если нам удастся доказать, что свет не обязательно исходит от пламени, мы сможем заключить, что свет не обязательно бывает чрезвычайно искрящимся.

Так, давайте спросим себя, действительно ли все человеческие поступки влекут за собой лишения и жертвы других людей? Не подлежит сомнению, что некоторые поступки ведут к таким последствиям. Но все ли? Ответ, конечно же, будет отрицательным. Когда речь идет о дружеских отношениях, доля таких поступков сравнительно невелика. В общественной сфере она значительно больше, но даже здесь разделение труда, лежащее в основе современного общества, независимо от того, насколько сильна в нем конкуренция, является чем-то вроде неосознанного сотрудничества, направленного на общее благо. В обществе, где никто ничего не делал для другого, не могло бы существовать разделение труда. Да и вообще такого общества не может быть.

Допустим, мы установили, что некоторые действия человека приносят другим людям пользу, хотя, конечно, не все. Отсюда мы можем вывести, что поведение, приносящее пользу другим людям, по меньшей мере, так же соответствует человеческой природе, как поведение, приносящее вред. А если это верно, то просто невозможно утверждать, что человек по природе эгоистичен в том смысле, что эгоизм присутствует во всех его поступках.

Однако справедливость вышесказанного не исключает того, что эгоизм может быть свойственным человеку наряду с общественным сознанием и как таковой он неискореним. Эта точка зрения, выраженная конкретным языком, должна означать, что в мире есть такие желанные и жизненно необходимые для людей вещи, что ради них они готовы принести вред другим. По-видимому, такие вещи есть. Но, прежде чем предсказывать, что люди повсеместно и неизбежно должны творить несправедливость ради собственной выгоды, вам надо сделать еще одно предположение, а именно что этой цели нельзя достичь никакими другими способами. Ведь если желаемое можно получить каким-либо другим путем (например, с помощью сотрудничества), то почему мы должны предполагать, что люди от него откажутся? Единственным достаточным основанием будет то, что человеческое поведение всегда эгоистично. Но мы только что убедились в ложности этого утверждения. Следовательно, никакого такого основания вообще не существует.

Предположим, нам говорят, что все люди чего-то хотят, стремятся удовлетворить свои желания и, таким образом, постоянно заботятся о себе. Конечно, это так. У человека нет иных желаний, кроме собственных, и когда он их удовлетворяет, то про него можно сказать, что он заботится о собственных интересах. Но забота о себе – не эгоизм. Забота о себе состоит в удовлетворении человеческих желаний, а эгоизм – это удовлетворение своих желаний за чужой счет. Мы можем признать, что забота о себе является существенной чертой человеческой натуры. Я с этим совершенно согласен. Но мы отнюдь не можем вывести отсюда, что сущностная черта человеческой природы – эгоизм. Мы можем сделать такой вывод, только предположив, что все наши желания удовлетворяются за счет других. А это предположение так же ложно, как и приведенное выше. Как и все люди, мы ежедневно удовлетворяем наши желания, и удовлетворение некоторых наших желаний, несомненно, связано с удовлетворением желаний других людей. Будь это не так, не могло бы существовать, например, взаимного угощения.

Раз уж мы коснулись вопроса о желаниях, давайте посмотрим, что же обычно хотят люди. Если оставить в стороне такие обманчивые абстракции, как «власть», и обратиться к так называемым нормальным желаниям в отличие от маний и извращений (т.е. патологических состояний), то мы обнаружим, что людям прежде всего нужны пища, кров, одежда, общение, игра и чувственная любовь. Насколько нам позволяет судить анализ собственного поведения и наблюдение за поведением других людей, – как живших в прошлом, так и наших современников, – эти основные желания присущи всем людям. К тому же они – необходимые условия существования индивида и расы. Разумно утверждать, что поведение человека всегда будет определяться этими желаниями.

Но где же «неизбежный» эгоизм? Сами по себе эти желания явно выглядят вполне невинно и по меньшей мере два из них – общение и чувственная любовь – социальны по своей природе. Как же на такой безобидной основе могло возникнуть представление о человеческой порочности? Будь эти желания по своей природе порочными, мы совершали бы дурные поступки всякий раз, когда едим, играем или одеваемся. Совершенно очевидно, что зло заключается не в самих желаниях, а лишь в способе их осуществления. Взгляд на эти желания как на зло – взгляд тирана, власти которого угрожают потребности простых людей. Вполне вероятно, что именно здесь залегают социальные корни мифа о человеческом эгоизме.

Давайте подытожим паше доказательство. Мы видели, что не все, а только некоторые действия людей приносят вред другим людям и, следовательно, заслуживают названия «эгоистичных». Однако эгоизм этих действий определяется не самими желаниями, а условиями, в которых действия совершаются. Если эгоизм – врожденное свойство человеческой природы, тогда он проявлялся бы при всех условиях. Однако он проявляется только при некоторых условиях. Следовательно, эгоизм – не врожденное свойство человеческой природы. Это доказательство modus tollens[6] во имя вящей славы человечества.

Теперь мы можем вернуться к крайнему проявлению человеческого эгоизма, с которого мы начали. Если, как мы убедились, природе человека не присущи свойства, вынуждающие людей причинять вред друг другу, тогда ей не присущи свойства, толкающие людей к войне. При определенных условиях войны происходят, но в человеческой природе нет ничего такого, что неизбежно порождало бы подобные условия. Для человеческой природы существование подобных условий не является необходимым. На самом деле, по-моему, человеческая природа такова, что люди в один прекрасный день сделают существование подобных условий невозможным.

Стоит отметить, что война не только не совместима с человеческой природой, но противна ей. Если бы война была такой же потребностью человеческой натуры, как, скажем, общение, то во время войны люди чувствовали бы себя свободно и легко. На деле происходит совсем обратное. Война настолько противоречит нормальному человеческому образу жизни, что людей нужно тащить на нее: не случайно в современных армиях имеется штат психиатров, лечащих связанные с войной психические заболевания. Чувство счастья хорошо показывает, какие условия соответствуют человеческой природе; вот тест на выявление противоестественности войны.

Остается сказать еще одну вещь. Учение о неисправимом эгоизме человеческой природы – не только утверждение недостоверного факта, но и определенная моральная оценка: осуждение. Как и в других социальных мифах, в нем соединились (если не сказать, перемешались) научные и нравственные понятия. Нам говорят не только, что люди таковы, каковы они есть, но и что они плохи. По-видимому, видеть – значит не одобрять, а знать – осуждать. Только диву даешься, как столь погрязшие в злодействах существа смогли создать те нравственные нормы, на основании которых они сами себя осуждают, как столь закоснелые грешники смогли хотя бы подумать о возможности исправления. Однако нравственные суждения сами по себе оказывают определенное воздействие на общество, и это воздействие следует рассмотреть.

Если эгоизм – неизбежное свойство человеческой природы, тогда на всех людях лежит равная вина. «Адамов грех лежит на всех». По если принять за непреложную основу, что все одинаково виновны, то ни одного человека и ни одну группу людей нельзя считать особо преступными. К тому же, создается впечатление, что один грешник не имеет права осуждать другого. Из этих условий вытекают такие социальные выводы.

1. Оказывается невозможным считать какого-либо человека или группу людей источником общественной несправедливости и, следовательно, источником угрозы благополучию человечества. Такой человек или такая группа людей могут спрятаться за якобы общую и равную вину и за их спинами избежать осуждения. Эксплуататор, спекулянт и империалист-колонизатор могут сказать: «Я всего лишь человек». Именно это они и говорят. Сущность защиты Геринга на Нюрнбергском процессе сводилась к тому, что он делал только то, что на его месте сделал бы каждый.

2. Для каждого из нас становится невозможным на основании морального права требовать уничтожения несправедливости. Ведь если верно, что все люди одинаково грешны и ни один грешник не имеет права осуждать другого, тогда никто из нас не может осудить спекулянтов, эксплуататоров и империалистов.

Я хорошо помню, как во время гражданской войны в Испании преподобный Э. Дж. Мусте заявлял, что все страны виновны в агрессии и поэтому ни одна не имеет права препятствовать немецкой и итальянской агрессии в Испании. Такие аргументы парализуют действие. Если бы мы ими руководствовались, то из соображений высокой морали нам бы просто пришлось сдаться фашистским державам.

На мой взгляд, именно здесь кроются социальные корни учения о человеческом эгоизме. Оно существует потому, что выполняет специальную функцию, а не потому, что соответствует действительности. Оно существует потому, что за ним прячутся власть имущие со своим антиобщественным поведением. Оно существует потому, что убивает в нас веру в моральную необходимость борьбы с ними. Таким образом, оно является одной из многочисленных цепей, сковывающих человечество. Люди могут совершать преступления, но нет преступления более чудовищного, чем их вера в свою неисправимость.

БЕЗНАДЕЖНАЯ ГЛУПОСТЬ ЧЕЛОВЕКА

Хотя, как мы теперь замечаем, человек по своей природе не так уж эгоистичен, чтобы не суметь построить лучший мир, еще не исключена возможность того, что люди не обладают и не могут обладать достаточным для этого умом. Может оказаться, что среди людей царит непроходимая глупость или, если не придерживаться столь крайних взглядов, что человеческий ум слаб по сравнению с теми проблемами, решение которых позволило бы людям стать хозяевами своей судьбы.

Широкая печать пестрит замечаниями подобного рода. Писатели (могу вас заверить) склонны думать, что выступление в печати обязательно требует проявления умственных способностей. Считается, что эти проявления, которые иногда высокопарны, а иногда кошмарны, возвышают писателя над читателем и безмерно возвышают над тем, кто не хочет читать. Таков тон размышлений одной журналистки.

«Как люди, которые пишут, читают лекции, путешествуют, развлекаются и добираются до престижного положения и первой полосы, представляют себе времяпрепровождение скромной личности? Он ест. Он женится. Он смотрит за детьми, смотрит бейсбол или бокс и говорит на эти темы. Что еще ему остается делать?»[7].

Пусть журналистка простит мне, если я найду описанную ею жизнь «скромной личности» достаточно полной и интересной. К тому же между простым и знаменитым человеком нет такой уж непроходимой пропасти. Я не знаю, часто ли люди, которые пишут, читают лекции, путешествуют, развлекаются и при этом добиваются высокого положения, ходят на бейсбол, но мне прекрасно известно, что временами они вступают в брак. И даже могут иметь детей, а имея детей, могут даже заботиться о них. Однако автор очерка делает следующие мрачные выводы:

«Не потому ли невежественные люди отвергают мудрость, что не понимают ее? Или это происходит потому, что она просто их раздражает? Я думаю, что справедливы оба объяснения».

Эти строки могут служить