Согласно древнеарийской философии, в столь сложной области нередко следует использовать приближённые методы. И потому не удивительно, что весь «успех квантовой механики был основан на приближённых схемах, в которых каждый новый поправочный член был мал по сравнению с предыдущим»32.
Однако, в теории элементарных частиц, по крайней мере, в рамках традиционно используемых в ней подходов, поправочные члены оказываются не малыми, и даже не большими, а бесконечно большими. Конечно же, нормальный человек, опираясь на здравый смысл, пришёл бы к выводу о том, что порочна сама методика.
Далее он начал бы искать ей замену. И действовал бы так до тех пор, пока не обнаружил бы, как минимум, прикладной инструментарий древнеарийской философии.
Впрочем, как известно, сионистам здравый смысл вовсе не указ. И они, как настоящие гении, начали искать выход из положения в рамках теории перенормировок, которая «основана на фундаментальном допущении о возможности устранить все расходимости посредством бесконечного переопределения некоторых констант»33.
Разумеется, данный подход, мягко говоря, является ненормальным, ибо нарушает сам принцип приближённой схемы, лежащей в её основе. Как следствие, «теория перенормировок порочна, поскольку она вопиющим образом нарушает этот принцип, оперируя с бесконечными величинами, которые затем отбрасываются»34.
Всё гениальное просто! Оказывается, коэффициенты были определены не те, вот в теории и возникли расходимости.
Уберём коэффициенты – и всё наладится. А на тот факт, что изначальные значения данных коэффициентов были взяты вовсе не с потолка, стоит ли обращать внимание и портить желудок.
Главное, что схема работает, во всяком случае, пока. А больше ничего и не требуется, ибо учёных сионистской ориентации интересует не истина, а научная работа.
Правда, потом выясняется, что все такие подходы не могут объяснить самого главного. Взять бы, например, теорию происхождения Мироздания современной науки.
На данный момент существует две таких теории. Одна из них известна как «теория Большого Взрыва» из некоторой точки, а вторая является «синергетикой», описывающей возникновение порядка из хаоса.
Обе данные теории ортодоксальной науки, разумеется, порочны. Начнём описание их изъянов с синергетики.
В ней, по мнению автора, достаточно много математики, но нет никакой разумной физической интерпретации вытекающих из применения такого математического аппарата выводов. Впрочем, вывод о том, что цепь случайностей является закономерностью верен, но он, что наиболее пикантно, и подкашивает сионистов.
Ведь, став на такую точку зрения, трудно понять, как это используемый автором набор букв и прочих символов, невзирая ни на какие превратности судьбы, стал именно настоящей книгой, а не каким-то хаосом. Ведь вероятность возникновения такого события ничтожно мала, если не сказать больше.
Другое дело, если признать, что настоящая книга, как такое и было на самом деле, писалась в серии итераций, приближающихся постепенно к своему окончательному варианту. Но для такого утверждения следует встать на позицию древнеарийской философии, чего сионисты, конечно же, делать не собираются.
С теорией Большого взрыва сложностей, надо сказать, ещё больше. Прежде всего, если подходить к анализу данного сионистского подхода по существу, то вовсе непонятно, что же всё-таки взорвалось.
Какой же это Геракл сжал всё в одну точку до того, как всё взорвавшееся взорвалось, и почему подобное у него получилось? Да и по какой причине оно взорвалось, а до того момента не взрывалось, также хотелось бы знать.
Разумеется, можно, заявить, что Большие взрывы, после полной эволюции последствий которых, всё опять сжимается в ту же самую точку, с которой оно и начинало развиваться, чередуются друг за другом. Но проблема обоснования сионистской теории и в таком случае также не решается, а просто переходит в другую плоскость.
Дело в том, что здесь без ответа остаётся прежний вопрос о природе возникновения данных колебаний. К тому же, определённый интерес представляет и информация о том, что же было до них.
Надо сказать, что сионисты, обычно не мудрствуя лукаво, заявляют, что до взрыва ничего не было, и именно такое ничто и взорвалось. Но, действуя так, они вовсе не объясняют, пусть даже без деталей и подробностей, откуда же у такого небытия взялось столько энергии для создания всего видимого вокруг нас разнообразия, да и невидимого тоже.
В результате, под тяжестью всех таких проблем представители современной науки были вынуждены признать, что «современная квантовая механика развивается совсем не так, как можно было бы ожидать от логически замкнутой теории»35. Они согласились с тем, что «полная внутренних противоречий в релятивисткой области, она не даёт никакой надежды на близкую аксиоматизацию и вместе с тем на исчезновение парадоксов»36.
Впрочем, поначалу их утешало то, что данные парадоксы «она, однако, умеет обходить, когда надо сосчитать реальные эффекты»37. Но и тут нельзя было вздохнуть свободно и полной грудью, ибо «так, сравнительно благополучно, дело обстоит до тех пор, пока мы интересуемся эффектами электродинамическими»38.
Дело в том, что «многие закономерности и эмпирические правила, накопленные экспериментаторами (не без активной помощи теоретиков), не укладываются в какую либо единую схему»39. Но и когда нечто похожее на подобную схему оказывается найденным, то ситуация, к великому огорчению сионистов, не улучшается, а ухудшается.
Именно так обстоят дела в любом варианте последней надежды сионизма свести концы с концами. Самой известной из таких попыток является теория суперструн.
В своё время «теория суперструн возникла как наиболее многообещающий кандидат на роль квантовой теории всех известных взаимодействий»40. Правда, случилось такое чудо далеко не вдруг, и роды были настолько трудные, что многие думали, что младенец будет мёртворождённым41.
Однако, успехи медицины спасли положения. И современная наука была вознаграждена тем обстоятельством, что «теория суперструн вводит в теоретическую физику совершенно новую физическую картину мира и новую математику, изумившую даже математиков»42.
Иначе говоря, не только постоянно дерзающие физики, но и даже обычно чопорные «математики были поражены той математикой, которая выросла из теории суперструн и соединила воедино самые несхожие между собой, далеко отстоящие друг от друга области математики»43. И на первый взгляд казалось, что она объяснит всё.
Однако, плевелы завелись даже в таком неприступном бастионе. И потому «есть некоторая ирония в том, что, хотя теория суперструн предназначалась для того, чтобы дать единую полевую теорию всего сущего, сама эта теория часто выглядит как беспорядочная куча легенд, произвольных рецептов и интуитивных представлений»44.
В результате, последний писк сионизма обернулся «удручающим набором легенд и исторических анекдотов, взятых с потолка рецептов и интуитивных допущений»45. Правда, с тех пор удалось достичь определённых внешних косметических успехов, но они, не изменяя ничего принципиально, скрывают от непосвящённых тот факт, что «величайший парадокс теории суперструн, однако, состоит в том, что сама она не является единой»46.
Разумеется, при таком стечении обстоятельств о едином сионистском описании окружающего мира не может идти речи, и потому нередко«кажется, что нет никакого смысла во многих допущениях модели»47. Конечно же, «для теории, претендующей на воплощение единого подхода к описанию всех законов физики, то, что сама она выглядит столь разобщённой, кажется издевательской насмешкой судьбы!»48.
И здесь впору согласиться с Нильсом Бором, что «все мы согласны, что ваша теория безумна»49. И, добавить, что «мы расходимся лишь в одном: достаточна ли она безумна?»50.
Издержки существования сионизма. Слов нет, если бы не засилье сионизма, то и не стоило бы тратить время на изучение его всевозможных безумных теорий. Было бы куда лучше передать данные теории вместе с их создателями психиатрам для выяснения степени безумия их создателей, поставки диагноза и назначения лечения.
Однако, происходит совсем иначе, и ситуация усугубляется тем, что обходятся увлечения сионизма вовсе недешёво. И, хотя точно оценить подобные издержки на данный момент невозможно, представлять, сколь они велики, вовсе не мешает.
Дело в том, что для проверки некоторых своих теорий, например, той же теории суперструн, сионисты предлагаются методы, выходящие за все грани разумного. Их реализация на практике приведёт не к установлению «мудрого и вечного», а к очередной гуманитарной катастрофе, в том числе и планетарного характера.
Состояние аппетитов представителей ортодоксальной науки на начало 80-ых г.г. XX в. было таково, что они желали построить линейный ускоритель длиной 300 (триста) километров. Считалось, что он позволит осуществить голубую мечту многих представителей ортодоксальной физики о разгоне элементарных частиц до чудовищных уровней энергии.
Оправдывалось подобная гигантомания необходимостью узнать тип алгебры, лежащий в основе Мироздания. С точки зрения древнеарийской философии, конечно же, такие пожелания являются верхом абсурда, поскольку ответ известен заранее, и он представляет собой алгебру тензооктанионов.
Однако, доступ к данному знанию глобальная синагога охраняет как зеницу ока. Поэтому, при помощи такой дорогостоящей игрушки ортодоксальная наука будет искать ответ на вопрос не там, где она его потеряла, а там, где светло.
Впрочем, как будет показано ниже, финансовый интернационал подобный ход событий более чем устраивает. Вопрос заключается лишь в том, кто будет платить за банкет.
Принимая во внимание связанные с таким проектом финансовые затраты и технологические проблемы, его следует считать преступным. И даже при поверхностном взгляде на проблему другой точки зрения не существует.
Когда такая сумасбродная идея маниакально овладела умами связанного с сионисткой наукой учёного сообщества, и они начали, прикрываясь высоким знаменем науки, атаковать государственные закрома, то быстро выяснились неприятные вещи. Оказалось, что на строительство данного ускорителя потребуется делать взносы в размере четверти бюджета и от СССР и от США в течение, как минимум, 10 (десяти) лет.
