Разумеется, учение о «невидимой руке», ставшее столь банальным, это бабушкины сказки. Благодаря достигнутому на сегодня уровню развития техники сфера человеческой деятельности расширилась нео112
бычайно, так что теперь всем стало совершенно ясно, что рациональный эгоизм не может автоматически обеспечить общее благо. Более того, рационально-эгоистическое, алчное поведение способно погубить человечество, хотя этот вселенский потоп может наступить уже после смерти тех, кто действует подобным образом. (Здесь я вовсе не принимаю во внимание те случаи, когда люди действуют под влиянием неразумного эгоизма, например, если они не могут рассчитать промежуток времени до наступления катастрофы или же, подверженные непреодолимому влечению к смерти, примиряются даже с собственной гибелью.) Итак, только общие условия, ограничивающие эгоистическую деятельность, способны определить направление движения к всеобщей катастрофе или к общему благу. Вот почему государство должно создать такие общие политико-экономические условия, при которых осуществилась бы именно вторая возможность. Если государство не создает эти условия, то тем самым оно окажется виновным, так как при экономической конкуренции отдельное предприятие содействует общему благу только в исключительных случаях, ибо подобный образ действий оборачивается для предприятий финансовыми убытками. Частное лицо среднего уровня вряд ли согласится долго терпеть для себя урон, если к нему веду^ поступки, целесообразные лишь с точки зрения экологических требований. (Между тем у последовательно морального меньшинства развивается отталкивающее высокомерие, выражающееся то в заносчивости, то в агрессивной самоуверенности, что подчас делает таких людей неспособными к подлинно нравственной, т. е. интерсубъективной, моральной деятельности.) Но все-таки какие именно общие условия следует создать, чтобы они содействовали достижению общего блага? По всей видимости, при ответе на этот вопрос нам следует 113
обратить внимание, во-первых, на определение слов «общее благо» и, во-вторых, на историческое положение того или иного общества. К примеру, если при опреде-дении общего блага мы подразумеваем и благо последующих поколений, то необратимые разрушения природы ни в коей мере не могут считаться допустимыми, пусть даже сегодня они и облегчают нам достижение кое-каких самих по себе желательных социальных целей, например всеобщей занятости. Поскольку же человеческая жизнь, без которой не может быть и речи о каких-либо иных благах, должна расцениваться в качестве основного блага, то и жизнь последующих поколений оказывается более существенным благом в сравнении с социально-экономическим благополучием поколений нынешних. Что касается исторического положения того или иного общества, то, например, в наступивший после окончания второй мировой войны период экономического восстановления сложились такие общие условия, которые содействовали бурному подъему экономики. Понятно, что в иной исторической ситуации подобные условия могут оказаться бессмысленными, в особенности если под подъемом понимать качественно недифференцированный количественный рост. Аксиома нынешней экономической политики, в соответствии с которой рост общественного брутто-продукта принимается за высшую ценность, способную в итоге оправдать поступки любого правительства, в действительности таит в себе величайший порок современности, а именно абстрагирование от качественного своеобразия, когда количественно сопоставляют друге другом вещи в принципе несоизмеримые. Впрочем, не так уж трудно понять и то, что количественный рост не влечет за собой с необходимостью увеличение благосостояния, если вкладывать в слово «благосостояние» строго определенный смысл, связывая его с хорошим самочувствием субъекта (т. е. с качеством, а не с количеством). Я отвлекаюсь от того, что избыток денег не делает человека с необходимостью более счастливым, и обращаю теперь ваше внимание на одно общеизвестное, уже ставшее банальным обстоятельство, а именно: общественный брутто-продукт включает в себя, помимо прочего, и расходы, направленные на преодоление последствий свершившегося зла. Признаюсь, понятие защитных расходов определить трудно. Впрочем, эта трудность не мешает нам сделать правильное и весьма важное заключение о том, что, скажем, после случившейся на дороге аварии общественный брутто-продукт повысится: ведь тогда надо будет потратиться на ремонт, на врача и на адвоката и т. д., хотя благосостояние в результате аварии, с чем, по-видимому, согласится каждый, конечно же, не возрастет. Сходным образом и разрушение среды обитания, каждый год требующие миллиардных затрат на восстановление причиненного ущерба, тем самым, несомненно, вызывает рост общественного брутто-продукта^. Итак, давайте снова зададим себе вопрос: какие именно общие условия нам нужны, чтобы мы смогли предотвратить разрушение среды обитания? Что касается основополагающего для капитализма идеала автономии, то он, как кажется, совмещается только с принципом ответственностилица, причинившего ущерб: ты несешь ответственность в том случае, если разрушаешь или наносишь вред среде обитания. Именно здесь и проходит теоретическая граница большинства политических экономий, причем для марксистской экономической науки эта граница остается особенно значимой. Поскольку Марксу, как и остальным классикам, стоимость представлялась в виде застывшего труда, то не обработанная человеком природа считалась вообще не обладающей какой-либо стоимостью. В подобной антропоцентристской мысли нетрудно распознать политэкономический придаток к картезианству, превращавшему природу в гея ех^епха. Подобно тому как Кант или фихте отказались придать природе ценность моральную, точно так же Смит, Рикардо и Маркс отняли у нее ценность по115
литэкономическую. Столь глубоко укоренившееся заблуждение, по сути дела, оказалось важнейшей причиной экологического кризиса. И именно поэтому, к примеру, в вашей стране сложились чрезмерно низкие цены на энергию. Разумеется, Маркс иной раз дальновидно критиковал разрушение природы, наступавшее по мере развития капитализма. Напомню вам только заключение тринадцатой главы первого тома «Капитала», озаглавленное «Машинное производство и крупная промышленность». Данное место представляет из себя одну из важнейших попыток философского осмысления сущности современной техники. Глава завершается пророческими словами, как будто Маркс предвидел нынешние проблемы сельского хозяйства: «А всякий прогресс капиталистического сельского хозяйства-это не только прогресс в искусстве грабить почву, всякий прогресс в повышении ее плодородия на данный отрезок времени есть одновременно прогресс в разрушении долгосрочных источников этого плодородия… Капиталистическое производство поэтому развивает технику и сложность общественного процесса производства, лишь хороня одновременно родники всякого богатства: землю и работника» (МБ, 23,529 ]. Однако несмотря на очевидную прозорливость, которая заметна в этом отрывке, Маркс все-таки допустил три ошибки, чреватые серьезными последствиями. Ранее я уже упоминал об этих ошибках Маркса, теперь же постараюсь дать резюмирующие выводы. Прежде всего, разрушение природы, к сожалению, происходит не только при капитализме; оно свойственно индустриализму как таковому. Во-вторых, ни Маркс, ни его эпигоны так и не выработали соответствующую теорию ценностей, следуя которой можно было бы приостановить разрушение природы (подходы к созданию подобной теории скорее встречаются в субъективных теориях ценности). В-третьих, в ходе развития капитализма выяснилось, что существенное облегчение участи рабочего класса достижимо и без уничтожения частной собственности на средства производства^Вот почему сохраняется надежда на то, что можно поправить дело и с экологическими основаниями человеческого существования, что возможно в том и лишь в том случае, если общие условия-рамкидеятельности претерпят такие изменения, что разрушение среды обитания будет неминуемо означать финансовые убытки. Закон эгоистической хозяйственной деятельности заключается в том, чтобы по возможности экстернализировать, т. е. перекладывать собственные расходы на плечи прочих^, в качестве каковых могут выступать и государство, и рабочие, и свое предприятие, и потребители, и грядущие поколения (как правило, это те, кто оказывает незначительное сопротивление). Элементарная справедливость требует прекращения подобной экстернализации, так чтобы расходы, вызванные разрушением среды обитания, ложились отныне не на государство или на будущее поколение, но на непосредственного виновника причиненного природе ущерба. Цены на товары также должны соответствовать истинному положению вещей: в них надо включить расходы ра восстановление естественных основ жизни, претерпевших урон в ходе товарного производства. (Маркс подсчитывает стоимость труда сходным образом, приняв во внимание стоимость продуктов питания, необходимых для его поддержания.) Мероприятия по защите обитания до сих пор имели скорее полицейско-правовой характер-штрафу подвергался тот, кто превышал определенные, предельные нормы выброса. Если даже и не принимать во внимание то обстоятельство, что в большинстве стран мира эффективность охраны окружающей среды продолжает оставаться невероятно низкой, то при полицейскоправовом подходе основная проблема все равно не разрешается. В самом деле, разве существует средство, побуждающее ограничить выброс экологически вредных
веществ, не превышающий установленную норму? Поскольку же нормы выброса сообразуются с уже разработанными экологическими технологиями, то необходимость в развитии более передовых технологий, при которых нормы выброса будут сокращаться, ныне совершенно отпадает. Но с помощью системы экологических налогов, вероятно, удастся выработать определенный эгоистический стимул, побуждающий распоряжаться природными ресурсами с максимальной экономией. Если, к примеру, с самого начала облагать налогами выброс вредных веществ, покрытие почвы бетоном или богатое отходами производство, то тогда многие, действительно, не один раз и хорошо подумают, прежде чем начнут вредить природе. Более того, спустя некоторое время такие люди вообще перестанут разрушать окружающую среду, ибо они попросту не смогут себе этого позволить. Поднимись в цене вода-самый ценный из даров природы, находящихся под угрозой,-техническую воду тут же начнут отделять от питьевой. Разработка конкретной системы подобных отчислений, понятное дело, не входит в задачу философии, ограничивающейся анализом основной идеи, однако же следует сказать, что детально разработанные предложения по этому поводу делались неоднократно*. Замену полицейско-правовых мер охраны окружающей среды рыночными можно сравнить с переходом от лечения к предупреждению болезни, в чем давно уже нуждается медицина. Понятно, что после осуществления подобного перехода затраты на медицину сократятся на несколько миллиардов; более того, многие болезни тогда вообще исчезнут, что само по себе будет еще более значительным достижением. Точно так же и в деле защиты окружающей среды наивно предполагать, будто бы стоящие перед нами серьезные проблемы можно устранить с помощью ремонта, проводимого ех роз1 (современная охрана среды обитания лишь к таким работам и сводится). Впрочем, я не собираюсь подвергать сомнению те прекрасные 118
результаты, которые дала применявшаяся до последнего времени оборонительная экологическая политика. Продолжая испытывать к ней величайшую благодарность, мы тем не менее обязаны осознать и то, что без качественного скачка, с помощью которого нам удастся поразить зло в самом его корне, угроза существования человечества по-прежнему будет оставаться в силе. Если мы не хотим, полностью потеряв уважение к самим себе, стать убийцами последующих поколений, то тогда нам необходимо в ближайшие десятилетия или даже в ближайшие годы «решительно взяться за решение этих опасных проблем. Когда за экологический вред от автомобилей начнут платить фабриканты и автолюбители, тогда большее число людей стан&] пользоваться услугами общественного транспорта, который, разумеется, значительно подешевеет. Кстати говоря. налог на машинное масло в действительности уже является финансово-политическим средством, заставляющим автолюбителя взять на себя те расходы, которые несет общество при ликвидации ущерба от автомобилей. Однако доходы, поступающие от налога на машинное масло, лучше бы употреблять на восстановление лесов, а не прокладывание новых автомагистралей. Итак, налоговую реформу следует признать перспективнейшим средством экологической защиты. Впрочем, здесь надо обратить внимание на два момента: во-первых,
