Учитывая предназначение фронта, уже тогда стали появляться рекомендации сделать его сплошным. Окончательно такая точка зрения была формулирована к 1770 г. в виде «кордонной стратегии» австрийского фельдмаршала Ласси.
Однако, на практике в те времена кордонная стратегия не могла эффективно использоваться из-за малой численности армий. В противовес ей выдвигалась концепция «активной обороны», заключавшаяся в создании крупных группировок войск, могущих поддерживать друг друга в случае осложнений, а, при наличии достаточных для того сил, окружать и уничтожать проникшие за линию фронта войска противника.
Пространство же между ними заполняли разъезды лёгкой кавалерии, выполняющие также и функцию разведки. При передвижении войск завесы лёгкой кавалерии сохраняли манёвры в тайне и прикрывали отступление основных сил.
Начало описанному подходу, названному в дальнейшем «манёвренной стратегией», дал французский маршал Тюренна. Он показал, что в случае занятия своих коммуникаций противником нет никакого смысла тратить силы, пытаясь выйти на вражеские коммуникации, а куда эффективнее просто обратиться лицом к противостоящей стороне, всемерно пытающейся избежать прямого крупного сражения, и в навязанном ей бою открыть свои пути снабжения.
Решительное осуществление такого подхода, наиболее полно впоследствии реализованного Наполеоном в качестве быстрого средства ведения войны или «блицкрига», давало победу. Ведь, как говорил прусский король Фридрих II, «лучшие сражения – это те, которые мы навязываем противнику, не желающему их»147.
Однако, сметённые Наполеоном феодальные монархии Европы нашили в себе силы для дальнейшей борьбы. Проведённые под давлением обстоятельств общественные реформы, уничтожив в них, если не все, то многие препятствия для развития капитализма, ввели всеобщую воинскую повинность и расширили базу комплектования армий.
В результате, Франция уже не была единственной страной, имеющей подлинно национальную армию. Наученные прежними горькими уроками противники Наполеона, начали обращать свою возросшую силу на быстро устающего учителя, на голову которого в изобилии посыпались плоды его же собственного учения.
Вследствие превосходства сил противников Наполеона стала явно набирать силу тенденция к расширению фронтов. Данный путь был избран в 1813 г. при освобождении Европы и в 1814 г. во время интервенции во Францию.
Принято считать, что соперники Наполеона стали так поступать по совету бывшего генерала французской республики и личного врага Наполеона Моро, изгнанного ранее Наполеоном из Франции. Но, скорее всего, они не были в выработке такого стратегического решения просто статистами.
Действуя на широком фронте, соперники Наполеона заставляли его бесцельно тратить свои резервы, распылять ресурсы и отступать от собственных принципов ведения войны. Насколько такое оказывалось возможным, союзники старались постоянно уклоняться от боя лично с самим корсиканским чудовищем.
Дело в том, что они по-прежнему очень высоко оценивали военное искусство Наполеона, и негативный результат таких боёв для них был ясен. Но, одновременно им нужна была победа, и они, демонстрируя в стратегическом плане, что оборона, когда там бывал сам Наполеон, оказывается сильнее наступления, действовали наверняка.
В рамках такой стратегии постоянному нападению подвергались уставшие от непрерывной войны наполеоновские маршалы, быстро терявшие присутствие духа, энергичность, гибкость тактического мышления и блеск своих военных дарований. Ведь они были уже богатыми люди и стремились насладиться своей обеспеченностью в мирной обстановке.
Вдобавок, опасавшийся заговоров с целью своего свержения Наполеон не учил не только своих маршалов, но и вообще никого своему военному искусству. Учитывая особенности любых революций, неизменно заканчивающихся ожесточённой борьбой между революционерами до окончательной победы одного из них, нельзя его безоговорочно упрекать за такой шаг, но нельзя сомневаться и в том, что он стал одной из причин его поражения.
Заставляя Наполеона детально координировать усилия своих армий на фронтах огромной протяжённости, подобная стратегическая новинка оказалась необычайно эффективной. Выдвигаемые ею требования в эпоху, когда, за крайне редким исключением световых гелиографов, требующих стационарного размещения, самым быстрым средством доставки информации являлся всадник, мчащийся галопом, даже для Наполеона оказались невыполнимыми.
Разумеется, Наполеон сделал всё для достижения победы, и кое-где нередко добивался и несомненных успехов. Но, уравновешиваемые неудачами в других секторах, где командовали его маршалы, успехи Наполеона неизменно постоянно оказывались бесполезными в стратегическом плане.
Постоянно нарушая планы Наполеона, используемая союзниками стратегия заставляла его, ничего не добиваясь, метаться от одного угрожающего участка фронта к другому. Дополненная тотальным нарушением французских коммуникаций, что стало возможным по причине слабости полностью уничтоженной в 1812 г. в России французской кавалерии, делая его неудачи и слабость наглядными для всей Европы, она выводила Наполеона из равновесия.
В конце концов, перейдя в лагерь противника, от Наполеона отпали почти все немногие оставшиеся у него союзники. А его противники, объединившись, решили сразиться напрямую с самим императором Франции.
Проба сил состоялась в 1813 г. в трёхдневной «битве народов» под Лейпцигом, где союзники, имея 1,5 (полуторакратное) превосходство в живой силе и почти 2 (двойное) в артиллерии, зажали Наполеона и раздавили его своей численностью. Широкий фронт сражения исключал непосредственное руководство Наполеоном всеми участками фронта, и, мотаясь от одного сектора обороны к другому, он должен был и не мог одновременно присутствовать всюду.
Нельзя сказать, что Наполеон ничего не показал в сражении под Лейпцигом. Одержав победу в южном секторе обороны, он был почти близок к разгрому самой крупной Богемской армии своих противников и на волосок от победы.
Если бы его не отвлекли непредвиденные им события в северном секторе обороны, откуда он долго ждал резервов для решительного наступления на Богемскую армию, то союзники на юге, а потом бы и всюду оказались наголову разгромленными. Но, связанные действиями пруссаков, столь необходимые резервы из северного сектора не пришли.
В решающий миг своей судьбы, вопреки всем своим правилам, требовавших исключительного сосредоточения на военных вопросах, и пренебрежения до убедительной победы всеми прочими факторами, Наполеон не оказался в нужном месте и не смог там сосредоточить достаточные силы. Вынужденный оставить корпус Сен-Сира в Дрездене для защиты столицы своего последнего союзника – короля Саксонии, Наполеон рискнул, и проиграл окончательно.
Для него настали сумерки богов, и изрядно потускневшая в русских снегах его звезда, начала закатываться. Несмотря на кратковременные всплески удачи, она уже больше не освещала ему путь.
Положительный опыт борьбы с корсиканским чудовищем привёл к тому, что в области стратегии линейные элементы явно усилились. Но до их полного тожества было ещё далеко, и потому стратегия во многом продолжала иметь ударный характер, выражавшийся во всё ещё сравнительно узких фронтах стратегических наступлений.
Анализируя опыт успешной борьбы с Наполеоном, военные пришли к выводу о необходимости проявления разумной инициативы подчинёнными в рамках поставленных перед ними задач. Основоположниками данного подхода были прусские военные Гнейзейнау и Шарнхорст, которые первыми учли результаты позорной катастрофы Иены-Ауэрщтейда.
Однако, только после легендарных побед вермахта в 1939-1942 г.г. подобная практика стала требоваться боевыми уставами вооружённых сил всех стран. В них также был закреплён вытекающий из закона синархии «принцип единоначалия», возлагающий ответственность на командира за всё, что происходило с вверенными ему войсками.
Отступления от принципа единоначалия в сложных условиях в виде двоевластия 2 (двух) консулов в республиканской армии Древнего Рима и командира с политическим руководителем в гражданской войне в России в 1917-1922 г.г. в массе своей всегда имели печальные последствия. Наиболее последовательно принцип единоначалия был реализован в вооружённых силах СССР, где приоритет отдавался командиру того рода или вида войск, перед которым в рамках операции ставилась наиболее объемлющая задача.
В иных же армиях, например, в армии США, пусть и на высшем уровне, но имеется отклонение от данного принципа. В ней и в армиях с аналогичной структурой управления всеми вооружёнными силами во время войны управляет комитет начальников штабов, внося, тем самым, по мнению автора, элементы анархии в управление войсками.
Вдобавок, с целью стимулирования инициативы подчинённых, форма приказа со временем была строго регламентирована. Ориентированная на достижение конечного результата, она ставила задачу, определяла соседей и тыловое обеспечение, а также командный пункт командира и его заместителей в случае выхода командира из строя или гибели.
Однако, при прочих равных условиях она никогда не предписывала способ решения поставленной боевой задачи. Стимулируя личную инициативу, выбор метода её решения возлагался преимущественно на подчинённых.
Командир же и его штаб только могли в процессе диалога с непосредственными подчинёнными выбрать оптимальный путь, обеспечивая его необходимыми ресурсами. Возложение конечной ответственности на отдавшего приказ командира и закреплённое в уставах беспрекословное подчинение полученному приказу резко повысили силу армий.
Она проистекала из гибкости принимаемых решений. Огромную роль в достижении успеха боевых действий стали играть младшие командиры, в значительной мере поднявшие степень управляемости вооружёнными силами.
Нарезное оружие и всеобщая воинская повинность. Время не стояло на месте, и в области вооружений произошли кардинальные изменения. Они сделали полностью непригодными рекомендации ударной тактики, ставшие в 1905 г. одной из причин поражения России в русско-японской войне.
С появлением нарезного огнестрельного оружия характерные для ударной тактики любые компактные массы пехоты оказались уязвимыми. Они уже не могли преодолеть опасную для себя зону под залповым огнём ружей.
Аналогично, если не более фатально, дела обстояли и с артиллерией, которая стала нарезной чуть позже ружей. В конце концов, уже в начале 60-ых г.г. XIX–ого в. любое огнестрельное оружие увеличило на порядок свою точность стрельбы, скорострельность и дальнобойность.
Ситуация усугублялась картечницами, бывшими предшественниками пулемётов. Конечно же, появившиеся в самом конце XIX–ого в. пулемёты ещё только усугубили ситуацию.
Резко возросшие возможности обороны явно превосходили ударные силы наступательных порядков, и данный факт не мог не привести к трансформации боевого строя
