наука и их полное объединение на базе науки— вопрос будущего. Так философия станет избыточной вслед за религией. А религия станет полностью избыточной тогда, когда она перестанет доминировать в сознании арийца на всех уровнях или же исчезнут те арийцы, у которых она доминировала.
Наука, наоборот, только одна и в ней есть критерий. Почему философы часто оказывались и оказываются «правильнее» ученых? Потому что за ними всё-таки стоит определенный исторический опыт и взгляды оказываются вписанными в ту или иную систему. Конфуций радикально отличается от Гегеля только потому, что он китаец, а Гегель — немец. А вот Кант от Гегеля отличается куда меньше, при том, что их философия в общем-то сильно отличаются. Потому что они оба — немцы. Настоящий философ опирается на модели проверенные максимально длительным промежутком времени, ученый делать этого совершенно не обязан, ибо он открывает новые явления, о которых до него никто не знал. Здесь его сила и его слабость. Ученый устанавливает объективные факты, те, что существуют вне зависимости от нашего желания, нашей воли. Следовательно, мы не можем оказывать на них никакого влияния, но в соответствии с Законом Необходимого Разнообразия мы должны быть лидерами в освоении все новых и новых областей знаний, ибо это повышает наше разнообразие, в идеале давая возможность полностью управлять окружающей средой, куда входят и цветные. Когда религиозники и одураченные ими толпы говорят, что наука поставила человечество на грань выживания, что она «испортила экологию» и «общественную мораль», это, мягко скажем, глубокое заблуждение. Наука не может испортить ни то, ни другое. Испортить может её применение не по назначению. Здесь как с топором — можно дом построить, а можно и кого-то убить. Но если клерикалы хотя бы понимают что это не так, то массы просто «веруют не увидев». При этом никто, заметьте никто, ни один человек, даже самый религиозно-озабоченный не отказался ни от одного из научных достижений. Они также как и мы любят мобильные телефоны, плазменные панели, компьютеры и стереосистемы. Т. е. индивид понимает, что церковь несёт что-то не то, вот он ни от чего и не отказывается, а в церковь ходит только для перестраховки— вдруг Бог есть, а я делаю что-то не то?[225] На самом деле быть лидером в области всех наук — залог не только выживания, но и победы нашей расы. При всех других раскладах, ее поражение — вопрос времени.
Как же тогда совместить очевидный научный прогресс и еще более очевидное расовое вырождение? А очень просто. Религиозники ведь совсем не спроста наезжают на науку! Значит, чего-то боятся. Вы думаете их сильно волнует состояние нашей расы или экологии? Религию эти вещи никогда не интересовали. Если бы она признала факт «животного происхождения», дарвиновские законы, а потом начала бы пропагандировать с амвонов расовые законы, а не всякого рода бессмысленные проповеди о «смирении», «милосердии», «ниспослании» и «божьей благодати», если бы она объясняла пастве всю опасность и богопротивность межрасовой содомии, от неё был бы хоть какой-то толк. Но церкви, в общем-то, без разницы, кто будет нести «бабло» — негры, белые, индейцы или корейцы. Деньги и в этом случае оказываются единственным реальным божеством. Вот почему лозунг «Бог создал расы, дьявол научил их смешиваться» появится в церквах не скоро или вообще никогда. Тем более что желтых и черных во много-много раз больше чем белых и они куда менее строптивы. Казалось бы странно, какое церкви до нас дело? Ведь наука даже не пыталась «научно» опровергнуть ни одного из их «чудес». Нам совершенно без разницы как был зачат Иисус Христос и мог ли он воскреснуть. Ну, допустим, что всё написанное в Библии—правда. Что, после этого хоть один закон природы перестал действовать? Можете прямо дома проделать опыты из школьного учебника физики и убедиться что всё в порядке. Запомните: чудо— это не когда законы природы нарушаются, чудо — это когда все арийцы начнут их соблюдать.[226] Если даже кибернетики называли возникновение генетического кода и жизни вообще — чудом, то только потому, что такое возникновение привело к появлению качественно новой степени упорядоченности, качественно новых законов. Поэтому если все арийцы начнут соблюдать системные расовые законы, наступит такое чудо, по сравнению с которыми все церковные «исцеления», «воскрешения» и «вознесения»—жалкие провинциальные цирковые номера. Или «поверив в чудо» все резко должны побежать в церковь, дабы там лобызаться и причащаться? Или прыгать как дауны в протестантских церквях и орать «Джизус Крайст Суперстар!», при этом панически боясь цифры 666 или тринадцатого числа? Но боятся церковники вот чего. Тот кто был «телом церкви», но потом вышел из него исключительно своим интеллектом, больше никогда туда не вернется, ибо увидит, что она не несет истину, что она лжива по своей сути, что она — приманка для тех, кому не хватает самодостаточности, кому вообще чего-то не хватает и он знает что желание скорее всего не осуществится. Церковь, таким образом, заботит только одна опасность исходящая от науки — она отбирает у нее паству, она отбирает деньги, влияние и власть, а следовательно, убивает её. И закончило христианство тем, что наделило религию чертами денег, а деньги — чертами религии. «Богово» воссоединилось с «кесаревым»—так дала о себе знать фундаментальная ошибка Христа. Все остальное — пустая риторика.
Теперь, допустим, что религиозники на 100 % правы в своих антинаучных желчеизлияниях. Тогда резонно предположить, что дав откат в сторону церкви, мы хоть и претерпим научный спад, но расовое вырождение сменится возрождением? Позакрываем все исследовательские институты, уничтожим промышленность, разгоним университеты. Оставим только сельское хозяйство, пищевую и строительную индустрию (чтобы производить наборы для постройки сельских домиков). Будем молиться перед обедом и ужином, соблюдать посты и не сквернословить. Но как это отразится на качестве расы, если религия, так же как и любой современный закон, отрицает эту самую расу? Да, этот откат можно будет рассматривать как победу церкви, ей будет дан карт-бланш, но это будет поражением расы. А что нам нужно — победа церкви или победа расы? Для нас ответ очевиден, но для верующего этот вопрос покажется демагогическим и он будет неправ. Ведь даже он, верующий, изначально — раса и только потом — церковь. Даже если он сам этого не сознает. Допустим, все верующие отдадут приоритет религиозному началу, приоритет «сердцу», а не «голове». Разнообразие будет понижено. А потом? Потом придут цветные. Для них мы не христиане или атеисты. И даже не репперы или панки. И даже, извините, не наркоманы и гомосеки. Для них мы просто белые. Мы — их видовые конкуренты, а живут они, как уже говорилось, по встроенным программам. Столкновение белой расы с цветными всегда приводило либо к взаимному уничтожению, либо к межвидовому смешению белых с цветными, что означало потерю расовой чистоты и гибель расы. Сейчас, когда на одного белого приходится девять цветных, последствия возможного поражения арийцев в «последней битве» у меня лично иллюзий не вызывают. А то, что потом цветные победители быстро откатятся до статуса полупервобытных стай, совсем не важно. Для них это не будет катастрофой, но лишь возвратом к традиционным формам существования. Они не зрители в зале где идет спектакль под названием «Мировой процесс», они — крысы и тараканы грызущие пол и кресла.
6.
Можно считать совершенно очевидным, что статус цветного может повышаться только пока белые в принципе существуют. Следовательно, резонно предположить, что организация арийской расы как-то допускает это повышение и даже стимулирует. Т. е. вместо борьбы мы имеем пусть не резкую, но непрерывную капитуляцию. Сегодня сдали одну позицию, завтра — другую, но всему, как известно, есть предел. Пока что расовое равновесие не достигнуто, но мы к нему упорно приближаемся. Теперь и вопрос о том кто более разнообразен — белые или цветные можно переформулировать по-другому, в более понятной для обычного человека форме: «почему белые непрерывно поднимают статус цветных, готовя свое собственное уничтожение?» Ведь казалось бы, это тоже противоречит всем известным законам — и физическим, и биологическим. При этом у нас как-то не вызывает сомнений, что если бы цветные смогли бы взять белых под свой полный контроль, то их статус был бы ниже чем у цветных и, что самое главное, цветные никогда не делали бы никаких попыток его повысить. Сама эта идея,
