в нравственном отношении явлений в мировой истории. Но всетаки, в целом, стратегическая ценность, а следовательно и 154
могущество, «третьего мира» таким образом уменьшились еще значительнее. Вторая причина, по которой я отвергаю означенную идею, при всем том совпадает с третьим, решающим мотивом в прогрессивном движении к универсальногосударственным структурам, а именно-с экологическим кризисом. Роковым образом заблуждается тот, кто считает, будто бы экологическую проблему можно разрешить независимо от проблемы «третьего мира». Отделение одной части человечества от другой ныне становится невозможным,-и здесь, думается, следует усматривать предостережение высшей справедливости, даже если это увеличит пессимизм от понимания того, что, вероятно, сложная сама по себе проблема экологического кризиса связана еще и с серьезнейшей проблемой «третьего мира». На Западе, на Востоке, на Юге и на Севере, все мы находимся в одной лодке, и если нам вздумается бесконтрольно ссориться друг с другом, то тогда наша лодка непременно перевернется. «Проклятие мира» сегодня оборачивается не только нравственной, но по преимуществу политической проблемой. Как мне представляется, историческое значение и даже, более того, миссия вашей страны заключается в том, что она объединяет в себе культуры, принадлежащие как к «первому», так и к «третьему миру». Если вы сможете внушить всем народностям вашей страны новый, постмарксистский патриотизм, этим вы укажете путь человечеству. Вот почему будущее человечества в решающей мере связано с судьбами вашего государства. Но почему проблема «третьего мира»-а она не относится к тематике этих лекций (впрочем, означенная проблема вполне заслуживает того, чтобы стать предметом философского осмысления наравне с проблемой экологической),-занимающая меня лишь в связи с вопросами защиты окружающей среды, проблема непростая, подчас даже представляющаяся совершенно неразрешимой, утратила теперь ту романтику, которую многие, впрочем, еще
155
продолжают с нею связывать? Как мне кажется, главная причина заключается в том, что технические достижения современного индустриального общества были переданы тем культурам, которым до сих пор не удалось усвоить основополагающие принципы современного правового государства, что, безусловно, повлечет за собой еще более ужасные последствия, нежели при использовании этих достижений современным западным человеком. Впрочем, и для западного человека, как мы уже видели, подобная задача представляется чрезмерной, поскольку и он не в состоянии согласовать мир действия с миром наблюденияТем не менее этот человек все-таки владеет формой теоретической и практической рациональности, позволяющей ему производить артефакты, а потому, возможно, позволит и господствовать над ними. Но что же следует ожидать от человека, мышление которого ограничено феодальными политическими категориями, а эпистемологически-даже категориями магическими, если такой человек внезапно окажется обладателем атомного оружия? Понятно, ничего хорошего в этом случае ждать не приходится, и потому уже теперь необходимо по возможности противодействовать странам «третьего мира», когда те стремятся, например, приобрести ядерное или химическое оружие. Асинхрония нашего мира остается одной из главных проблем управления человечеством: в мире существуют культуры, относящиеся к самым разным ступеням развития, даже в каждой отдельной культуре находятся слои, происхождение которых восходит к различным стадиям развития, и, следовательно, логика этих слоев взаимоисключает друг друга. Принимая во внимание столь пугающее положение вещей, прежде всего, следует достигнуть взаимопонимания между отдельными культурами. В любой культуре необходимо искать специфические нравственные ценности, которые полезно было бы учитывать
ради достижения общего консенсуса. Вместе с тем, принимая любой совместный проект, необходимо сознательно учитывать и анализировать различия в традициях и менталитетах, ведь именно они порождают различия в экономике и политике. Во-вторых, следует основательно разъяснить политическое отношение между «первым» и «третьим» миром. С одной стороны, нужно со всей отчетливостью заявить о том, что главную вину за сложившуюся ситуацию несет «первый мир», навязавший «третьему миру» свои ценности. «Первый мир» с невероятной жестокостью либо уничтожил, либо же перетащил в современную цивилизацию те органически возникшие культуры, которые жили в удивительной гармонии с природой. Преступления, совершенные при этой колонизации, без сомнения, заставят покраснеть от стыда каждого европейца (между прочим, упомянутые преступления отчасти прикрывались именем христианства, которое, при всем том, к чести его будь сказано, породило также Лас Казаса и Виейру). Далее, мы должны также признать, что одним из факторов разрушения окружающей среды в «третьем мире», являются как раз экономические интересы «первого мира». Как известно, участие «первого мира» в экологически вредных гигантских проектах, единственным экономическим результатом которых явилось обострение долгового кризиса в странах «третьего мира», было вызвано отнюдь не любовью к ближнему. С другой стороны, столь же отчетливо следует заявить и о том, что никакое чувство своей вины и никакая критика европоцентризма не могут заставить нас примириться и тем более поддерживать ту бессмысленную политику, которой часто придерживаются руководители «третьего мира», не принося пользы ни собственному нароцу, ни экологии своих стран. В будущем можно и даже должно сохранить те налоги, которые принесут на долгие времена пользу «третьему», но не «первому» миру, ведь интересы страны и природы необходимо отстаивать во1Л7
преки желаниям ее продажных руководителей Труднее всего этого будет добиться в тех странах, ще упомянутые желания совпадакп с сиюминутными интересами «первого мира». Впрочем, именно в последнем случае нравственность вкупе с хорошо осознанным собственным среднесрочным интересом заставляют отказать подобным странам, например, в продаже крупномасштабных технологий, которые сами они рационально использовать не смогут, но которые представляют для них исключительно объект престижа. Помогая развивающимся странам, мы не должны предаваться иллюзиям, будто бы западный жизненный уровень быстро распространится на высшие слои общества, а через какое-то время-и на прочее население. Как я уже не раз о том говорил, этот уровень жизни никогда не будет доступным для всех (даже если совершенно отвлечься от того, что определенные вторичные добродетели, принесшие капитализму успех, имеются вовсе не у любого народа и не приобретаются за короткое время). Однако же «первый мир» обретет моральное право развеять такие иллюзии только тогда, когда он сам введет у себя экологичную политику. Во избежание ложных толкований повторяю: я считаю, что помощь развивающимся странам решающим образом гарантирует человечеству выживание, и я убежден в том, что министерство помощи и развития, наряду с министерством по защите окружающей среды, должно стать одним из ключевых ведомств. По моему мнению, классическое учение стоиков, согласно которому нравственные обязанности слабеют по мере пространственного удаления, должно быть несколько дополнено, принимая во внимание остроту нужды, которой мы обязаны прийти на помощь. Безнравственно, разумеется, отняв хлеб у моего голодающего брата, отдать пищу какому-нибудь чужому лицу; но ситуация изменится при удовлетворении потреб158
ностей различной значимости. Если я сталкиваюсь с проблемой: купить ли мне меховую шубку для моей сестры или же передать соответствующую денежную сумму в помощь голодающим «третьего мира», то последнее решение окажется более нравственным. Соответственно, нравственная ограниченность современного социального государства, по моему мнению, заключается в том, что внутри страны государство распределяет средства, даже если они не помогают никакой острой нужде, в то время как внешняя помощь часто остается совершенно непропорциональной его финансовым возможностям. Разумная помощь развивающимся странам, конечно же, не должна сводиться к смягчению результатов жестоких катастроф, она необходима скорее для создания общих условий, обеспечивающих длительное развитие. Сохранение окружающей среды также относится к упомянутым общим условиям, и филиалы западных фирм в «третьем мире» должны придерживаться экологических стандартов, принятых в «первом мире». Кроме того, мне кажется, что уже сегодня сомнительной представляется идея суверенитета отдельного государства там, где экосистемы, о судьбе которых идет речь, оказывают огромное влияние на человечество (например, на мировой климат). В предыдущих лекциях я показал, что идея суверенитета ни в коей мере не является целью истории. Идея эта, как мне думается, по духу своему скорее сходна с превращением всей, в том числе, и живой природы в гез ех1епза, с отрицанием нравственных и правовых обязанностей по отношению к природе,-к детям или людям, еще не родившимся на свет,-со сведением экономических ценностей к продуктам человеческого труда, короче говоря, означенная идея выражает субъективность нового времени, захватившую власть над миром. Но все-таки и эта идея достойна уважения лишь в той мере, в которой при абсолютном суверенитете собственного государства не ставится под сомнение существование других государств (или в которой идея права внутри страны не попирается слишком явно). Каждый волен идти по избранному пути-как индивид, так
159
и государство, до тех пор, пока от него не будет зависеть судьба других; тогда его безусловной свободе приходит конец, независимо от того, отвечает ли он за это положение дел или нет. Разумеется, страны «первого мира» совершили бы крайне постыдный поступок, если бы ради спасения окружающей среды прибегли к военному вмешательству в дела своих бывших колоний. Однако же право на ведение подобных «эковойн», как мне кажется, по крайней мере международных институтов, является неоспоримым. Прежде всего необходимо испробовать все средства для спасения окружающей среды в «третьем мире» с помощью договоров, причем богатые страны обязаны заплатить за это, так что дело не ограничится одним лишь прощением долгов, ведь для спасения окружающей среды настоятельно требуется «план Маршалла»^. Подобные обязанности развитых стран обусловлены, прежде всего, их общей виновностью в создании нынешней ситуации и, во-вторых, их собственной заинтересованностью в сокращении последствий разрушения окружающей среды в «третьем мире». Изменение социальных условий в этой связи будет решающим; эти условия, кстати говоря, являются причиной нынешних демографических процессов, которые остаются одним из главных факторов кризисного состояния окружающей среды. К числу важнейших задач борьбы за среду обитания относится и создание здоровых социальных условий в «третьем мире». Завершение «холодной войны», возможно, приведет к тому, что США перестанут опрометчиво подозревать социальных реформаторов в том, что они являются агентами мирового коммунизма. Изложенные выше внешне- и внутриполитические соображения, как мне представляется, убеждают в том, что рациональное решение наших проблем оказывается в принципе возможным. Однако же я не был бы искренним, если бы утверждал, что все необходимое ради предотвращения глобальных катастроф будет сделано своевременно, поскольку не существует никакой априорной гарантии, ни160
какого априорного доказательства того, что человечество неспособно к самоуничтожению. Меня беспокоят не только психологические механизмы, которые были описаны в третьей лекции, но, может быть, прежде всего фактор времени, с трудом поддающийся оценке. Неужели нам отпущено только пять минут до наступления полуночи, или все же у нас еще остаются про запас десять минут всемирноисторического времени? Ну а если, как утверждают некоторые, на часах уже две минуты первого? Но мы не знаем этого и потому должны по возможности скорее принять решительные меры, необходимые для спасения среды обитания. Но как реализовать те решения, которые мы посчитали правильными? Очевидно, для этого неизбежно потребуется общественное давление. Неповоротливость политиков вызывает опасения, что сделано будет весьма немногое,
