даже максвелловских идей, и потому способны рассматривать их одновременно извне и изнутри, анализировать их структуры, постигать причины их недостатков и слабостей. Мы теперь лучше вооружены, чтобы понять смысл средневековых спекуляций о строении континуума и «пространства форм», а также эволюцию структуры физико-математической мысли в течение последнего столетия, направленной на создание новых форм рассуждения и на критическое осмысление интуитивных, логических и аксиоматических основ их правомерности».
3. «КАК ЭТО БЫЛО?»
«Как это было?» — основной вопрос всякого исторического исследования.
Но в области историко-научных и историко-технических исследований ответ на этот вопрос особенно сложен. Какие именно события и факты должен реконструировать и подвергнуть анализу историк науки?
— Можно составить хронологическую шкалу достижений различных научных дисциплин и показать неуклонный рост наших знаний начиная от древности и до наших дней.
(338)
— Можно попытаться реконструировать ходы мысли, особенности рассуждений и доказательств ученых прошлых времен, их полемику с идеями своих предшественников и современников.
— Можно попытаться ответить на вопрос, в каком социальном и культурном контексте происходили те или иные события в развитии познания, под влиянием каких внешних условий и обстоятельств формировалось мировоззрение ученого, какова была его судьба в социокультурных реалиях его времени.
Одна из главных проблем, которой нет в гражданской истории, но она характерна для историка науки, — понять, каким образом внешние, социокультурные, политические и мировоззренческие обстоятельства сказываются на результатах научного творчества, как они могут быть выражены в абстракциях теорий, постулатах, методике проведения эксперимента? В этом плане понять мотивы поведения политического деятеля, императора, фараона или революционера гораздо проще, чем мотивы научного творчества.
Естественно, что изучение истории естественных, технических и социальных наук предполагает знакомство с современной научной картиной мира, основными теоретическими воззрениями своего времени. Именно в системе современного знания живут в той или иной мере достижения прежних эпох, и современная наука аккумулировала все положительное содержание познания, прошедшее проверку в опыте и эксперименте, отбросив то, что в этой проверке не подтвердилось.
Объяснения природных и социальных феноменов сильно меняются со временем, и историк науки может показать изменения в этих объяснениях, которые в наибольшей степени демонстрируют прогресс научного мышления, происходящий с течением времени.
Однако каким же образом историк науки может выполнить эти и любые другие, стоящие перед ним задачи?
Его эмпирической базой являются прежде всего научные тексты прошлого — книги, журнальные статьи, отчеты о работе лабораторий, если они, конечно, сохранились, быть может, переписка ученых, рукописи и черновики, автобиографические очерки и воспоминания…
(339)
Трудность, однако, состоит в том, что тексты опубликованных работ, т.е. основной массив историко-научных источников, призваны рассказать не о том, как именно автор пришел к своему новому результату, а показать степень обоснованности этого результата и его согласованность с другими знаниями, уже признанными достоверными. Поэтому письменные источники сплошь и рядом направляют историка науки в его поисках ответа на вопрос «как это было?» по ложному пути. Да и сам автор текста, если бы историк науки имел счастье пообщаться с ним без посредников, не всегда может и хочет дать необходимые сведения.
О причинах этого выразительно сказал великий физик современности, один из создателей квантовой теории Поль Дирак в своей книге «Воспоминания о необычайной эпохе»:
«Физик предпочитает забыть путь, который привел его к открытию. Он шел по извилистой дороге, сворачивая иногда на ложные тропы, — об этом не хочется теперь даже вспоминать. Ему, может быть, даже стыдно, он разочарован в себе из-за того, что так долго возился. «Сколько времени я потерял, пойдя по такому пути, — говорит он сам себе. — Я же должен был сразу понять, что эта дорога никуда не ведет.» Когда открытие уже сделано, оно обычно кажется таким очевидным, что остается лишь удивляться, как никто не додумался до этого раньше. В таких условиях никому не захочется вспоминать о той работе, которая привела к открытию. Но это все просто противоречит желанию историка науки. Он хочет узнать о различных влияниях на работу, о промежуточных этапах, и его порой интересуют даже ложные тропинки. Это две несовместимые точки зрения. Большую часть своей жизни я прожил как физик-исследователь, а это означает, что все промежуточные этапы я должен был забыть как можно скорее».
И вот историк науки в своем стремлении узнать «как на самом деле было?» оказывается перед необходимостью добросовестно анализировать ложные тропинки, ошибочные результаты и утратившие силы теории, все «зигзаги» на пути к научной Истине, которую ассимилирует и воплощает современная система знаний. Естественно, что необходимость такой удивительной работы была осознана далеко не сразу.
(340)
4. «ПРЕЗЕНТИЗМ» И «АНТИКВАРИЗМ» — МЕТОДОЛОГИЧЕСКАЯ ДИЛЕММА ИСТОРИКО-НАУЧНОГО ПОЗНАНИЯ
Исторические исследования, несомненно, обладают значительной спецификой. Своеобразен и объект изучения истории («прошлое») и эмпирический материал (массив «исторических источников»). Историк должен описать то, чего уже нет, с чем нельзя вступить в непосредственный контакт даже с целью изучения, и поэтому историческое описание всегда, по сути дела, — реконструкция. Историк вынужден опираться на свидетельства чужих глаз, не имея возможности увидеть то, что его интересует, собственными глазами.
По выражению французского историка Марка Блока, «мы играем роль следователя, пытающегося восстановить картину преступления, при котором он сам не присутствовал, или физика, вынужденного из-за гриппа сидеть дома и узнающего о результатах своего опыта по сообщениям лабораторного служителя».
Историк лишен возможности подвергнуть свои воззрения на эпоху, которую он изучает, критическому эксперименту и, опираясь на полученные данные, безжалостно отбросить неверные представления. И тем не менее никакие особенности исторического познания не заставят усомниться в его глубинных притязаниях быть объективным и в самих возможностях реализовать эти притязания.
«Если под наукой подразумевать попытку выявить, что же на самом деле происходит, то история есть наука. Она требует той же самоотдачи, той же безжалостности, того же страстного стремления к точности, что и физика», — писал австралийский философ Джон Пассмор.
Историки разделяют общезначимые для всего научного сообщества установки и правила, к которым, в частности, относится и стремление к построению истинных высказываний об объекте изучения, и владение процедурами проверки этих высказываний.
Теперь попробуем «подглядеть» Некоторые правила, соблюдение которых дает историку (в том числе историку науки) возможность строить и накапливать подлинные знания о прошлом.
(341)
«Презентизм» и «антикваризм» — это специфические термины, в которых научное сообщество историков культуры зафиксировало две основные целевые установки, в рамках которых совершается любое историко-культурологическое исследование.
Презентизм — стремление рассказать о прошлом языком современности.
Антикваризм — желание восстановить картины прошлого во всей их внутренней целостности, безо всяких отсылок к современности.
Каким же образом эти установки определяют реальный ход исторической реконструкции и само прочтение исторических источников? Возможен ли рациональный выбор одного из этих методологических подходов к анализу прошлого?
Разберем для этой цели один хрестоматийный пример грандиозного географического открытия — посмотрим, как исходные установки определяют историко-научный анализ путешествия Колумба.
5. ОТКРЫЛ ЛИ КОЛУМБ АМЕРИКУ?
Кто же сегодня не знает, что «Колумб открыл Америку»?
Профессиональный историк науки, впрочем, высказывается гораздо более скромно: «Он первый пересек Атлантический океан в субтропической и тропической полосе северного полушария и первый из европейцев плавал в Американском Средиземном (Карибском) море», — пишет И.П.Магидович в «Очерках по истории географических открытий».
Попробуем разобраться в причинах этой мудрой осторожности.
С какой целью, когда и куда отправились в море корабли Х.Колумба?
Мы знаем, что Х.Колумб искал морской путь в Западную Индию и предлагал испанским монархам проложить торговые маршруты, которые позволили бы не сталкиваться военным и политическим интересам Испании и Португалии.
(342)
Таков общий, социокультурный контекст его дерзкого проекта, определившего цели Колумба-капитана.
Когда и куда плыли его корабли?
Известно, что Колумб успел совершить четыре путешествия:
— в 1492—1493 гг. он посетил (по нынешнему наименованию) Багамские острова, Кубу, Гаити;
— в 1493—1496 гг. — Малые Антильские острова и Ямайку;
— в 1498—1500 гг. — берега южноамериканского материка;
— в 1502—1504 гг. — берега Центральной Америки, южнее Кубы.
Какова же дата открытия Америки?
Если брать слово «Америка» в современном нам смысле, то это произошло в третьем и четвертом путешествиях.
Но для современников Х.Колумба и самих мореплавателей наиболее волнующим и важным был, конечно, день 12 октября 1492 г., когда матрос Родриго де Триана закричал, что вдали видна земля.
Но была ли достигнута искомая цель?
В основании маршрута Х.Колумба лежала карта известного флорентийского астронома и географа Паоло Тосканелли. На ней было изображено практически все, что люди знали о Земле в концу XV века. На карте поразительно много верных деталей — причудливый рисунок очертаний материковых берегов, нанесены многочисленные острова, но нет целого полушария!..
Нет никакого представления о существовании Тихого океана…
Невольное волнение охватывает нашего современника, когда он своими глазами может видеть, на каком, собственно, шатком основании покоилось столь грандиозное предприятие.
На карте Тосканелли западный берег Испании и Африки расположен на сравнительно небольшом расстоянии от острова Чипангу (Япония) и материковых земель Катая (Китая) и Индии. Расстояние между Лиссабоном и Японией, по расчетам флорентийца, было менее 10 тысяч километров, что более чем в два раза преуменьшало реальное расстояние между ними.
(343)
Х. Колумб внес свои поправки в эти рассуждения, и у него получилось, что от Канарских островов до Японии — не более 4,5—5 тысяч километров. Таким образом по его расчетам это расстояние оказывалось меньше реального уже более чем в четыре раза.
По выражению известного французского географа XVIII в. Жана Батиста Анвиля, это была «величайшая ошибка, которая привела к величайшему открытию».
Действительно, без этого грандиозного заблуждения корабли Колумба просто не могли бы двинуться в путь.
Удивительно и то, что при таких-то ошибках своего капитана матрос Родриго де Триана все-таки увидел на морском горизонте землю!..
И оглядываясь с высоты нашего времени на события XV века, можно сказать, что карта Тосканелли — это драматический символ человеческого познания вообще.
люди смело прокладывают маршруты, ибо идут к землям обетованным, но попадают в неизвестность, что безжалостно рушит их представления о мире, которые, собственно, и привели их к великим Открытиям.
В ЧЕМ ЖЕ СОСТОЯЛО ОТКРЫТИЕ КОЛУМБА?
Сам он искал морской путь в Азию и, как ему казалось, нашел этот путь. Колумб был бы в отчаянии, если бы ясно и сразу обнаружилось, что открытые им земли не являются частью Азии.
Современники Колумба, впрочем, требовали точного ответа на вопрос, побывали ли его корабли в Индии. Сомнения в успехе его путешествия нарастали очень быстро, потому что экспедиции не могли привезти для доказательства достижения цели ни пряностей, ни других характерных для Индии товаров.
А в 1498—1499 гг. португалец Васко да Гама обогнул с юга Африку, открыл путь в подлинную Индию, завязал с ней торговлю и вернулся домой с грузом пряностей.
(344)
Когда все это стало известно, в глазах соотечественников Х.Колумб оказался болтуном и обманщиком. Португалия, таким образом, выходила вперед в морском соперничестве с Испанией, и это навлекло справедливый гнев испанских государей на великого
