механической солидарности к органической, прежде всего в росте плотности населения, а тем самым — плотности общества и увеличении его объема. «Мы не говорим, — пишет Э. Дюркгейм, — что возрастание и уплотнение обществ допускают все большее разделение труда, но утверждаем, что они обуславливают его необходимость. Это не орудие, посредством которого осуществляется разделение труда; это — определяющая причина его».229 Дюркгейм Э. О разделении общественного труда. Метод в социологии. М., 1991. С. 245.
В России идеи демографического детерминизма отстаивал Дмитрий Иванович Менделеев (1834-1907) в работах «Заветные мысли» (Ч. 1-3. СПб., 1903-1905; М., 1995; 2 и 9 главы опубликованы: Менделеев Д.Н. К познанию России. М., 2000) и «К познанию России» (СПб., 1906; М., 2002). «…Человечество взятое в целом, — писал он, —…проникнуто инстинктивным стремлением к сохранению и развитию человеческого потомства…».230 Менделеев Д. К познанию России. 5-е изд. СПб., 1907. С. 64.Именно эта «любовь к потомству» и «привела к разделению труда и к тем неравенствам, которые неизвестны в диком животном или начальном патриархальном быте (хотя в нем уже видны на то начатки) и ведет к разделению жителей по их экономическому положению на разные классы…».231 Там же. С. 64-65.Д.И. Менделеев был противником марксизма. Но к демографическому детерминизму склонялись, как мы уже видели, и некоторые российский ученые, считавшие себя марксистами (A.A. Богданов).
Эта концепция имеет массу сторонников и в наши дни. Она существует сейчас как самостоятельно, так и в качестве момента направления, именуемого экологическим детерминизмом (инвайронментализмом).
Идеи демографического детерминизма развивал в работе «Подсечно-огневое земледелие среди киукуру и его значение для культурного развития в бассейне Амазонки» (1961) известный американский этнограф Роберт Карнейро. Рост населения в условиях, когда площадь земли, пригодной к обработки, ограничена, ведет к переходу к более интенсивным методам хозяйства, к соперничеству между племенами и войнам. Войны имеют своим следствием подчинение одних племен другими и возникновение данничества. В последующем подчиненные племена инкорпорируются в состав общества завоевателей. Возникают вождества.
Идет процесс увеличения политических единиц. Как племена, так и вождества объединяются в союзы или конфедерации. Победоносные вождества возрастают в размерах и в конце концов возникают крупные завоевательные государства. Внутри этих новых обществ возникает знать. Пленников превращают в рабов. «Инкорпорация рабов в завоевательное государство завершает стратификацию общества на четыре главных класса: вождей (или королей), знать, коммонеров (рядовых общинников — Ю.С.) и рабов».232 Carneiro R.L. Slash-and-Burn Cultivation Among the Kiukuru and its Implications For Cultural Development in the Amazon Basin // Native Southamericans. Ethnology of Least Known Continent. Ed. by P.J. Lyon. Boston, 1964. P. 87.
Сами за себя говорят названия работ датского экономиста Эстер Босеруп «Условия агрикультурного роста. Экономика аграрных изменений под давлением народонаселения» (1965) и американского этнолога Марка Натана Коэна «Пищевой кризис в преистории. Перенаселение и возникновение земледелия» (1977).
Социолог и демограф О.Д. Дункан в работе «Социальная организация и экосистема» (1964) вводит понятие экологической экспансии. Она начинается с роста населения. Это требует увеличения количества энергии и материалов, извлекаемых обществом из внешней среды, что в свою очередь предполагает выработку новых форм организации человеческих коллективных усилий в этой области. Конечный результат — переход общества с одной стадии эволюционного развития на другую, более высокую. Как уже указывалось (2.8.4), таких стадий в концепции О.Д. Дугласа семь: от этапа бродячих групп охотников и собирателей до уровня индустриальных государственных обществ.
Американский социолог и демограф Дж. Матрас в книгах «Народонаселение и общества» (1973) и «Введение в народонаселение: Социологический подход» (1977) настаивает на том, что в обществах любого типа рост населения влечет за собой социальные структурные изменения: дифференциацию и разделение труда, экспансию социальных границ и принятие инноваций, что имеет следствие переход с одной стадии социальной эволюцию на другую. Таких этапов в схеме Дж. Матрас, как мы уже видели (2.8.4), восемь.
Другой американский социолог и демограф Джулиан Линкольн Саймон в работах «Экономика роста народонаселения» (1977) и «Теория народонаселения и экономического роста» (1986) выдвигает концепцию «народонаселенческого толчка» (population-push). Суть ее состоит в том, что рост населения и связанное с ним увеличение потребностей и нужд делает необходимым более интенсивный труд, что вызывает к жизни множество изобретений, прогресс техники и увеличение производительности. Эту концепцию Дж. Саймон пытается обосновать как фактами из истории Древней Греции, Рима, средневековой Европы, так и данными современности.
Популярен демографический детерминизм и у части историков. Как писал французский историк Луи Шевалье: «Недостаточно принять во внимание, что демография является одной из составных частей социальной истории, ибо она возрождает ее главный и, как правило, забытый объект население. Демография в качестве привилегированной дисциплины должна, наконец, вступить в полные права… Лидирует демография. Единственная и незаменимая».233 Цит.: Соколова M.H. Современная французская историография. M., 1979. С. 319.Идея решающей роли демографического фактора пронизывает его работу «Трудящиеся и опасные классы Парижа в первой половине XIX века» (1958).
Идея демографического детерминизма присутствуют в работах академика Никиты Николаевича Моисеева (1917 — 2000) «Мировоззрение современного рационализма. Введение в теорию самоорганизации» (Моисеев Н.И. Расставание с простотой. М., 1998) и «Быть или не быть… человеку» (М., 1999). Автор плохо знает исторические факты, что нисколько не мешает ему претендовать на осмысление всего пути человечества и предсказание его дальнейшей судьбы.
3.14.4. Технический, или технологический, детерминизм (Л. Уайт, Г. Ленски, О. Тоффлер и др.)
Мысль о том, что ведущая роль в развитии истории принадлежит технике, высказывалась довольно давно. Но окончательно концепции технического, или технологического, детерминизма оформились лишь во второй половине XX в., что было связано с началом и последующим развитием научно-технической революции.
В предельно последовательной форме концепция технологического детерминизма была развита и изложена в книге уже знакомого нам известного американского этнолога и культуролога Л.О. Уайта «Эволюция культуры. Развитие цивилизации до падения Рима» (1959).
Главным для Л. Уайта является понятие культуры. В отличие от других сторонников суперорганической концепции культуры он рассматривает ее не только как духовное, но и как материальное явление. Л. Уайт выделяет в культуре четыре компонента: идеологический, социологический, сентиментальный и технологический. Ведущим среди них является последний. Технологический фактор в общем виде определяет форму и содержание всех остальных. Он детерминирует и социальную систему, и философские взгляды, и общественные чувства. Изменения в технологии вызывают изменения во всех остальных секторах культуры. Технология — базис и движущая сила культурной системы.
Важнейшим в концепции Л. Уайта является понятие энергии. Культурная система, как и биологический организм, захватывает и «запрягает» энергию с тем, чтобы ее использовать для обеспечения своего существования и развития. Уровень развития культуры определяется тем, сколько энергии она «запрягает» и использует в расчете на душу населения в год.
Прогресс культуры выражается в увеличении пропорции отношения нечеловеческой энергии к человеческой. Или, то же самое, но лишь в другой форме: прогресс культуры выражается в увеличении числа удовлетворяющих человеческие потребности материальных благ и услуг, созданных единицей человеческого труда. Чем больше материальных благ и услуг создается единицей человеческого труда, тем больше их приходится на душу населения.
На самом первом этапе человек использовал только энергию своего собственного организма. Он обеспечивал свое существование охотой и собирательством. Это была эра человеческой энергии. Данной технологии соответствовала определенная экономическая, а тем самым и социальная система. Существовала взаимная помощь. Люди были равны и свободны. Все были братьями.
Крупнейшим переломом в развитии технологии, культуры в целом и общества была аграрная революция. Возникло земледелие и скотоводство. Люди «запрягли» и поставили себе на службу солнечную энергию, воплощенную в нечеловеческую биологическую форму, а именно форму животных и растений. Впервые были поставлены под человеческий контроль силы природы. Результатом этого технологического успеха было превращение племенного (tribal) общества в цивилизованное (civilsociety). Возникла частная собственность на средства производства, общественные классы, государство, города.
Дальнейшее развитие человеческого общества Л. Уайт сколько-нибудь детально не рассматривает. Из всех последующих технологических сдвигов он упоминает выдвижение на первый план промышленности, изобретение паровой машина и вступление человечество вступило в век пара. В связи с этим он говорит о топливной (fuel) революции. В результате всего этого возникли капитализм и демократия.
Подчеркивая определяющую роль техники, Л. Уайт в то же ни слова ни говорит о том, почему она развивается. В результате вопрос о движущих силах развития истории остается у него открытым.
Уже известный нам (2.8.4) американский социолог Г. Ленски в книге «Власть и привилегии. Теория социальной стратификации» (1966), обращаясь к механизму развития общества, выстраивал такую цепочку детерминации: «технология — экономика — политика — распределительная система».234 Lenski G. Power and Privilege. New York, 1966. P. 436.Тем самым он фактически выступал как поборник технологического детерминизма.
Специально вопрос о технологическом детерминизме рассматривается в его совместной с Дж. Ленски книге «Человеческие общества: Введение в макросоциологию» (1974). Авторы критикуют, с одной стороны, точку зрения, согласно которой технология объясняет почти каждую социокультурную форму, с другой, концепции, преуменьшающие или даже отрицающие важность технологии.
Собственная их точка зрения изложена следующим образом: «В целом, современная эволюционная теория не принимает детерминистический взгляд на роль технологии: она рассматривает технологию жизнеобеспечения лишь как одну из сил в поле действия сил, которые вместе определяют общую модель социетальных характеристик. Эта позиция может быть коротко выражена в двух пунктах: 1. Технологический прогресс есть главный детерминант этого сочетания всеобщих тенденций — в населении, культуре, социальной структуре, материальных продуктах, который определяет общие контуры человеческой истории. 2. Технология жизнеобеспечения есть наиболее мощная единственная переменная, влияющая на социальные и культурные характеристики общества — не в смысле определения каждой и всякой характеристики, а в смысле определения целостного комплекса этих характеристик».235 Lenski G. and Lenski J. Human Societies: An Introduction in Macrosociology. New York, 1974. P. 103.Это, конечно, не крайний, но тем не менее технологический детерминизм. Технология — не единственный, но главный фактор развития общества.
На неизбежно встававший вопрос о том, а чем же определяется технология и ее
