А ведь в те времена экономические возможности СССР были несравненно больше, чем у современной России. Да что про неё говорить, если она не может теперь даже космическую станцию содержать самостоятельно.
Любое строительство, как известно, представляет собой вещь «в себе», а такое тем более. И потому можно смело предполагать, что и срок, и величина отчислений, начнись такое строительство, оказались бы куда больше запланированных.
А единственным его результатом было бы прибавление числа исторических анекдотов сионистской науки, которые стали бы по-настоящему золотыми. Ведь обсуждаемый ускоритель не может не оказаться баснословно дорогим.
Дело в том, что одним из отличительных его качеств должна была быть прямолинейность. Она нужна для того, чтобы поток движущихся с чудовищной энергией элементарных частиц не вырвался бы наружу.
Ведь мало кто из неспециалистов знает, что все крупные кольцевые ускорители, а других крупных ускорителей сейчас просто нет, работают один раз в квартал по 3 (три) секунды. В промежутках между данными сеансами работы на ускорителях монтируются не только оборудование многочисленных экспериментаторов, записанных в очередь на годы вперёд, но и производится наладка аппаратуры ускорителя с целью не допустить во время его работы описанных казусов.
Разумеется, стоят подобные удовольствия далеко недешёво. И ещё дороже они обойдутся на линейном ускорителе, чья настройка или юстировка собьётся даже от чиха комара, не говоря уже о проездах автомобилей, и не только над проложенной «трубой» ускорителя, но и в значительном удалении.
Правда, можно всё делать в заповеднике, но, даже если заяц пробежит за 10 (десяток) километров от трубы, и то всё собьётся. Ну, а о банальных движениях земной коры, которые никто отменить не в состоянии, и говорить нечего.
Дело в том, что все платформы, составляющие поверхность земного шара, могут считаться монолитными только при очень грубом приближении. При более детальном рассмотрении, которое следует совершать в случае строительства объектов, подобных обсуждаемому ускорителю, любая платформа земного шара оказывается состоящей из более мелких частей, находящихся, конечно же, в движении между собой, хотя и не таком сильном, как сами платформы.
Разумеется, «трубу» можно проложить и по воздуху, но от движения земной коры такой шаг не избавит, да и ветер проблем создаст, видимо, не меньше. Вдобавок, при строительстве уже на стадии проектирования нужно будет принимать во внимание и перепады температур, весьма существенные при таких больших расстояниях.
И отмеченное только часть инженерных проблем. А их, очевидно, будет «непочатый край».
Вполне возможно, что их, всё же, можно будет решить. Вопрос заключается только лишь в том, а стоит ли это делать, и не лучше ли, в качестве альтернативы, просто повсеместно распространить знания древнеарийской философии?
Безусловно, повсеместное распространение знаний древнеарийской философии не позволит сионистам впредь повышать до немыслимых высот своё материальное и финансовое благополучие, а также по миру ездить и на всевозможных приёмах сидеть за счёт всего остального человечества. Но тут придётся выбирать.
И выбор не может вызывать сомнений, поскольку использование древнеарийской философии позволит совершить невиданные дотоле технологические прорывы. Они будут впечатляюще выглядеть на фоне бессилия сионистской науки, ибо большинство её достижений оказывалось на поверку очередным блефом, правда, зачастую, дающим, как минимум, ощутимую финансовую выгоду сионистам.
Взять хотя бы молекулярную биологию. В своё время вейсманисты и морганисты утверждали, что наследственная информация содержится не в клетках организма, а только в некоторых объектах непонятной природы.
И ни о каком ДНК речи не велось. Подобные взгляды отличаются от современных воззрений как небо от земли.
Однако, после 1956 г., когда были открыты ДНК и РНК, всё резко изменилось. Обнаружение данных информационных молекул передачи генетической информации привело к тому, что придерживаться ошибочной прежней позиции, являющейся, как выяснится ниже, прекрасной кормушкой, стало принципиально невозможно.
И представители тупикового вейсманизма и морганизма, что, учитывая их менталитет, вполне естественно, создали молекулярную биологию, изначально извратив саму методологию и цели данной науки. Какая от неё польза, если её самое амбициозное изобретение золотая, в смысле произведённых затрат, овца Долли умерла?
Даже в таком деле сионисты не смогли подняться до уровня барана! А ведь куда замахиваются!
А почему бы здесь не использовать уже имеющиеся механизмы, широко применявшиеся в своё время нашим соотечественником Трофимом Денисовичем Лысенко. Ведь и без высших познаний в генетике понятно, что предлагаемые молекулярной биологией для таких целей методы вредны, и тому есть множество очевидных доказательств.
Дело в том, что в тех странах, где молекулярная биология «пошла в массы», предоставляя населению генетически измёненные продукты, например, в США, поразительно велик процент очень тучных людей, причём даже среди оперативного состава спецслужб! Да и принятие во многих странах законов об обязательном указании доли генетически изменённых продуктов во всех продуктах питания состоялось, конечно же, не на пустом месте.
Вдобавок, все заявления сионистов о том, что применение генетически измёненных культур, например, в сельском хозяйстве, даст невиданные экономические дивиденды и финансовое благополучие, при проверке оказались явной ложью. И, правда, на какое-то время действительно оказалось, что не нужно бороться с сорняками и вредителями, ибо такое дело осуществляли сами генетически измёненные культуры.
Однако, сорняки и вредители тоже оказались далеко не глупцами. Они показали, что в возможностях по модифицированию своего генетического кода они вовсе не уступают передовым лабораториям молекулярной генетики, и спустя некоторое время также генетически изменились.
И настолько, что никакая зараза, изготовленная сионистами, взять их не в состоянии. Конечно же, подобные факты, и вместе, и по отдельности привели к резкому нарушению баланса природы, последствия которого, кроме того, что они будут самыми печальными, точно предсказать очень и очень трудно.
Разумеется, с учётом данных обстоятельств теперь речь об экономическом эффекте внедрения генетически изменённых культур в сельском хозяйстве уже не ведётся. На повестке дня стоит вопрос о минимизации нарастающих как снежный ком убытков отмеченного сионистского эксперимента.
И, всё же сионистов подобный оборот дела вовсе не останавливает. Деньги для них затмили всё, и они с привычной для себя наглостью заявляют об отсутствии альтернативы генетически изменённым продуктам, хотя она, как будет показано ниже, имеется, например, в виде того же наследия Трофима Денисовича Лысенко.
Безусловно, сделанное замечание вовсе не означает, что от молекулярной биологии не может быть никакой пользы. Если применять её адекватно, например, для анализа наследственности, а также в адекватных ей иных областях, о которых будет говориться в главе 3 при обсуждении нюансов здоровья человечества, то она будет очень даже полезной.
Бегство от реальности. Ухудшающееся положение дел в самых основаниях математики не могло не вызвать упадка духа у всех представителей ортодоксальной науки. И, действительно, «после многих столетий блистательных успехов математики в описании и предсказании физических явлений природы мысль о необходимости признать её не коллекцией алмазов, а собранием искусственных камней была тяжела для каждого, а особенно для тех, кто был ослеплён гордостью за свои собственные достижения»51.
И, по мере отрезвления, вставали и другие неприятные вопросы, на которые в пылу эйфории старались не обращать внимания. И ни на один из них не только не существовало ответа, но и вовсе было непонятно, где данный ответ может быть.
Например, было совершенно непонятно, «почему вообще математические формулы могут описывать явления природы и почему явления природы описываются столь абстрактными формулами квантовой механики?»52. Ведь, по мере своих успехов«каждый физик рано или поздно приходит к этим вопросам»53, и, «может быть, Кеплер имел право себя об этом не спрашивать, но физика XXвека эти вопросы не перестают мучить»54.
Под воздействием мучений у физиков пошатнулась сама их вера в возможность познания ими окружающего мира55. И они вымолвили, что «мир очень сложен, и человеческий разум явно не в состоянии полностью постичь его»56.
А ведь в своё время «современную науку неоднократно восхваляли за то, что, дав рациональные объяснения явлений природы, она исключила духов, дьяволов, демонов, мистические силы и анимизм»57. Но, за всё пришлось платить, и «к этому необходимо добавить теперь, что, постепенно изгоняя физическое и интуитивное содержание, апеллирующее к нашему чувственному восприятию, наука исключила и материю»58.
И потому сейчас «она имеет дело только с синтетическими и идеальными понятиями, такими, как поля и электроны, о которых единственно, что нам известно, это управляющие ими математические законы»59. И, для того, чтобы наполнить подобные абстракции хоть каким-то содержанием, ортодоксальной науке, в отличие от рекомендаций древнеарийской философии в аналогичных ситуациях, вновь пришлось вспомнить о духах60.
В результате, приверженцам современной науки «рассматривать материю как подлинно реальную становится всё труднее»61. И, хотя без интуитивного чувства реальности, позволяющего увидеть проблему изнутри, нет подлинной научной работы, именно отмеченного эффекта и добивается глобальная синагога.
Наука как инструмент контроля. Он позволяет ей продвигать в качестве философского обоснования научной деятельности «позитивизм», игнорирующий любые попытки проникновения в сущность изучаемого явления, и заключающийся в поиске любых достаточно приемлемых с точки зрения практики методов его описания. Подобное описание, найденное нередко второпях, конечно же, может быть очень далеко от действительно объективной реальности.
Собственно говоря, нельзя сказать, что позитивизм полностью противоречит древнеарийской философии. Он должен лишь быть дополнен здравым смыслом при поиске интересующих исследователя закономерностей.
Однако, именно о таком факте и тотально молчит глобальная синагога, почему, встав на позицию позитивизма, учёные оказываются игрушками в её руках. Их деятельность начинает заключаться в обосновании, пусть нередко и невольном, авторитетом науки любых происков финансового интернационала.
