до P. X.) представляют такой интерес. Здесь мы видим, что король делает аллюзию на свое собственное обращение в буддизм, но также на моральное преобразование, совершившееся у всех его подданных вследствие его просветления.
Люди античной Греции переживают опыт конверсии в основном в политической сфере. Практика судебного и политического спора в демократии раскрыла для них возможность «изменить душу» соперника ловким обращением с языком, употреблением методов убеждения. Приемы риторики, искусство убеждения постепенно проходят свое становление и понемногу кодифицируются. Они открывают политическую силу идей, ценность «идеологии», если употреблять современное выражение. Пелопонесская война представляет собой пример такого политического прозелитизма.
Еще более радикальной, но менее распространенной является философская конверсия. Она, кстати, в своих
первоистоках тесно связана с политической конверсией. Действительно, платоническая философия принципиально представляет собой теорию политического обращения: чтобы изменить город, нужно преобразовать людей, но только философ реально способен на это, потому что он сам является «обращенным». Здесь впервые появляется перед нами размышление о понятии конверсии (Государство, 518с). Сам философ обращен, потому что он смог отвести свой взгляд от теней чувственного мира, чтобы повернуть его к свету, истекающему от идеи блага. И всякое воспитание есть обращение. Всякая душа имеет возможность увидеть этот свет блага. Но ее взгляд плохо ориентирован, и задача воспитания состоит в том, чтобы обратить этот взгляд в правильном направлении. За этим последует полное преобразование души. Если философы управляют полисом, весь полис целиком будет, таким образом, «обращен» к идее Блага. После Платона в стоической, эпикурейской и неоплатонической школах речь будет больше идти не о том, чтобы обратить город, а об обращении индивидов. Философия становится в основном актом обращения. Эта конверсия является событием, вызванным в душе слушателя словом философа. Она соответствует полному разрыву с обычным образом жизни: изменение костюма и часто пищевого режима, иногда отказ от политических дел, но особенно полное преобразование моральной жизни, упорная практика многочисленных духовных упражнений. Таким образом, философ приходит к спокойствию души, к внутренней свободе, одним словом, к блаженству. В этой перспективе философское учение склонно принимать форму предсказания, проповеди, в которой способы риторики или логики поставлены на службу обращения душ. И античная философия никогда не была построением абстрактной системы, но представала как призыв к конверсии, через которую человек снова обретет свою первоначальную природу (epistropbe) в резком отрешении от того извращения, в котором живет простой смертный, и в глубоком потрясении всего существа (это уже metanoia).
Внутренний опыт конверсии достигает своей наивысшей интенсивности в религиях «несчастного сознания», если употреблять выражение Гегеля, то есть в таких религиях, как иудаизм и христианство, где наблюдается разрыв между человеком и природой и нарушено равновесие обменов между человеческим и божественным. Религиозное обращение приобретает в этих религиях радикальную и всеобъемлющую форму, что сближает его с философской конверсией. Но оно принимает форму абсолютной и исключительной веры в слово и спасительную волю Бога. В Ветхом Завете Бог устами пророков часто приглашает свой народ «обратиться», то есть повернуться к нему, возвратиться к договору, некогда заключенному на Синае. То есть тут тоже конверсия, с одной стороны, является возвратом к первоистоку, к идеальному и совершенному состоянию (iepistropbe), с другой стороны, вырыванием из состояния извращения и греха, покаянием и сокрушением, полным потрясением существа в вере в слово Божие (metanoia).
Христианская конверсия также является epistropbe и metanoia, возвратом и возрождением. Но она располагается, по крайней мере, в своем первоистоке в эсхатологической перспективе: нужно раскаяться перед грядущим Божьим судом. Внутреннее событие тут, впрочем, неразрывно связано с внешним событием: обряд крещения соответствует возрождению во Христе, и обращение есть внутренний опыт этого нового рождения. Христианское обращение вызвано верой в Божие
Царство, возвещенное Христом, то есть во вторжение божественной сущности, проявляющейся в чудесах исполнения пророчеств. Эти божественные знамения будут первыми факторами обращения. Но скоро христианская проповедь, адресуясь к греко-римскому миру, усвоит многочисленные темы философской проповеди, и оба типа конверсии будут иметь тенденцию накладываться друг на друга, как это четко проявляется в следующем тексте Климента Александрийского. Комментируя евангельское слово: «Кто потеряет свою душу, обретет ее», Климент пишет: «Стоики говорят, что обращение души к вещам божественным происходит вследствие некоего в ней поворота, ибо она от греха обращается к мудрости, (z) По Платону же, душа, после блуждания по сфере, где господствует лишь слабое мерцание дня, возносится в область высшего света» (Stromaies, IV, VI, (28, 1).
Миссии, религиозные войны, пробуждения
Всякая доктрина (религиозная или политическая), которая требует от своих приверженцев полного и абсолютного обращения, провозглашает себя универсальной и, соответственно, миссионерской; она использует проповедование, апологетику, и, уверенная в своем истинном праве и в своей истине, может уступить соблазну навязать себя насилием. Связь между конверсией и миссией уже заметна в буддизме. Но она особенно четко проявляется в христианстве и в других религиях, которые рождаются после христианской эры. Движения экспансии христианства и ислама хорошо известны. Но не нужно забывать необычайный подъем мани- хейских миссий: с IV по VIII века они распространятся от Персии до Африки и Испании на восток, и до Китая на запад.
Эволюция методов обращения в истории миссий остается малоизвестной. Христианские миссии, например, принимали крайне различные формы в зависимости от стран и эпох. Миссионерские проблемы носили самый разнообразный характер в эпоху Григория Великого, в эру великих открытий, во времена колониализма и в период деколонизации.
Феномен обращения также проявляется в движениях реформации и в религиозных «пробуждениях». Движения реформации рождаются из конверсии реформатора, который хочет снова найти и снова открыть для себя первоначальное и истинное христианство, отбрасывая искажения, заблуждения и грехи традиционной церкви: здесь есть одновременно «возврат к первоис- токам» и «новое рождение». Обращение реформатора влечет за собой другие формы обращения через присоединение к реформированной Церкви, то есть к религиозному обществу, структура, обряды, практики которого прошли очищение. В религиозных «пробуждениях» (методизм, пиетизм) также в начальной точке возникает конверсия религиозной личности, которая хочет вернуться к подлинному и к сущностному, но в этом случае конверсии представляют собой не столько присоединение к новой Церкви, сколько вступление в сообщество, где Бог начинает чувствоваться сердцем, где является дух. Этот общинный религиозный опыт может дать место явлениям коллективного энтузиазма и экстаза; он всегда сопровождается экзальтацией религиозной чувствительности.
Если политическая или военная сила ставится на службу религии или конкретной идеологии, она стремится использовать насильственные методы конверсии, принимающие более или менее интенсивный характер, от пропаганды до преследований, религиозной войны или крестового похода. История дает изобилие примеров таких навязанных конверсий: обращение саксов Карлом Великим, священная мусульманская война, обращение евреев Испании, походы Людовика XIV, современные промывания мозгов. Потребность завоевания душ всеми способами является, может быть, фундаментальной характеристикой западного ума.
II Различные аспекты феномена
Под каким бы углом мы ни затрагивали феномен обращения, свидетельства и документы нужно использовать с большими предосторожностями. И в самом деле, имеется «стереотип конверсии». Традиционно конверсия изображается по определенной устойчивой схеме, в которой, например, противопоставляются долгие нащупывания и заблуждения жизни, предшествующей конверсии, и решающее внезапное просветление.
В частности, в истории этого литературного жанра капитальную роль сыграла Исповедь Августина. Этот стереотип грозит оказать свое влияние не только на способ изложения конверсии, но и на способ ее переживания.
Психофизиологические аспекты
Первые психологические исследования феномена конверсии восходят к концу XIX и началу XX века. Конверсия истолковывалась в перспективе тогдашних теорий как полная переработка поля сознания, вызванная вторжением сил, исходящих из подсознания (У. Джеймс). Именно в эту эпоху были собраны многие свидетельства и документы.
Современное исследование скорее рассматривает физиологические аспекты феномена. Изучается влияние физиологического кондиционирования (использование условных рефлексов), или церебральной хирургии (лоботомия) на преобразование личности. Некоторые политические режимы уже использовали психофизиологические методы для «обращения оппозиционеров» («промывание мозгов»).
И, наконец, в психоаналитической перспективе, изображение «возврата к первоистокам» и «нового рождения» может быть истолковано как форма стремления вернуться в материнское лоно.
Социологические аспекты
В социологической перспективе конверсия представляет собой исторжение из определенной социальной среды и присоединение к новой общности. В этом заключается крайне важный аспект феномена. И в самом деле, это изменение социальных привязанностей может сильно способствовать приданию событию конверсии кризисного характера, и оно частью объясняет вытекающее из него потрясение личности: преобразование поля сознания неразрывно связано с преобразованием окружающей среды, Umwelt. Современные миссионеры могли воочию наблюдать всю остроту той драмы, какой было обращение в христианство для члена племенного сообщества, вырванного из своей жизненной среды. Эта проблема вставала почти постоянно в истории миссий. В общем плане, переход от одного сообщества к другому сопровождается нравственными терзаниями (ощущение предательства и покидания семейной или национальной традиции) и трудностями адаптации (впечатление отрыва от своей страны) и понимания. С другой стороны, возможно, что оторванные от своих корней индивидуальности, которые по той или иной причине на время или окончательно вырваны из своей родной среды, становятся более
расположенными, чем другие, к такой конверсии. И, напротив, нужно отметить, что один из наиболее мощных движущих факторов конверсии находится в притяжении принимающего сообщества, в той атмосфере благонравия и харизмы, которая может там царить: так было в случае первоначального христианства, и это также касается некоторых общин, появившихся из движений религиозного «пробуждения». Влияние таких общин сопровождается явлением контаминации, способным к очень быстрому распространению.
Религиозные аспекты
Феномен конверсии характеризует в основном религии «разрыва», в которых инициатива Бога вторгается в мир и вводит радикальную новизну в ход истории. Слово, адресуемое Богом человеку, часто записанное в священной книге, требует абсолютного присоединения, полного разрыва с прошлым, посвящения всего существа. Эти религии суть миссионерские, потому что они провозглашают себя универсальными и требуют для себя всей личностной полноты человека. Конверсия там является «повторением», не только в смысле нового старта, возрождения, но также в смысле повторения первоначального события, на котором основывается религия обращения; это вторжение божественного в ход истории, которая повторяется в индивидуальной истории. Конверсия здесь также принимает смысл нового творения, если правильно то, что акт первоначального творения был абсолютной божественной инициативой. Августин в своей Исповеди (XII) отождествляет движение, через которое материя, созданная Богом, получает просветление и формирование и обращается к Богу, с движением, через которое его душа вырвалась из греха, была просветлена и повернулась к Богу.
Помещая теорию конверсии в более общую перспективу теологии творения, Августин указывал путь, который позволил бы разрешить теологическую проблему обращения: как примирить человеческую свободу и божественную инициативу? В теологии акта творения все есть «милость», поскольку все зиждется на свободном решении и абсолютной инициативе Бога. Значит, акт конверсии полностью свободен, но его свобода, как всякая реальность, сотворена Богом. Тайна Божией благодати, в конечном счете, отождествляется с тайной
