сводится к простому лексическому набору. Ведь ее задача — объяснять не смысл слов, а то, что подобает всякому сущему как сущему. Нельзя также обвинять онтологию в том, что она представляет собой лексику варварского языка: ведь варваризм — это слово, которым без необходимости заменяют общеупотребительный латинский термин; в то время как новые философские термины, которыми пользуется онтология, необходимы этой науке для выражения новых понятий[[969] — Op. cit., 19–26; р. 6–8.]. Поэтому их употребление не должно смущать.
Эти соображения не лишены интереса для желающего понять стоявшую перед Вольфом задачу так, как он сам ее понимал. Очевидно, мы имеем дело с человеком, который отказывается принимать на свой счет метафизические выводы схоластики, но в то же время не удовлетворен и той легкостью, с какой Декарт, ссылаясь на чистый естественный свет, отделался от заботы о пояснении первых понятий первой философии. Вольф рассматривает один за другим схоластические термины, и такое исследование убеждает его, что, как правило, они имеют смысл. Более того, он пришел к мысли о существовании особой науки о предмете, обозначаемом этими терминами, хотя в действительности он понимает ее как первую философию Аристотеля и схоластиков, только принявшую новый облик и усвоившую новые технические приемы. Вопрос, который уже Аристотель считал древним, — что есть сущее? — вновь ставится в самой середине XVIII в.: именно теперь наука о сущем как таковом впервые пытается утвердиться как совершенно строгая наука. Скажем больше: именно теперь она впервые предстает вниманию философов как особая наука, называемая собственным, специально для нее предназначенным именем. Правда, Вольф не был автором термина «онтология», которым обычно именуют эту науку сегодня[[970] — Насколько нам известно сегодня, впервые термин «онтология» был предложен картезианцем Клаубергом (1622–1665), который, кстати, предпочитал ему термин «онтософия». См.: Clauberg J. Elementa philosophiae sive Ontosophia, Groningae, 1647; 3 ed. 1664; аннотированное издание под заглавием Joannis Claubergii Ontosophia quae vulgo Metaphysica vocatur, notis perpetuis in philosophiae et theologiae studiosorum usum illustrata a Joh. Henrico Suicero. In calce annexa est Claubergii Logica contracta, Tiguri (Zurich), David Gessner, 1694. Два названия предложены в пролегоменах: «Sicuti autem Theosophia vel Theologia dicitur quae circa Deum est Scientia, ita haec, quae non circa hoc vel illud ens speciali nomine insignitum, vel proprietate quadam ab aliis distinctum, sed circa ens in genere versatur, non incommode Ontosophia vel Ontologia dici posse videatur» (Теософией или теологией называется наука о Боге — точно так же, как наука не о том или другом особо названном сущем или о некотором свойстве, отличном от других, но о сущем вообще, как представляется, подобающим образом может быть названа онтософией или онтологией). Ed. 1694, Prolegomena, 4 (без пагинации). Таким образом, Клауберг уже отделил онтологию от теологии. Предмет онтологической науки определяется следующим образом: «Est quaedam scientia, quae contemplatur ens quatenus ens est, hoc est inquantum communem quamdam intelligitur habere naturam vel naturae gradum, qui rebus corporeis et incorporeis, Deo et creaturis, omnibusque adeo et singulis entibus suo modo inest» (есть некая наука, рассматриваающая сущее как сущее, т. е. постольку, поскольку оно мыслится как обладающее некоей общей природой или степенью природы, которая соответствующим образом пребывает в телесных и бестелесных вещах, в Боге и творениях, во всех сущих вместе и в каждом в отдельности). Art. I, p. 1. Вольфу был известен труд Клауберга. Он считал Лейбница первым, кто признал недостатки схоластической онтологии и полагал необходимым их исправить. Клауберг взялся за эту работу, sed non satis felici successu (но недостаточно успешно). Это констатирует и сам Лейбниц, который позднее скажет, что дело еще только предстоит сделать. Вольф считает себя — и не без основания — тем, кто наконец сумел вывести первую философию из пренебрежения, в котором она пребывала в его время: Ontologia, Proleg., 7; p. 3. В Questions d’ensegnement de philosophie scolastique, Paris, Beauchesne, 1913, P. Gény замечает (op. cit., p. 48, note), что термин «онтология» встречается в недатированном отрывке у Лейбница (Couturat, Opuscules et fragments inédits de Leibniz, Paris 1903, p. 512). Авторство в отношении термина «онтология» приписывается J.-B. du Hamel, Philosophia vetus et nova, где он в самом деле обнаруживается во 2-м изд. (1681); но данное издание вышло в свет более чем тридцатью годами позже «Элементов» Клауберга.]. Но именно он обеспечил ему успех и распространение в философских кругах вместе с теми конкретными коннотациями, которыми представление о сущем сопровождалось в его собственном мышлении. У Аристотеля «первая философия» имела дело непосредственно с конкретными субстанциями: она искала в их метафизической структуре то, что делало их сущими в собственном смысле слова. В том числе и поэтому она с полным правом включала в себя естественную теологию — науку об отделенных субстанциях, или неподвижных двигателях, как сущих par excellence; и особенно науку о первом из них — чистом мышлении, вечно мыслящем самого себя. Отсюда понятно, что ни Аристотель, ни — после него — св. Фома никогда не изолировали в лоне первой философии науку об абстрактном сущем как таковом, отвлеченном от какого бы то ни было актуально существующего бытия. Когда же Суарес отождествил сущее с сущностью, он пришел к необходимости создать науку о сущем, которая уже предвещала дело Вольфа. Вольф и не отрицал, что он в долгу перед своим знаменитым предшественником. И все-таки именно Вольф впервые создал нетеологическую онтологию, т. е. науку о сущем, взятом абстрактно, как таковое, независимо от того, существует оно актуально или нет. Само название «онтология», настолько удобное, что в конце концов оно стало общепринятым, подразумевает понятие сущего, которое следует считать характерным для мысли Вольфа и которое — так велика сила знаков! — часто приписывают тем, кто принимает его некритически. Строго говоря, онтология есть наука о сущем, полностью отвлеченном от существования.
Взятая под таким углом зрения, эта новая метафизика до конца реализует те возможности, которым не позволило актуализоваться в учении Лейбница все еще живое ощущение изначальности существования. Известно, что у Лейбница порядок сущностей отличается от порядка экзистенций: в отношении первого действует принцип противоречия, в отношении второго — принцип достаточного основания. Между тем одной из наиболее часто подмечаемых и в самом деле наиболее заметных черт доктрины Вольфа является именно тенденция к тому, чтобы распространить действие принципа достаточного основания на обе сферы: как если бы надлежало представить достаточное основание самих сущностей и, соответственно, как если бы обоснование экзистенций требовало лишь одного метода — анализа самих сущностей. Следовательно, если мы хотим понять эту доктрину, чье влияние было столь широким и глубоким, нам следует прежде всего обратиться к развиваемой Вольфом концепции сущности.
Для мысли Вольфа характерно то, что он приходит к реальному через возможное, а к возможному — через невозможное. Да и как иначе можно дедуцировать бытие, если не оправляясь от небытия? Именно это и делает Вольф. Невозможное есть то, что не может существовать. В самом деле, невозможное есть то, что подразумевает противоречие: ведь невозможно, чтобы одна и та же вещь одновременно была и не была; следовательно, невозможно, чтобы противоречивое существовало. Напротив, возможное есть то, что может существовать: именно потому, что его понятие не подразумевает никакого противоречия, ничто не препятствует возможности его бытия. Но это и есть то самое, что именуется сущим: Ens dicitur quod existere potest, consequenter cui existentia non repugnat (Сущим называется то, что может существовать; следовательно, то, чему не противоречит существование)[[971] — Wolf Chr. Ontologia, 134; p. 60.]. Мы видим, насколько радикально сущее здесь отделяется от той чисто эмпирической и не выводимой a priori данности, каковой является существование. Давая определение сущему, Вольф довольствуется простой возможностью существования, к тому же предварительно приведенной к невозможности. Если прибегнуть к одной из тех лапидарных формул, которыми он столь богат, можно сказать, что возможное и есть сущее: Quodpossibile est, ens est[[972] — Op. cit., 135; p. 60.].
В соответствии с общеупотребительным языком и с тем, что утверждает Вольф, здесь идет речь о метафизическом понятии, которое имплицитно принимается всеми. Ens, possibile, aliquid— все это вполне синонимичные термины; метафизик лишь высвобождает их импликации. Конечно, в обиходном языке сущим называется нечто существующее. Но если из факта существования А можно сделать тот индуктивный вывод, что А есть сущее, то равным образом возможно помыслить, что сущее есть то, что может существовать. Восходя от конкретного факта к его абстрактному условию, Вольф аргументирует следующим образом: из того, что А существует, следует, что А может существовать; «следовательно, отсюда мы делаем индуктивный вывод о том, что оно есть сущее»[[973] — Op. cit., 139; p. 61.]. Мы реально производим такую индукцию, даже если не осознаем этого. Например, мы сплошь и рядом говорим о прошлых и будущих сущих, т. е. о сущих, которые уже или еще не существуют: во всяком случае, они обладают не более чем возможным существованием. Поэтому для того, чтобы продвигаться дальше в познании сущего, необходимо определить условия его возможности.
Наиболее фундаментальным из них является уже названное нами условие: отсутствие какого бы то ни было внутреннего противоречия. Но этого не достаточно. Когда речь идет о том, чтобы мыслить сущее, необходимо полагать в его понятии элементы, которые не только не противоречат друг другу, но и выступают его первыми конститутивными началами. Мы имеем в виду такие элементы, которые не определяются другими элементами и ни один из которых не является определяющим для остальных. Чтобы понять ход мысли Вольфа, нужно представить его так, как описывает его он сам в своем комментарии[[974] — Op. cit., 142; p. 62.], — оправляясь от некоторого воображаемого понятия, своего рода вместилища, способного принять в себя что угодно. Теперь проблема заключается в том, чтобы узнать: что именно нужно туда вложить, чтобы получить понятие некоторого сущего? Если мы вкладываем элементы, детерминированные другими элементами, то тем самым упускаем детерминанты, которые в действительности конституируют сущее. Если мы вкладываем в пустое понятие элементы, детерминированные одним из них, то отодвигаем назад должное идти первым: ведь достаточно было бы допустить определяющее, чтобы иметь определяемое. Следовательно, в такой концепции сущего мы должны полагать в первую очередь непротиворечивые и, так сказать, первичные элементы. Эти элементы Вольф называет эссеициалиями (essentialia), так как они образуют саму сущность сущего. Отсюда следует вывод, значимость которого излишне подчеркивать: сущность есть то, что мыслится о сущем в первую очередь и без чего сущее не может быть сущим[[975] — Op. cit., 144; p. 63: «Quoniam ea, quae sibi mutuo non repugnant, nee
