капиталистического хозяйства не вызывали доверия и производили отталкивающее впечатление, когда они в довольнотаки лицемерной форме стремились соединить традиционные христианские представления о нравственности с погоней за прибылью. Гневные тирады Маркса, изобличавшего несостоятельность нравственного сознания буржуазии, по всей видимости, для читателей придавали предсказаниям философа большую убедительность, чем его детальный экономический анализ. Нет нужды напоминать о том, что предсказания марксизма в большинстве случаев были опровергнуты историей. После завершения второй мировой войны почти во всех западных странах с помощью рыночного хозяйства удалось достичь исключительной социальной стабильности и благосостояния для подавляющей части населения. Кстати сказать, колебания мировой экономики, по сути дела, это благосостояние не затрагивают, тогда как экономические трудности, выпавшие на долю стран социализма, не далее как в прошлом году вылились в великий социально-политический кризис. Несмотря на то что Советский Союз, вопреки мнению А. Амальрика, и пережил 1984 год, сегодня становится совершенно ясно, что к 2000 году в этой стране будут господствовать иные социальные формы, отличные от нынешних (даже если и сделать скидку на крайнюю недостоверность футурологических прогнозов, наиболее оптимистические из которых перемежаются с самыми пессимистическими). Вряд ли кто теперь решит оспаривать также и тезис о противоречивости нравственного сознания в странах социализма, ибо по глубине возникших противоречий оно ничем не отличается от сознания буржуазного. В самом деле, подавление экономического эгоизма вовсе не заставило индивида отождествить личный интерес с общественным. Напротив, оно, с одной стороны, способствовало возникновению специфических форм лицемерия, а с другой- породило теневую экономику, причиняющую значительный нравственный ущерб и своей коррупцией превзошедшую отвратительные явления западного капитализма. Вот почему мне кажется наивным предположение Ханса Йонаса, который, сравнивая две экономические системы, писал в книге «Принцип ответственности», будто бы социализм в большей мере способствует воплощению в жизнь народных масс аскетических идеалов. Впрочем, детальный анализ перечисленных феноменов вовсе не входят в мою задачу; к тому же вы знакомы с ними гораздо лучше. Но все-таки, будучи специалистом в области этики, я хотел бы сделать один вывод, который, как мне думается, имеет основополагающее значение. А именно: абстрактное отрицание экономического эгоизма является поступком не только бессмысленным, но и аморальным. В последующих размышлениях об экологически приемлемом хозяйстве этот вывод будет играть немаловажную роль, так что я попытаюсь обосновать его подробнее. Прежде всего, эгоизм уничтожить невозможно, стремиться же к вещам невозможным никоим образом не следует, ибо такое занятие отвлекает нас от действительно важных целей. Коротко говоря, ограниченность сил, дарованных нам природой, вынуждает расходовать их экономно. Разумеется, образ Дон Кихота, при всей его забавности, остается возвышенным: он напоминает нам о том, что идеалы, не теряя своего значения регулятивных идей, всегда будут воспарять над действительностью. Но если бы Дон Кихот обладал хоть какой-нибудь реальной властью, то возвышенность образа улетучилась бы мгновенно. В самом целе. Дон Кихот либо тут же потерпел бы неминуемый крах, создав, таким образом, вакуум власти, опасный в
любое время; либо этот рыцарь-для воплощения своих благородных идеалов-счел бы себя вынужденным прибегнуть к насилию, причем мера насилия была бы прямо пропорциональна отрыву его идеалов от действительности. Итак, пытаясь обосновать первоначальный тезис, я привожу второй аргумент: человек, желающий уничтожить эгоизм, неминуемо совершит еще более страшные преступления по сравнению с теми, которые следует приписать воздействию эгоизма. Утверждение о том, будто бы ограниченный кругозор крестьянина-кулака в большинстве случаев не позволяет последнему подчинить собственный интерес общему благу, может показаться оправданным. Однако это никоим образом не меняет тот факт, что осуществленное Сталиным уничтожение крестьянства было куда большим нравственным злом, чем все корыстные поступки кулаков вместе взятые. Дело не только в том, что отделаться от эгоизма невозможно; если же удается от него избавиться при помощи грубого насилия, то имеет место безнравственное деяние Ведь при известных условиях уничтожение эгоизма следовало бы расценить как неудачу, даже если бы оно осуществилось и без насилия, ибо иногда только эгоизм мотивирует движение к успехам, которые идут на благо всем^ человечеству. Таковы были аргументы классических апологетов капитализма, начиная еще с Мандевиля и Смита^ и, как мне представляется, их доказательства содержали 1 себе элементарную истину, так и не опровергнутую социализмом. В самом деле, если при устранении эгоизма н< возникает умение переводить на более высокий уровень т; энергию, которая им стимулируется, то человечество не минуемо будет обречено на прозябание, апатичное и рав нодушное, значит, на состояние гораздо худшее по сравнению с предшествующим. С такими великими задачами, какой, к примеру, является задача спасения окружающей среды, вряд ли удастся справиться без эффективной эко108 комической деятельности, рационализированной в соот ветствии с пусть и неприятными законами эгоизма. Мои слова вовсе не следует понимать таким образом будто бы я вручаю carte blanche современной форме капитализма. Напротив, я скорее соглашусь с тем, что сегодня, когда плановое хозяйство потерпело окончательны" крах, рациональная критика капиталистических отношений продолжает оставаться крайне актуальной. Вот почему столь тягостно наблюдать за многочисленными противниками капитализма, неспособными вести такую критику, Странными, например, кажутся высказывания подобных людей, когда они заводят речь об обнищании рабочего класса в странах Запада-ведь этим они поистине наносят бесстыднейшее оскорбление десяткам тысяч несчастных, которые каждый день действительно умирают с голода в странах "третьего мира". Во всяком случае, критиковать экономические отношения западного мира следует, по крайней мере, по нескольким направлениям. Прежде всего, очевидным представляется то обстоятельство, что присущая капитализму оценка товаров по их меновой, а не потребительской стоимости может привести к специфическому отчуждению личности. Для того, кто рассматривает мир яиЬ 5рес1е ает, бесконечное разнообразие эстетических и этических оттенков неминуемо сведется к чисто количественному различию предметов по цене. Далее, из виду упускается следующее: человек, считающий, будто бы все в мире, даже самое существенное, продается за деньги, причиняет своей собственной личности невосполнимый ущерб, так что в подобном случае мы сталкиваемся с каким-то воздаянием (не надо думать, будто бы этой болезнью страдают только лишь заправилы капиталистической экономики, ведь некоторые из них именно благодаря совершенному знанию хозяйственного механизма оказываются столь же далеки от подобной опасности, как и мелкий потребитель). Однако же ущерб, к сожалению, причиняется не одной такой личности-стремление к получению прибыли любой ценой может обернуться немалым вредом для всего человечества. Среди нерешенных проблем капиталистических государств, к примеру, можно назвать безработицу, хотя ее причины, вне всякого сомнения, вовсе не следует объяснять исходя из традиционной критики капитализма, вдохновлявшейся идеями классовой борьбы. Кстати говоря, чрезмерно высокая цена труда, особенно если учитывать расходы предпринимателей на социальные нужды, отчасти заставляет капиталиста рационально организовывать работу*. Наивно было бы, помимо прочего, предполагать, будто бы профсоюзы в своей политике страстно стремятся улучшить положение одних лишь безработных, жертвуя интересами тех людей, которые уже занимают рабочее место. Теперь я перехожу к третьему, главному пункту, определившему, помимо прочего, и тему моих лекций. Не следует сомневаться в том, что при социально-национальной структуре современного мирового хозяйства, о которой рассказывалось в первой лекции, умиротворение внутри страны достигается ценой эксплуатации природы и стран "третьего мира" и, следовательно, ценой дальнейшего обострения экологического кризиса. Если нам не удастся предотвратить этот кризис, то социальные катастрофы, о которых пророчествовал Маркс, покажутся детской забавой в сравнении с грядущими катаклизмами. Таким образом, и после 1989-1990 гг. Марксова критика капитализма может найти новое подтверждение, правда, совсем иное, нежели то, которое виделось самому Марксу. Нынешний экологический кризис, вне всякого сомнения, усугубляется не из-за одной специфической формы частнособственнических отношений. В самом деле, достаточно лишь немного проехать по вашей стране, чтобы наглядно убедиться в том, насколько экологическая ситуация в Советском Союзе тяжелее, чем на Западе. Итак, эксплуатация природы определяется не той или иной собственностью на средства производства, а менталитетом людей, обязанных принимать определенные решения. Кстати говоря, общеизвестным является тот факт, что ваша страна еще в сталинские времена поклонялась идеалам индустриализма, стремясь, по всей видимости, не только догнать уровень промышленного производства стран Запада, но и перегнать его. Таким образом, А. Горц имел полное право объединить современное социалистическое и капиталистическое хозяйства под одним, более широким понятием индустриализма^. И как раз неэффективность вашей экономической системы приводит к еще большему загрязнению окружающей среды: ведь ваша экономика мирится со столь чудовищным разбазариванием природных ресурсов, с которым не согласился бы ни один западный предприниматель. Но если ни современный капитализм, ни, тем более, социалистическая экономика не в состоянии сдерживать разрушение окружающей среды с помощью морально значимых средств, то какой именно формы ведения хозяйства нам следует придерживаться, с тем чтобы такая цель была достигнута? По моему убеждению, единственно возможный путь здесь определяется идеей экологически-социального рыночного хозяйства. Что же я имею в виду? Мне придется напомнить вам о главной идее социального рыночного хозяйства, чтобы сделать мое высказывание более понятным. Маркс, со свойственной ему проницательностью, совершенно верно описал в "Капитале" процессы обнищания и эксплуатации подавляющей части населения европейских государств, развернувшиеся в результате индустриальной революции. В самом деле, никакая либеральная фикция не способна оправдать, к примеру, утверждение, будто бы при четырнадцатичасовом детском труде мы сталкиваемся с примером свободного договора. Тем не менее, начиная с XIX в. в Европе создается законодательство, защищающее права рабочих, так что продолжитель ность рабочего дня была ограничена. В итоге те социальные тяготы, которые, вне всякого сомнения, давили на людей на начальной фазе развития капитализма, при переходе от либерально-правового государства к социальному государству услуг постепенно становятся все легче и легче. Несмотря на гарантию полной экономической автономии, государство стремится к созданию таких общих условий, при которых законное преследование корыстных целей не влечет за собой негативные социальные процессы. Вот почему государство постоянно вмешивается в экономику, особенно в тех случаях, когда естественная динамика последней приводит к нежелательным для общества результатам. Сверх того, государство берет на себя ответственность за управление основными хозяйственными отраслями, поддерживающими инфраструктуру индустриального общества. Как известно, в царской России так и не смогли, вернее своевременно не смогли, создать здоровую социальную структуру общества, что в немалой мере способствовало успеху большевистской революции. Как мне представляется, формальное решение вопроса о том, насколько широко должна распространяться допускаемая государством экономическая автономия, следует искать именно в этом направлении. В самом деле, государство, как я уже сказал ранее, не может подавить эгоистические инстинкты предпринимателей-ведь в противном случае оно неминуемо лишит себя важнейших источников жизненной силы. Одним словом, возвращение к тем временам, когда автономная сфера хозяйства еще окончательно не выделилась, сегодня уже немыслимо. Однако не существует никаких гарантий тому, что повсеместное преследование эгоистических интересов в действительности содействует общей пользе.
