том виде, как они существуют в России, не могут служить эффективному использованию интеллекта и продукта его труда. Недостаточно одних слов о демократии для мобилизации интеллектуального корпуса, для производства не только интеллектуального продукта, но и превращения его в товар, если цена интеллекта ниже цены производителя товарной продукции. В этом случае естествен отток интеллектуальных сил в те места, где имеет место как раз обратная ситуация. Известно, что процесс взяточничества в Австро-Венгерской империи сразу пошел на убыль, когда чиновникам интеллектуальной сферы были резко повышены оклады.
И. Тэн, Э. Золя и П. Боборыкин указывали на важные, характерные черты развития истории и личности. Разумеется, национальность, территория и индивидуальные черты личности не могут не сказываться на качестве и количестве интеллектуального продукта. Другое дело, когда эти черты нивелируются, стушевываются в результате разлагающего действия обюрокраченной государственной машины и ее хозяйства. Было бы наивным полагать в связи со сказанным, что бакунизм или современное течение, аналогичное учению М.А. Бакунина, может дать исчерпывающий ответ на вопрос о том, как вести себя интеллектуалам, этим неприкаянным, этим наивным «детям лейтенанта Шмидта», чей интеллектуальный продукт, еще не вызрев как товар, уже обречен на презрение и остракизм со стороны государства, того государства, чьими «колесиками и винтиками» служили носители интеллекта, которые составляют и по сей день некую общность «советских людей», не смотря на превращение этой общности в содружество нищих господ — СНГ. Было бы наивным полагать, что анархо-синдикализм или его разновидности способны исправить дело. Не следует забывать, что сам М.А. Бакунин в оценке назначения Человека не шел далее чувствительных сентенций: «Назначение человека — не страдать, скрестя руки, на земле, чтобы заслужить легендарный рай. Его назначение, скорее, заключается в том, чтобы перенести небо, бога, которого он носит в себе, на нашу землю, возвысить практическую жизнь, поднять землю до неба — вот его высокая миссия». (Бакунин М.А. Собр. соч. и писем. М.: Изд-во Всесоюзн. об-ва политкаторжан, 1934. T. 1. C. 221–222.)
Настоящий анализ показывает, что проблема интеллектуальной системы вообще и создания интеллектуального продукта, в частности, есть проблема преемственная в том смысле, что в нашей стране просто заведено рассматривать интеллект как никчемную и бесполезную силу, относительно которой не должно быть даже ЗАКОНА об охране. Более того, сама проблема воспитания интеллектуальных кадров, например в высшей школе, превращается в начетничество и самообман. И как современно в этом плане звучат слова В.О. Ключевского, написанные более ста лет назад: «По школе всегда можно узнать, обладает ли общество установившимся взглядом на задачи образования. Нередко приходится слышать, будто школа должна учить тому, что пригодится в жизни. Где такое мнение получает господство, там, значит, взгляд на цели образования еще не установился. Ведь такое мнение подчиняет школу вкусам, господствующим в данную минуту, делает учащегося слугой или жертвой временных потребностей взрослого общества. Из учащейся молодежи приготовляется в школе живая, дрессированная сила, предназначенная для известного технического производства, в котором нуждается общество, или организованный инструмент, заменяющий механическую силу. Притом такое мнение лишает школу всякой устойчивости, делая ее игрушкой случайных общественных поветрий». (Ключевский В.О. Неопубликованные произведения. М.: Наука, 1983. C. 84). Можно заключить, что только интеллект и его продукт могут быть той самоорганизующейся системой, которая на рынке, но уже товара, может быть оценена и оценивается соразмерно своей значимости, но заведомо по самой высокой цене. Такое заключение было бы совершенно правильным, если бы не отягчающие обстоятельства «свободного мира», в котором, как и у Мартти Ларни в «Четвертом позвонке», интеллекту нужно пристраиваться в очередь за благотворительной похлебкой, чтобы пропитаться, а чтобы разбогатеть, — следует превратить интеллектуальный продукт на потребу «взыскательной публики» в товар-дудку для народных празднеств.
Приведенный анализ вскрывает только внешние и поверхностные задачи при решении проблемы организации «сбыта» интеллектуальных продуктов. Но уже из этого краткого анализа видны захватывающие черты здания, о существовании которого мы только догадывались в течение последних семидесяти с лишним лет.
Глава 6. Рефлексивные экзерциции менталитета личности в рекламном буме демократии
Кто приобрел чувство или навык
неутомимого терпения, тот не убоится
ни страдания, ни трудов …
Иоанн Лествичник, 26, 77.
(Обращение к другу. Основания реального идеализма)
Дорогой друг! Разве ты не смотришь телевиденье, не слушаешь радио, не читаешь газет, в общем, не наслаждаешься информацией? Разве новая жизнь не радует тебя улыбкой висельника, где откровения целителей душ призывают к новым экзерцициям (exercitium — упражнение). Неужели неприютная жизнь, тоскливо и задумчиво уговаривающая тебя шепотом терпеть, — вполне справедливо и естественно заставляет думать о детях и семье, а от чувства сытости ум твой увеличивается, заполняя пустое домашнее время?
Пот нужды не перестает мучить нас для сытости птенцов и подруг. Это закономерно. Понимаю, очень понимаю тебя, вспоминая то благодатное время, когда как-то мы все собирались в Москве на Бирюзова, а я проповедовал, кто такие Горбачев и Ельцин и почему эти строители общепролетарского дома в прошлом займутся монументальным мелкоимущественным строительством в будущем, стесняя свое сознание и строя стену, за которой находится лишь скучное место.
Жизнь уходит, как течение дыхания, и своими унылыми предвидящими глазами наши начальники «улаживают» различные конфликты с целью организационных достижений. Нужно работать, не останавливаясь для мысли и настроения, — таково мнение наших благодетелей от политики, предлагающих копать нам замертво лежащий песок воображаемых воспоминаний прошлого. Нежное равнодушие, согласованное со смертью и с чувством сиротства к остающимся бывшим советским людям, уже не требует от наших начальников пролетарского таланта труда, они предлагают лечь навзничь или покоиться как-либо иначе.
Мы же продолжаем работать по инерции самодействующего разума, свободного от надежды и желания удовлетворения, и смотрим на мир глазами с терпением любопытства. Когда имеешь умственную начинку, то понимаешь, что со времен покорения буржуазии впереди нас находится только ярость, а позади мертвая трава забвения. И с пенсионным чувством безоблачной решимости испытываешь горячую социальную радость в отношении безмятежного думства, восхищенного сенаторства, уже немучимых пролетарской совестью и отдающихся наибольшей общественной пользе. Что можно испытывать по этому поводу на берегах реки по имени «ФАКТ», что взять за отправную точку текущего и будущего бытия, где поджидают нас или «серые молодые волки» Жириновского, или процветающие орлы «Выбора России», или возбуждаемые страсти по Солженицину, или умелые кормчие Черномырдина, или платоновские мудрецы по облику и замашкам Лужкова?
Только скупое чувство счастья истины жизни, только безграничное единение самого себя с истомленным прахом земли, только неизбывное желание стыдливого поиска обветшавшей лестницы рая — вот чувства, устремляющие нас к терпению вечности в разломах уничтожения.
В тесноте своих членов остается одно лекарство — терпение.
Проблемы защиты Человека как интеллектуальной системы [32, 61–64] — это проблемы защиты, сохранения и упорядочения той формы человеческой деятельности, той формы культурного наследия, тех ценностей творчества человеческого Духа, которые проявляются в его триединстве – гносеологии, психологии и логике, т.е. интеллекте. И такая форма защиты не может быть иной или меньшей по своим размерам и задачам, чем размеры и задачи ПЛАНЕТАРНЫЕ.
Если в усилиях по сохранению экологического баланса ПЛАНЕТЫ человечество ратует за жизнь, хотя на самом деле занимается по существу проблемами равновесия в системе технического прогресса и регресса, то сохранение интеллектуальной системы как системы мыследеятельности разве не требует планетарного подхода к ее сохранению, т.е. ноосферной защиты?
Защита интеллекта как явления ноосферного порядка есть защита идей и их носителей, которые в совокупности при решении проблемных ситуаций составляют процесс во времени, т.е. «идеацию», что и являет собой процесс познания, кардинально отличаясь от факта как формы информации, хаотизирующей проблему в рамках фактических мнений, политических суждений, бесконечных диалогов, истинное решение которых в силу сущности информации — быть только возможностью решения проблемной ситуации — заканчивается явлением не антиномии, а антагонизма, решение которого ищется в революционном взрыве. Результат таких информационных событий в жизненном цикле истории превращается в факт, т.е. объективную действительность, жупел которой есть бич, погоняющий интеллект. «Идеация» и «информация» есть то двумерное пространство, катаклизмы которого порождают реальный идеализм. Миниатюра идеации как образ интеллекта, спроецированная в пространство информации, т.е. возможную реальность, может окончиться марксизмом, маоизмом, бакунизмом, полпотизмом или деголлизмом, — сущность одна: реальный идеализм на почве фактов-событий деформируется в солипсизм самоидеи, т.е. в разрушение защиты интеллекта как самоорганизующейся системы реального идеализма, разрушение ноосферного щита Человека. Вот почему реальный идеализм имеет не только научно-техническую огранку, драпируется в краски искусства, выступает в форме политических претензий, реальный идеализм есть рефлексия, философия которой не уничтожение, не умаление, а всестороннее сохранение и поощрение личностного энтузиазма, энтузиазма созидания, но увы! созидания интеллектуального, а потому склонного к разрушению под действием хаотизирующих сил общества с его солипсизмом самоидей. Вот почему реальный идеализм, философия рефлексии интеллектуальных систем, должен быть защищен в планетарном отношении от самовырождения его в солипсизм самоидеи.
Но можно ли говорить о ноосферной защите в условиях общества, где «лебедь, рак, щука» пытаются консолидировать пространство государственных отношений? Не потому ли и сама проблема превращается в планетарную, что ситуация в отношении интеллектуальных систем всегда была уделом не государства, не государственности, а составляла смысл и задачи в общем-то ограниченной группы лиц интеллектуального труда. Не поэтому ли генерал Грэвс в «манхэттенском проекте» называл их просто «… битыми горшками»? Когда государство создает нечто вроде рая для интеллектуалов под названием РАИС — Российское агентство интеллектуальных систем вместо ВААП — Всесоюзного агентства авторских прав, то напрашивается для оценки подобной ситуации реприза: «Черного кобеля не отмоешь добела». Эта трагикомическая ситуация совершенно ясна, ведь до настоящего времени государственная система не приняла Закона об интеллектуальной собственности. Во всем нужна мера, ибо сказано: «И вот конь вороной, и на нем всадник, имеющий меру в руке своей». И с точки зрения интеллектуала, даже антагонизм не позволял говорить иначе, чем: «Правы „красные“, правы „белые“, правы „зеленые“» . (Ропшин В. (Савинков Б.) Конь вороной. М.; Л.: Прибой, 1924). А ведь это было время задолго до августовских событий 1992 г. Таким образом, позволительно утверждать, что государственная система не стремится к созданию меры защиты интеллектуальных систем в такой степени, когда бы защищались и консолидировались их права в плане триединства (психология, гносеология, логика), т.е. в плане их сущностной первопричины, которая, выступая в качестве таковой в технике, искусстве, науке, философии, безотносительно к государственной принадлежности могла бы заявлять о себе свободными от прокурорского надзора государства средствами «идеации» и «информации», т.е. иметь собственные радиостанции, издательства, представительства, клубы и пр.
Указанная проблема в отношении ноосферной защиты интеллектуальных систем есть проблема каузально-историческая, т.е. причинная, смысл которой, например, для Российской действительности, где всегда, по утверждению Льва Толстого, «достаточно людей образованных, грамотных маловато»,
