чрезмерного спроса и порождённой им инфляции в экономике.
В период же спада, с целью стимуляции роста уровня деловой активности в экономике кейнсианцы предлагают покупать долговые обязательства государства. Подобной мерой не только увеличивается предложение денег в экономике, но и повышается курс государственных долгов по причине роста спроса на них, а вместе с тем, через механизм паразитического ссудного процента, уменьшаются и складывающиеся на рынке ставки кредитования, улучшая условия получения кредитов.
Однако, определённую неприятность, даже при отсутствии «эмиссионной накачки» в виде необеспеченной эмиссии, представляет «кредитная накачка», являющаяся следствием того, что в условиях отсутствия разделения платёжных и инвестиционных функций для выдачи кредитов используются средства, находящиеся на расчётных счетах клиентов банков. Поскольку полученные в кредит деньги, попадая на счёт получателя платежа, вне зависимости от своего происхождения, всегда оказываются на его расчётном счёте, то в применяемой на данный момент организации кредитно-финансовой системы мультипликационный эффект, резко расширяя возможности спроса, может приводить к крайне неприятным последствиям.
Дело в том, что желание получить прибыль тем более при помощи такого приспособленного к паразитизму инструмента как паразитический ссудный процент, может затмить разум и заставить пойти на финансирование операций с высоким уровнем риска, причём зачастую даже без залога. Как следствие, при падении конъюнктуры, не говоря уже о банальной панике, подобное несоответствие гарантийного обеспечения для нейтрализации трудностей на фоне резкого спроса на деньги является предпосылкой крахов, как минимум, частного сектора кредитно-финансовой системы.
Катастрофы оказываются даже результатами невозможности быстрого обращения в деньги залога и/или невозможности его широкого использования для ответа по обязательствам. Что же говорить о том, когда залога вообще нет.
Для борьбы с таким явно негативным явлением современная экономическая наука предлагает использовать вовсе не разделение платёжных и инвестиционных функций. Она также не призывает к запрету практики кредитования под паразитический ссудный процент и переходу к выдаче беспроцентных кредитов в условиях умеренной постоянной дефляции или кредитованию под участие в прибылях, повышающему степень проработки принимаемых решений.
Она считает, что вполне достаточно ограничиться введением «норм резервирования», когда банк часть привлечённых им ресурсов, возможно, что и дифференцированно по их типам, временно выводит из обращения, передавая их органу, осуществляющему эмиссию и ремиссию денег. Исходя из потребности оперативной работы, по структуре источников деятельности банка определяется подлежащая резервированию сумма.
Она сравнивается с ранее внесённой величиной. По итогам такого сравнения, производится, в зависимости от ситуации, либо приём новых средств на ремиссию, либо возврат назад излишних сумм посредством эмиссии.
Разумеется, нормы резервирования могут использоваться как инструмент управления ситуации в экономике. При своём уменьшении они через усиление мультипликационного эффекта способны поднять недостаточно высокий ранее уровень активности, а при повышении урезать чрезмерный спрос, остужая перегрев экономики.
Эффективность воздействия. Вместе со ставкой рефинансирования и операциями на открытом рынке, нормы резервирования составляют набор инструментов кредитно-денежной политики, предлагаемый сионистской экономической наукой. Согласно её рекомендациям, покупка государственных долгов вместе с уменьшением ставки рефинансирования и норм резервирования используется при проведении стимулирующей политики.
Осуществление же сдерживающей политики требует продажи государственных обязательств, а также увеличения ставки рефинансирования и норм резервирования. Коль скоро всё в значительной мере ориентировано на использование кредитования под паразитический ссудный процент, являющийся, по мнению официальной экономической науки, ценой денег, то стимулирующая политика считается «политикой дешёвых денег», а сдерживающая политика, соответственно, рассматривается как «политика дорогих денег».
В принципе, в основном используются операции на открытом рынке, подкрепляемые адекватным изменением ставки рефинансирования, тогда как нормы резервирования признаются сильнодействующим средством. Как следствие, к их пересмотру прибегают не столь уж и часто, так как вызванная таким шагом перестройка финансовых потоков может дать сразу же такой отрицательный эффект, который затем не будет компенсирован положительными моментами.
Вдобавок, глобализация финансовых рынков не позволяет применять нормы резервирования при операциях на финансовых рынках с национальной валютой вне страны. Здесь она уже играет роль иностранной валюты, и счета в ней подлежат воздействию властей той страны, в финансовых учреждениях которых находятся её счета.
А у них могут быть свои интересы, которые зачастую не совпадают с намерениями той страны, для которой рассматриваемая валюта является национальной валютой. Конечно же, при таком разнобое подходов и воздействий эффективность применения кредитно-денежной политики, основанной на почти любых механизмах, резко падает.
Вдобавок, существуют иные трудности её применения. Нарастающие подобно снежному кому проблему первых лет III–его тысячелетия наглядно показали, что кейнсианство в принципе не решило проблемы экономики, как можно было предполагать, если исходить из текущего положения дел.
Оно просто отложило их на будущее, которое по причине такой концентрации серьёзных трудностей не представляется безоблачным. Не в последнюю очередь так произошло потому, что рекомендуемый, в основном кейнсианцами, инструментарий воздействия на ситуацию по производимому им эффекту асимметричен.
Иначе говоря, он в состоянии, и довольно быстро, успокоить рынок в момент его перегрева. А вот заставить экономику повысить уровень деловой активности её операторов он может далеко не всегда.
Причина тут заключается в психологии, поскольку люди, испытав много потрясений от краха своих прежних надежд, могут с трудом собраться к созданию и реализации своих новых планов или вовсе отказаться от всего, что выходит за рамки обеспечения их теперешней жизни. И тогда государство, следуя рекомендациям кейнсианцев, будет в конечном счёте, ничего не получая взамен, проводить необеспеченную эмиссию и закладывать инфляционную бомбу под будущее.
Однако, такого недостатка нет у предлагаемых в главе 5 мер кредитно-денежной политики. Избирательно воздействуя на деловую активность в сторону её ориентации на физическую экономику, налог с оборота совместно с налогом на остаток средств на счёте при адекватном ситуации изменении своих параметров позволяют эффективно контролировать любое стечение обстоятельств, способствуя поддержанию экономики в оптимальном режиме её работы.
Что же касается достижений монетаризма, то они ещё плачевнее, во всяком случае, до настоящего времени, чем сбои кейнсианства, который до момента возникновения текущего кризиса практически-то и не было. Его несостоятельность наглядно демонстрируется коллапсами экономик Аргентины, Чили и иных стран, где её рекомендации применялись в чистом виде при всемерной поддержке власти25.
Исключений здесь, собственно говоря, не наблюдается, хотя вариации возможны. Даже в случае развитых стран следование пожеланиям монетаристов крайне опасно, что, в частности, проясняет, почему столь широко разрекламированная программа президента США Рейгана по преобразованию уже давно испытывавшей замедление темпов экономического роста экономики США в 80-ых г.г. XX–ого в. привела к весьма вообще-то скромным достижениям26.
Главный инструмент реализации политики. Исходя из такой практики, главным инструментом реализации кредитно-денежной политики являются операции на открытом рынке. Нужные для её реализации государственные обязательства, вполне естественно, выпускаются Министерством финансов страны.
В России в качестве их в середине 90-ых г.г XX–ого в. широко использовались «государственные краткосрочные обязательства». В США в том же качестве применяются «бонды», выпускаемые на срок до 30 (тридцати) лет, дополняемые «нотами» с меньшим сроком обращения порядка 10 (десяти) лет.
Согласно рекомендациям кейнсианцев, в основном с долгами государства должны оперировать банки, чаще всего из-за своей ориентации на получение прибыли называемые «коммерческие банки» и прочие кредитно-финансовые учреждения, предусмотренные соответствующими законами. Их партнёром в таких операциях выступает центральный банк страны, имеющий монополию на эмиссию её национальной валюты.
Центральный банк страны, как учит сионистская экономическая наука, осуществляет лишь обслуживание коммерческих банков и приравненных к ним иных кредитно-финансовых учреждений в смысле организации процесса расчётов и кредитования под паразитический ссудный процент, и потому зачастую называется «банком банков». Конечно же, идеалом для еврейских банкиров является полностью подчинённый, в том числе и юридически, им банк.
Впрочем, если нет иных путей, то они соглашаются и на центральный банк, созданный и действующий под эгидой государства. Если, как того всегда требуют еврейские банкиры, такой центральный банк оказывается независимым в осуществлении своей политики в области регулирования денежного обращения, тот тут ничего принципиально не меняется.
Дело в том, что в таких случаях из рук тех, кто несёт ответственность за развитие экономики, вырывается, пусть и разными способами, такой мощнейший инструмент контроля её развития как эмиссия денег. Реально он отдаётся еврейским банкирам, способствуя установлению их власти над обществом, для многих совершенно невидимой.
Механизм саморазрушения. Расхождение между истинными целями сионисткой экономической науки и рисуемыми ею чисто внешне благостными картинками, зачастую вполне естественно приводят к тому, что реализация предлагаемых сионистами рекомендаций на практике даёт прямо противоположные результаты. В конце концов, когда наведённые мировым еврейством чары оказываются рассеянными, выясняется, что не только прежние проблемы общества не были решены, но и к ним, явно отражая проявление регресса, добавились новые.
Возникновение финансового пузыря. Перетекание ликвидности в финансовый сектор из всей остальной экономики приводит к концентрации огромных финансовых ресурсов в немногих руках. И она бывает так велика, что даже после удовлетворения самых немыслимых потребностей своих владельцев, у них остаются в распоряжении громадные суммы.
Порождаемый необеспеченными товарной массой платежами по паразитическому ссудному проценту дисбаланс приводит к тому, что места реальных приложений столь громадным суммам не находятся. Как следствие, кругооборот рыночной системы отделяется от физической экономики и деньги, вместо преимущественного обмена на товары, что характерно для нормальной ситуации, начинают обращаться только в денежные активы и обратно.
Однако, данные пустые капиталы требуют настоятельно найти себе применение, и находят его в спекулятивных операциях, не имеющих ничего общего с потребностями воспроизводства. Свойственный им быстрый оборот капитала усиливает ещё сильнее их оторванность от физической экономики, демонстрируя на фоне её ослабления, из-за непривязанности к чему-либо реальному, поразительную рентабельность сделок, как того и требует принцип максимизации.
Практика показала, что наилучшей формой вложений таких нажитых на базе неадекватного неэквивалентного
