одним термином «наука», мы делаем это непроизвольно: существует совокупность определенных универсальных принципов, критериев научности, которые отделяют науку от других сфер человеческой культуры, деятельности, и тем самым объединяют различные области знания.
Но, вероятно, каждая из них обладает своей спецификой, разъединяющей их в пределах науки.
Может ли одна теория охватить все богатство стилей научного мышления, способов познания, существующее в современной науке?
Или, быть может, они представляют лишь строительные леса, выполняющие лишь временные функции?
(138)
По-видимому, нет, и вряд ли это исторически преходящее явление. Ориентируясь на эту интуицию, выскажем ряд соображений о конкретных причинах несостоятельности этой программы.
В первую очередь обратим внимание на то, что объекты, описываемые в разных науках, значительно отличаются друг от друга. Возьмем, например, физику и историю. Весьма сомнительно, что столь разные объекты могут описываться на основании одних и тех же принципов.
Рассмотрим, какого рода отличия имеются между объектами физики и истории.
— Сразу отметим, что физические явления не зависят от сознания человека. Знание об этих объектах никак не влияет на сами эти объекты.
Можно ли считать, что знание об объектах социальной действительности не влияет на сами эти объекты? Очевидно, что так считать нельзя.
Предсказали, скажем, энергетический голод в 2000 г. Как только люди узнают о такой опасности, они немедленно примут меры для того, чтобы, например, интенсивнее проводились исследования в области термоядерного синтеза. Ясно, что информация о социальном объекте используется для изменения самого этого объекта. Знание о будущем человека оказывается таковым, что оно изменяет предсказываемое потенциальное будущее. Реально оно не осуществляется именно потому, что предсказывается. Очевидно, что здесь совершенно иная ситуация, чем в физике. И вряд ли будут когда-либо найдены общие принципы, которые объединят столь различные явления, настолько, что эти дисциплины сольются в единое целое.
— Можно отметить и другие различия между физическими и социальными явлениями. Физические явления, например, несомненно, гораздо проще, чем социальные. Именно относительная простота исходных физических объектов, возможность их интеллектуальной контролируемости позволяет раскрыть существенные свойства даже достаточно сложных физических явлений, строя детально математизированные теории.
Итак, абстрактные объекты, на базе которых мы описываем физические явления, очень просты. Какие же объекты
(139)
мы должны выбрать в качестве исходных, чтобы социальные явления можно было описать с такой, же точностью, как и физические?
Казалось бы здесь следовало бы построить прежде всего некоторый абстрактный образ человека, который бы выполнял функции идеального объекта теории, описать его свойства и отношения к другим людям и окружающей- среде и далее конструировать все социальные объекты и их отношения, исходя из этой основы. Однако такой путь, хотя в целом он и реализуется, не приводит к столь же строгим и целостным Теориям как это имеет место в физике.
С подобным положением дела мы сталкиваемся и при описании биологических, географических, геологических и других явлений. Объекты всех этих наук гораздо сложнее, чем физические объекты, и поэтому возникают громадные трудности при построении количественных теорий — теорий такого же типа, как физические.
Конечно, можно надеяться на то, что появятся принципиально новые способы математического описания. Известно, к каким колоссальным результатам привели в физике разработка дифференциального и интегрального исчислений или введение аппарата теории вероятности.
Быть может, появятся новые области математики, с помощью которых можно будет описать явления, не поддающиеся сейчас математизации.
Можно надеяться и на то, что в будущем будут глубоко раскрыты качественные характеристики социальных, биологических, географических и других явлений, что также расширит возможности построения более точных теорий в этих областях. Но приведет ли это к редукции всего научного знания к небольшому числу исходных фундаментальных принципов?
В свете изложенных нами аргументов представляется более правильной следующая точка зрения:
любая научная теория принципиально ограничена в своем интенсивном и экстенсивном развитии.
Научная теория — это система определенных абстракций, при помощи которых мы раскрываем субординацию существенных и несущественных в определенном отношении свойств действительности.
(140)
Можно сказать, что научная теория дает нам определенный срез действительности. Но ни одна система абстракций не может охватить всего богатства действительности. В науке обязательно должны содержаться различные системы абстракций, которые, вообще говоря, не только несводимы, нередуцируемы друг к другу, но рассекают действительность в разных плоскостях. Эти системы абстракций определенным образом соотносятся друг с другом, но не перекрывают друг друга.
Поэтому, на наш взгляд, и невозможно сведение социальных явлений к биологическим, биологических — к физико-химическим, химических — к физическим. Более того, мы полагаем, что даже в пределах физики существует такого рода несводимость и что невозможно построить такую теорию, из которой следовало бы все богатство физических явлений. Можно показать, что, например, тепловые явления, описываемые статистической механикой, несводимы к механическим, что в них есть определенная специфика, которая не может быть отражена в механике.
Единство науки выражается не в абсолютной редукции знания, а в выявлении сложных взаимоотношений между различными системами абстракций.
Теории могут быть глубокими, но узкими, то есть охватывать относительно узкую предметную область, как, например, электродинамика, термодинамика и т.д. Бывают теории широкие, но бедные — это теории типа общей теории систем. Вполне допустимо, например, что в физике появится теория, описывающая с единой точки зрения все фундаментальные взаимодействия. Но эта теория не сможет отразить специфику разнородных физических явлений. Это связано с тем, что такая интегральная теория, объединяя различные явления, с необходимостью должна будет отвлекаться от их специфики. Естественно, что подобная теория будет фиксировать лишь общее, коль скоро она относится к разнородным явлениям.
По мнению В.Гейзенберга, в современной физике существует по крайней мере четыре фундаментальных замкнутых непротиворечивых теории: классическая механика, термодинамика, электродинамика, квантовая механика. В своей области приложимости они наилучшим образом описывают реальность.
(141)
По его мнению, которое представляется очень убедительным, аналогичная тенденция прослеживается и в развитии других наук. Везде мы видим стремление выделить определенные группы устойчивых связей действительности и описать их замкнутой системой специфических понятий, которые и образуют научные теории.
Итак, в науке всегда реализуется интегративная функция.
Теория всегда объединяет огромное многообразие явлений, сводя их к небольшому количеству принципов.
Но такое объединение не может быть безграничным.
Чем оно ограничено?
Этого априори, конечно, нельзя сказать.
Важно представлять себе, что эти границы существуют.
Они естественно выявляются в процессе развития науки.
Об этом убедительно свидетельствует ее история.
Таким образом, любая научная дисциплина, как бы велики не были успехи в интеграции охватываемых ею знаний, состоит из нескольких научных областей, специфика которых отображается относительно замкнутыми системами понятий, представляющих собой теории.
Именно они объединяют вокруг себя соответствующий данной предметной области эмпирический материал.
5. ХАРАКТЕР НАУЧНОГО ЗНАНИЯ И ЕГО ФУНКЦИИ
Обратим внимание еще на один очень важный момент, который показывает несостоятельность представлений о структуре научного знания, основанных на редукционизме.
Несомненно, что важнейшая задача любой научной теории, как и вообще науки, — отражать объективную реальность. Но наука — это создание человеческого разума, это плод деятельности человека.
(142)
Наука существует не только для того, чтобы отражать действительность, но и для того, чтобы результаты этого отражения могли быть использованы людьми.
На науку оказывает влияние определенная форма культуры, в которой она формируется. Стиль научного мышления вырабатывается на базе не только социально-научных, но и философских представлений, обобщающих развитие как науки, так и всей человеческой практики.
Когда мы говорим о различных областях науки, то очень важно представлять себе то, что разные науки, вообще говоря, выполняют разные общественные функции.
Можно ли сказать, что культурные функции истории и физики одинаковы?
Конечно, и физика и история дают нам знание о действительности. Но представим себе, что история была бы построена по образцу физики и давала бы нам теории, подобные физическим. Тогда целый ряд очень важных функций истории, которые она сейчас выполняет, были бы элиминированы.
— История дает нам не только законы развития общества, но и является для нас источником социальных прецедентов. Нам очень важно знать не только закономерности истории в целом, закономерности функционирования тех или иных социальных структур, но нам важно детальное описание отдельных конкретных исторических моментов.
— История, будучи наукой, является, подобно литературе, той базой, на основании которой человек входит в культуру, учится жить. Она дает ему систему жизненно важных прецедентов. Человек сталкивается с огромным количеством сложных и непредсказуемых ситуаций и, готовя его к жизни, мы пытаемся расширить его социальный опыт за счет приобщения к истории культуры, к литературе для того, чтобы он пережил — не реально, не в действительности — огромное множество тех ситуаций, с которыми люди сталкивались ранее или с которыми они могли бы сталкиваться. Как говорил О.Бисмарк, только дураки учатся на собственных ошибках, а умные учатся на ошибках других.
(143)
Мы полагаем, что эта функция истории чрезвычайно важна и специфична — такой функции у физики нет. Эта очень важная функция истории свидетельствует также и о том, что историю не надо сводить к тому идеалу научности, который существует сейчас в физике.
Тот идеал научности, который мы видим в физике, вряд ли в полной мере реализуем и в других науках. Несомненно, что тенденция реализации этого идеала наблюдается сейчас во многих науках, и это прогрессивная и эффективная тенденция. Но она не безгранична, и ее границы определяются как объективным разнообразием действительности, так и спецификой самой науки.
(144)
VIII. ФУНКЦИИ НАУЧНОГО ИССЛЕДОВАНИЯ
1. «ЗНАТЬ, ЧТОБЫ ПРЕДВИДЕТЬ»
Каковы функции научного исследования? О.Конт обозначил их с помощью такого афористического изречения:
«Знать, чтобы предвидеть».
Думается, можно принять его в качестве исходной точки при рассмотрении поставленного вопроса. С помощью последующих разъяснений, уточнений и поправок мы сможем постепенно перейти от этого афоризма к развернутому представлению о функциях научного исследования.
При всем своем эмпиризме О.Конт не склонен был, однако, сводить процесс научного познания к собранию единичных фактов.
Конечно, рассуждает он, «первое основное условие всякого здорового научного умозрения» состоит в том, что воображение постоянно должно находиться в подчинении у наблюдателя. Однако неправильное толкование этого условия «часто приводило к тому, что стали слишком злоупотреблять этим великим логическим принципом, превращая реальную науку в своего рода бесплодное накопление несогласованных фактов…».
Дух истинной науки «в основе не менее далек от эмпиризма, чем от мистицизма; именно между этими двумя одинаково гибельными ложными путями он должен всегда прокладывать себе дорогу…».
Массив научного знания представляется О.Конту объемным: над слоем фактов возвышается слой научных законов, причем
(145)
«именно в законах явлений действительно заключается наука, для которой факты в собственном смысле слова, как бы точны и многочисленны они ни были, являются всегда только необходимым сырым материалом».
Эта структура научного знания порождает разнообразие тех функций, которые выполняет наука. Над функциями, связанными с получением и обработкой опытных данных, возвышаются функции, выполняемые на базе научных законов. Так, устанавливая связь между каким-либо отдельным явлением и законом, мы получаем объяснение этого явления.
Но, — как считал О.Конт, — главное «назначение положительных законов — рациональное предвидение».
«Рассматривая же постоянное назначение этих законов, можно сказать без всякого преувеличения, что