трактовка электрических зарядов отражает правильное положение.
Загвоздка заключается только в том, что последовательно оно обосновывается только в древнеарийской философии, и больше нигде! Как говориться, не слишком ли много совпадений и так ли уж неверна теория международного еврейского заговора, как хочет её представить жидомасонерия?
Появление угрозы. Глобальная синагога не могла не понимать, что, давая, пусть и частично, доступ к скрываемым ею дотоле знаниям научного наследия древних цивилизаций, она играет с огнём. Не мог же высший раввинат не осознавать, что в один прекрасный момент данные знания могут быть возрождены неподконтрольным ей способом в полном объёме, приведя к утрате его монополии на них.
В результате, как только молодая наука стала на ноги, высший раввинат приложил все усилия для того, чтобы в научной среде сложилось, как минимум, безразличное отношение к Богу. Подобная провокация ему удалась, и со временем поиски замысла Сотворения Мироздания Всевышним исчезли из числа ориентиров научной работы.
На руку глобальной синагоге играло и то обстоятельство, «что роль Бога становилась всё менее значительной по мере того, как начинали доминировать универсальные законы, охватывающие движения небесных и земных тел, и неизменное согласие между математическими предсказаниями и результатами наблюдений свидетельствовало о совершенстве законов»308. Как следствие, «Бог оказался оттеснённым на задний план, и всё внимание сосредоточилось на математических законах, царящих во Вселенной»309.
Однако, нельзя сказать, что данные тенденции не встретили противодействия со стороны некоторых учётных. Например, «Лейбниц отлично сознавал, какие следствия можно извлечь из ньютоновских «Математических начал», в частности из представления о мире, функционирующем по определённому плану, неважно, с Богом или без оного, и обрушился на сочинение Ньютона, назвав его антихристианским»310.
Разумеется, «и после Ньютона было немало учёных, которые усматривали в совершенстве законов природы неоспоримое доказательство мудрости творца»311. И, всё же, под искусным управлением глобальной синагоги и её неослабным давлением на научную мысль, «мало-помалу бог отошёл на задний план, а в центр внимания попали математические законы Вселенной»312, открываемые исключительно людьми.
Данное обстоятельство создало предпосылку для внедрения в научное сообщество философии позитивизма, поскольку «на смену стремлению раскрыть замыслы творца пришло стремление получить чисто математические результаты»313. Правда, ещё долго «многие математики после Эйлера продолжали верить во всемогущего бога, в божественный план мира, и главное предназначение математики видели в расшифровке замыслов творца»314.
Однако, «по мере того, как в XVIIIв. развивалась математика, и множились её успехи, религиозные мотивы в научном творчестве всё более отступали на задний план»315. Как следствие, «присутствие бога становилось всё менее ощутимым»316, и со временем религиозное мировоззрение было почти повсеместно заменено атеизмом.
И, всё же, справедливости ради, нужно отметить, что причина подобного положения дел возникла всё же ещё на самой заре эпохи Возрождения, когда «Декарт…, при всей своей набожности, провозгласил тезис о неизменности законов природы и тем самым неявно ограничил могущество господа бога»317, понимаемого с позиций своего времени. Ещё «Декарт стал провозвестником общей и последовательной системы философских взглядов, развеявшей безраздельное господство схоластики и открывшей новые пути перед человеческой мыслью»318.
Для того времени такой подход был во многом прогрессивным, ибо новый взгляд Декарта на ситуацию в науке «способствовал избавлению от мистицизма и веры в потусторонние силы»319. Но именно «он положил начало бесповоротному расколу между философией и теологией»320, и отрицательной частью новаторства Декарта, потом взлелеянной глобальной синагогой, были посаженные им зёрна сомнений в Божественном происхождении Вселенной.
В нужный момент они были удобрены международным еврейским заговором и дали значительные поросли. Мировое еврейство тогда очень спешило, ибо на горизонте возникла угроза, которую они не могли игнорировать.
Дело в том, что развитие математики привело к открытию комплексных чисел. Несмотря на свою простую структуру, они вполне могли дать и действительно дали толчок поискам более сложных гиперкомплексных чисел.
Одним из таких обобщений и является алгебра тензооктанионов. А она, во всяком случае, как показывает опыт автора, представляет собой не только ключ к возможности создания разрозненных элементов, связанных с прикладными знаниями древнеарийской философии, но и даёт возможность восстановить саму древнеарийскую философию.
В результате, с открытием комплексных чисел для тайного мирового правительства обозначилась, пусть даже ещё только на горизонте, реальная угроза потери его монополии на сокрытое им научное наследие прежних цивилизаций. Обстоятельства начали складываться так, что высший раввинат не мог пустить такое дело на самотёк.
И тайное мировое правительство спровоцировало в научной среде «начавшийся в XVIIIв. спор о логарифмах отрицательных и комплексных чисел»321. Данный спор проходил в жаркой форме и «совершенно лишил математиков душевного покоя, так что даже в XIX в. они испытывали настоятельную потребность усомниться в существовании как отрицательных, так и комплексных чисел»322.
Правда, со временем выяснилось, что комплексные числа оказались незаменимыми в прикладных расчётах, и еврейским банкирам, учитывая такое обстоятельство, пришлось их оставить в покое. В немалой степени, видимо, они успокоились, взирая на простоту структуры комплексных чисел, ибо, используя её как основу, что полностью подтвердила практика, открыть гиперкомплексные числа с их непростой структурой было далеко не так легко.
Однако, толчок поиску гиперкомплексных чисел усложнённой конструкции комплексные числа, вне зависимости от воли и интересов финансового интернационала, всё же дали. Первому, кому удалось найти алгебру гиперкомплексных чисел, был знаменитый У. Р. Гамильтон, отец гамильтоновой механики.
Успех пришёл к нему после того, как «пятнадцать лет он непрестанно размышлял над этой проблемой»323. Следствием столь долгого и кропотливого труда стало открытие им кватернионов.
Собственно говоря, он сделал больше. Он осветил принцип получения любых гиперкомплексных чисел.
Для еврейских банкиров, разумеется, такое событие было крайне неприятно, тем более что У. Р. Гамильтон сразу же начал пропагандировать своё открытие и нашёл для алгебры кватернионов немало применений324. В конечном счёте, проявленная им активность и решила его судьбу.
Впрочем, к величайшему сожалению для еврейских банкиров, с устранением У. Р. Гамильтона их несчастья не закончились. Друг У. Р. Гамильтона – А. Кэли, пользуясь схемой создания кватернионов на базе комплексных чисел, аналогичным образом создал октанионы из кватернионов.
Октанионы же являются ортогональным вариантом алгебры тензооктанионов. И потому, совершив данный шаг, А. Кэли необычайно близко подошёл к разгадке столь тщательно скрываемой тайны высшего раввината.
Преступление. Полученная А. Кэли алгебра была затем названа в его честь «алгеброй Кэли». Выпущенная им пуля прошла у самого виска еврейских банкиров.
Моментально оценив реальность и степень возникшей для него угрозы, высший раввинат бросил на дискредитацию и забвение гиперкомплексных чисел очень значительные силы и ресурсы. По мнению автора, их размер явно не соответствуют скромному статусу кватернионов и октанионов.
Безусловно, они обладали крайне непривычными для того времени свойствами. Но, по логике вещей развития науки, не говоря уже о банальном любопытстве, следовало бы не предавать на основании данного обстоятельства их забвению, а полноценно и всесторонне изучать.
В результате, данной весьма массированной компанией высший раввинат выдал факт существования международного еврейского заговора. Правда, его можно понять, ибо ситуация была крайне сложна.
Она усугублялась ещё и тем, что частный вид кватернионов был открыт уже в 1799 г. землекопом из Норвегии К. Весселем325. Правда, тогда такое открытие, учитывая профессию К. Весселя и его неизвестность научному сообществу, удалось спрятать под сукно, и только спустя столетие в 1899 г. работа К. Весселя стала достоянием научной общественности.
Был близок к открытию исчисления кватернионов и Гаусс, сделавший данный шаг на 15 (пятнадцать) лет раньше У. Р. Гамильтона. К сожалению, получив основные результаты, Гаусс, не исключено, что и под влиянием высшего раввината, не закончил свою работу и потому не опубликовал свои результаты со всеми вытекающими отсюда последствиями.
В результате, весь мир, и автору кажется, что такое полностью справедливо, считает «отцом» кватернионов У. Р. Гамильтона. Ведь именно он открыл их в самом общем, а не в частном виде.
Однако, полноценное признание в данном вопросе к У. Р. Гамильтону пришло позже, а в те времена в ответ на его усилия по распространению новой алгебры мировое еврейство незамедлительно предприняло самые энергичные контрмеры. Оно противопоставило исчислению кватернионов основанный на векторах подход или векторный анализ.
В принципе, векторный анализ, из-за отсутствия в любом векторном пространстве «родной» органически связанной с ним операции умножения, является очень слабым соперником исчисления на базе соответствующих гиперкомплексных чисел. Но, получив поддержку еврейских банкиров, оно смогло победить гиперкомплексные числа.
Научные публикации под названиями «Векторы против кватернионов» или «Координаты против кватернионов»326 о противоборстве данных двух направлений сразу же стали напоминать фронтовые сводки. Необычайно высокий накал такой борьбы поддерживался ещё и тем обстоятельством, что для исчисления кватернионов их приверженцы находили всё больше и больше практических применений, в которых они не знали себе равных.
Например, Д. К. Максвелл свои первые разработки знаменитых уравнений электродинамики, носящих его имя, также основывал на исчислении кватернионов327. Подобное начинание Д. К. Максвелла, несмотря на свою логичность и неопровержимость, надо сказать, подвергалось уничтожительной критике и даже политическому давлению.
В основном критика применения кватернионов строилась на том замечании, что мнимая часть кватерниона является мнимым вектором. Его квадрат не есть положительное число, и такой факт в то время казался противоестественным.
Он противоречил духу своего времени не меньше, чем смотрелись в XVI в. новаторства Коперника и Кеплера. Но во второй половине XIX в. незримая поддержка тайного мирового правительства была не на стороне первопроходцев.
В конечном счёте, повсеместная критика заставила Д. К.
