обмена капиталов в узком смысле является фондовый рынок из-за присущей ему ликвидности и быстроты совершения сделок. Стремление к получению прибыли и подпитка притока новых капиталов из остальной экономики через паразитический ссудный процент вполне естественно приводит к тому, финансовый рынок чрезмерно раздувается.
Однако, становясь таким «финансовым пузырём», он не может существовать сам по себе. Он живёт лишь во времена действия в нём «финансовых пирамид вложений» или просто «пирамид», когда поддержание курсов активов происходит новыми спекулянтами, покупающими их лишь с целью извлечения нездоровой прибыли в надежде, что сложившаяся тенденция будет продолжаться, и её, по крайней мере, на век их конкретной махинации хватит.
В таких условиях внешне видимое разнообразие инструментов фондового рынка является ничем иным, как отражением длительности пути денег от их владельцев к тем, кто в них объективно нуждается. И потому неудивительно, что вся или почти инфраструктура финансового пузыря работает на его поддержание, а вовсе не на решение реальных проблем производящей конкретные востребованные обществом блага экономики.
Присущая пирамидам эйфория основана на свойстве инерционности массового сознания, отрицающей какую-либо возможность изменения сложившейся тенденции вне зависимости от приводимых в её обоснование аргументов. И, всё же, как бы того не желали любители лёгкой наживы, рано или поздно, не поддерживаемый конечным спросом, финансовый пузырь исчерпывает потенциал своего роста, нездоровый по своему существу, теряет устойчивость и лопается.
Иное в такой ситуации неизбежно, поскольку «реальные поставки на биржах не превышают, как правило, 5-10% мировой торговли соответствующими товарами»27. Есть и более жёсткие оценки, заявляющие, что «на зарубежных биржах доля реальных поставок не превышает 1-2%»28.
В результате, как объём, так и размеры платежей внутри финансового пузыря превосходят всё то, что может явить реальная экономика. Параметры здесь фантастически несравнимы и в принципе несопоставимы, отчего, например «финансовые потоки только между странами «семёрки» составили в начале 90-ых г. 420 миллиардов долларов в день, что в 34 раза превышает платежи по мировой торговле»29.
Разумеется, при таких чрезмерных оборотах не только никакого обеспечения сделок не производится, ибо такое просто технически невозможно, но и они ведутся на запредельном уровне риска. И одновременно, демонстрируя свою паразитическую сущность, еврейские банкиры выдвигают крайне жёсткие требования к операторам физической экономики, буквально задыхающимся от отсутствия кредитов, и в число их требований почти всегда входит предоставление залога.
И потому, стоит ли удивляться тому, что в таких условиях «взаимосвязь между ценами на фондовой бирже и макроэкономикой весьма непрочна»30. Всё вполне логично, и потому не время от времени, а всегда и везде тот же «курс акции фирмы «Ай-Би-Эм» почти не имеет отношения к самой компании»31
Дело в том, что ««Ай-Би-Эм» идёт себе своим шагом, так что она и цена (за акцию компании – прим. автора)весьма далеки друг от друга»32. И при беспристрастном анализе выясняется, что «связь между курсом акции и самой компании «Ай-Би-Эм» – как резинка, которая может растянуться на километр»33.
Особенно заметна паразитическая сущность созданного по рекомендации кейнсианцев рынка государственных долгов, поддерживаемого всей мощью и авторитетом государства. Уже одной гарантией фиксированного номинального дохода в достаточно стабильных условиях он деформирует развитие экономики тем, что делает непривлекательными реализацию проектов, сулящих более низкую норму дохода, несмотря на их общую полезность для общества.
Разумеется, чисто коммерческими стимулами бороться с таким эффектом вытеснения оказывается невозможно. Как следствие, те начинания, что являются настоятельными, оказывается вынужденным проводить государство, что не всегда является оптимальным способом решения задачи, или особенно сознательные операторы рынка.
В то же самое время при отсутствии финансового пузыря столь непривлекательные проекты вполне могли бы быть приемлемыми для инвесторов даже с чисто формальной точки зрения рентабельности. Иначе говоря, сплошь и рядом издержки существования финансового пузыря вынуждено нести всё общество, особенно, наименее защищённые его слои.
Правда, теоретически кейнсианцы, по чьей рекомендации и создался обширный рынок государственных догов, признают, что долги государства вообще-то есть явление ненормальное. Они считают, что на их создание стоит лишь идти с целью стимулирования попавшей в трудное положение экономики, и погашать за счёт повышенных доходов бюджета, получаемых после преодоления кризиса за счёт роста уровня деловой активности и налогооблагаемой базы.
Однако, попытки реализации таких пожеланий на практике показали их утопичность, по крайней мере, в условиях самого широкого распространения практики кредитования под паразитический ссудный процент, разувавшего пузырь государственной задолженности. Своё веское слово, конечно же, сказало и то обстоятельство, что лишь чужие деньги берёшь на время, а свои отдаешь раз и навсегда.
В результате, реализация положений кейнсианства по выводу экономики из кризисного состояния путём увеличения расходов бюджета на практике неизменно давала негативные подобные эффекты. Со временем или почти сразу же на любом экономическом фоне неизменным спутником государственных финансов оказывался дефицит бюджета.
Впрочем, кейнсианцы предлагают не особенно кручиниться по такому поводу. Они учат, что бюджетный дефицит является благом, позволяющим не только функционировать и расширяться рынку обязательств Министерства финансов, но и даёт, если следовать изложенным ранее их рекомендациям, государству инструмент управления экономикой.
И стоит ли удивляться тому, что они предлагают вообще не кручиниться по поводу данной раковой опухоли? Если их послушать, то государственный долг, по крайней мере, пока его значительная часть не попала в руки иностранцев, вообще можно не замечать, ибо все граждане одной страны оказываются должными лишь самим себе34.
Иначе говоря, с их точки зрения, с ним надо жить, не замечая его. В противном случае, предупреждают кейнсианцы, неприятностей не оберёшься, так как не только государство потеряет столь эффективный и гибкий, по их мнению, инструмент управления экономикой, но и рыночной системе придётся генерировать платежи, которые реальной пользы производству и обществу в смысле удовлетворения их повседневных потребностей ничего не дадут.
Защемление грыжи. Исходя из здравого смысла, можно ли сомневаться в том, что характерный для пирамид всеобщий обман и самоуспокоение немеющими никакого отношения к реальности иллюзиями не может длиться вечно. Отрыв спекулятивной надстройки от базиса реального сектора рано или поздно приводится к тому, что пузырь, потеряв всякую опору, начинает рушиться, негативно воздействуя на экономику, имевшую несчастье его породить.
Дело в том, что из-за ограниченности всего в Мироздании, рано или поздно, но неизменно приток новых покупателей в количестве достаточном для поддержания мыльных пузырей иссякает, а потом и вовсе прекращается. Именно в такие времена всем становится понятно, что на бирже ничего не производится, а только перераспределяется.
Вначале медленно понимающее истинную суть происходящего, но затем стремительно трезвеющее общество выходит из оцепенения наркотического сна, в котором его держали еврейские банкиры, ибо наглядно и недвусмысленно сама жизнь показывает, никакими финансовыми схемами производство товаров заменить невозможно. Правда, определённый положительный эффект от такой катастрофы имеется.
Дело в том, что ранее из-за провокаций мирового еврейства людям было очень трудно, точнее, почти невозможно доказать, что «потребители не могут ни есть, ни надевать на себя монеты и бумажные деньги»35. Что поделаешь, ибо лишь в такой ситуации многим людям становится наконец-то понятно, для чего нужны деньги, и человечество ясно начинает понимать, что польза от денег наблюдается только тогда, когда «в процессе расходования денежного дохода домохозяйства выражают свой спрос на бесчисленное множество товаров и услуг»36.
А, когда адекватного товарного предложения нет, то какой смысл в денежной массе. Есть её не станешь, а безналичные деньги, вдобавок, и как обои использовать невозможно.
И даже любое малейшее колебание в неустойчивом финансовом пузыре, не имеющем возможности его погашения, кроме своего разрушения, может быть доведено спекулянтами до внушающих опасность колебаний. Впрочем, и без общих трагических последствий ситуация для многих оказывается весьма болезненной, ибо рынок в таких спекулятивных колебаниях почти всегда разворачивается в обратную сторону после того, как бывает потеряна на то всякая надежда.
А как же может быть иначе, если в условиях финансовых спекуляций, когда ничего не производится, ожидая момента, когда им улыбнётся покинувшая их ранее удача, они представляют собой ни что иное, как источник паразитического обогащения других. Конечно же, распрощавшись со своими иллюзиями, они источник движения грабящего их колебания рынка, и тому ничего не остаётся делать, как идти в обратную сторону.
Разумеется, в определённых психологических условиях не только крайне небольшие затруднения, но и вообще просто негативные слухи, в дальнейшем даже не подтвердившиеся, могут оказаться сигналом для сброса активов той или иной частью, а то и всеми, их владельцев, в основном купивших их с целью проведения спекуляции. Возникает паника, в ходе которой не имеющие, когда полного, а когда и вообще никакого обеспечения муляжи ценностей, которые ещё недавно ценились дороже золота, значительно дешевеют, порою и вообще превращаясь в валяющийся на каждом шагу мусор.
Начавшись в одном углу финансового пузыря, пожар паники редко когда не коснётся или не повлияет на каждый его закоулок. Почти моментально он охватывает здание недавнего благополучия, бросая общество в омут нищеты.
Резкое падение спроса, уничтожившее у очень многих со столь большим трудом доставшиеся их сбережения, весьма аргументировано доказывает, что финансовый пузырь является вовсе не средством сохранения денег, а их безвозмездной передачи еврейским банкирам. Ажиотаж, нередко возникший даже на пустом месте, рушит связи в экономике, которая затем должно не может восстановиться от такого шока и потери значительной части общественного богатства37.
Как показывают события 17.08.1998, финансовая паника случается и на рынке государственных обязательств, несмотря на то, что, согласно сионистской экономической науке, они считаются самыми надёжными из всех национальных активов и владение ими, якобы, полностью избавляет их держателя от всякого риска. Как показывает практика, опираясь на здравый смысл, государство предпочитает объявить о своём дефолте, явно показывая несостоятельность рекомендаций сионисткой экономической науки, которые кейнсианцы
