материализмом. Но последний с неизбежностью был ограничен при этом лишь областью природных явлений. Социоисторический идеализм вместе с такого рода натуристическим материализмом образовывали своеобразное мировоззренческое единство, которое можно было бы назвать натураризмом, имея в виду, что оба они вместе допускали лишь естественное (натурарное) объяснение всех без исключения явлений действительности.
Французские материалисты были материалистами лишь в понимании природы. Создать законченное материалистическое мировоззрение, которое охватывало бы не только природу, но и общество, они не смогли потому, что не сумели, несмотря на все усилия, обнаружить объективный источник общественный идей (общественного мнения). То, что они именовали общественной средой, таким источником никак не могло быть названо.
Даже когда французские материалисты утверждали, что общественная среда определяет общественное мнение, они одновременно исходили из того, что сама эта общественная среда детерминирована общественным мнением. Таким образом, они знали только природную материю, но не социальную.
Объективный, т.е. не зависящий от самих общественных идей, источник этих идей, социальную материю нужно были искать. И вся последующая магистральная история философской, социально-философской и историософской мысли была прежде всего поиском социальной материи. Только открытие этой материи могло дать ключ к пониманию движущих сил исторического процесса.
3.7. ПРОБЛЕМА СВОБОДЫ И НЕОБХОДИМОСТИ НА СТЫКЕ ВЕКОВ (XVIII — XIX ВВ.)
3.7.1. Абсолютный детерминизм: что это означает для истории
Встав, в конечном счете, во взгляде на историю фактически на позиции волюнтаризма, французские материалисты в то же время не отказались от детерминизма, т.е. учения о естественной предопределенности всех явлений, причем детерминизма абсолютного.
«Природа, — писал П. Гольбах, — слово, которым мы пользуемся для обозначения бесчисленного количества существ и тел, бесконечных соединений и комбинаций, разнообразнейших движений, происходящих на наших глазах. Все тела — одушевленные и неодушевленные — представляют собой неизбежные следствия известных причин, со всей необходимостью производящие видимые нами явления. Ничто в природе не может быть случайным; все в ней следует точным законам, и эти законы представляют неизбежную связь известных следствий с их причинами. Какой-нибудь атом материи не может произвольно или случайно встретиться с другим атомом; эта встреча обусловлена постоянными законами, которые необходимо предопределяют поведение каждого существа, не могущего вести себя иначе в данных условиях. Говорить о произвольном движении атомов или приписывать какие-либо следствия случайности, значит не сказать ничего или же признаться в полном неведении тех законов, в согласии с которыми действуют, сталкиваются и соединяются тела в природе. Все происходит случайно только для людей, не знакомых с природой, со свойствами вещей и теми следствиями, которые необходимо должны произойти в результате действия определенных причин».22 Гольбах П. Здравый смысл, или Естественные идеи противопоставленные идеям сверхъестественным // П. Гольбах. Письма к Евгении. Здравый смысл. М., 1956. С. 272-273.
Абсолютный детерминизм полностью исключает какую бы то ни было свободу человека. «С дня рождения и до самой смерти, — продолжает П. Гольбах, — человек ни одного мгновения не бывает свободен. «Но я все же чувствую себя свободным», -скажете вы. Это иллюзия — такая же, как и уверенность той мухи из басни, которая сидя на дышле, возомнила, что управляет повозкой. Итак, человек считающий себя свободным, не что иное, как муха, вообразившая себя управителем вселенной, тогда как она на самом деле сама, неведомо для себя, целиком подчиняется ее законом».23 Там же. С. 303-305.
Казалось бы, с таких позиций в мире все закономерно. И стоит открыть эти законы, как человек может предвидеть будущие. В действительности же, как это на первый взгляд не может показаться странным, такая точка зрения по существу исключает существование законов.
Когда абсолютные детерминисты поднимают случайные связи до уровня необходимых, они тем самым фактически низводят необходимые связи до уровня случайных. Крайности сходятся. Взгляд, согласно которому в мире все абсолютно необходимо, по существу равнозначен воззрению, согласно которому в мире все случайно.
Как писал тот же Гольбах: «Излишек едкости в желчи фанатика, разгоряченность крови в сердце завоевателя, дурное пищеварение какого-нибудь монарха, прихоть какой-нибудь женщины являются достаточными причинами, чтобы заставить предпринимать войны, посылать миллионы людей на бойню, разрушать крепости, превращать в прах города, погружать народы в нищету и траур, вызывать войны, заразные болезни и распространять отчаяние и бедствия в течение целого ряда веков».24 Гольбах П. Система природы // Избр. произв. в 2-х т. Т. 1. М., 1963. С. 260.
Такой взгляд был далеко не нов и не представлял собой исключительного достояния материалистов. Двумя веками раньше известный французский ученый и одновременно религиозный философ Блез Паскаль (1623-1662) писал: «Нос Клеопатры: будь он чуть покороче, весь облик Земли был бы сегодня иным».25 Паскаль Б. Мысли. СПб., 1995. С. 81.
3.7.2. Абсолютный детерминизм и волюнтаризм; как они могли совмещаться
Но если дело обстоит именно так, то история представляет собой простую совокупность событий, сумму параллельных причинных рядов. Не существует никакого единого исторического процесса. Поэтому не может быть и речи о движущих силах истории и ее законах. Существует лишь вопрос о причинах тех или иных единичных исторических событий. Но если история не является закономерным процессом, то, по существу, в пей может быть все. Недаром, тот же П. Гольбах неоднократно пользуется понятием судьбы. И последняя выступает у него то как фатум, то как фортуна.
Это позволяет не только П. Гольбаху, но и другим французским материалистам надеяться на счастливый случай, который может выпасть на долю страны, прежде всего появление властителя, который произведет все те преобразования, которых страстно желали все просветители и, прежде всего, разоблачит религию и уничтожит деспотизм. «По воле судеб, — писал П. Гольбах, — на троне могут оказаться просвещенные, справедливые, мужественные, добродетельные монархи, которые, познав истинную причину человеческих бедствий, попытаются устранить их, пользуясь указаниями мудрости».26 Гольбах П. Указ. раб. С. 663-664.
Буквально почти то же самое писали К. Гельвеций и Д. Дидро. «Он явится, — читаем мы в работе последнего, — настанет день, и он явится — тот справедливый, просвещенный и могущественный человек, которого вы ждете; ибо такой человек возможен, а неумолимое течение времени приносит с собой все, что только возможно».27 Дидро Д. Последовательное опровержение книги Гельвеция «О человеке // Соч. в 2-х т. Т. 2. М., 1991. С. 498.
Такой человек может сделать все, что ему заблагорассудится. Его воля предопределит весь дальнейший ход событий. В результате в работах французских материалистов абсолютный детерминизм соседствовал с почти полным волюнтаризмом. И последний в их взглядах на историю явно преобладал.
Попытку преодолеть такого рода подход к истории предпринял И. Гердер в своем труде «Идеи к философии истории человечества». Когда он в нем использовал провиденциалистические формулировки, то легко его заподозрить либо в чрезмерной приверженности к религии, либо в стремлении избежать прямого конфликт с ее сторонниками. Возможно, что последнее играло определенную роль. Но в любом случае этим дело никак не исчерпывалось. Присущий И. Гердеру историзм исключал возможность сведения истории к сумме случайностей и волевых актов отдельных личностей. Он не мог не осознавать, что в историческом процессе присутствует какая-то необходимость, действует какая-то объективная сила. Назвав эту силу генетической, он по существу ничего не мог сказать о ней. Отсюда и провиденциализм, но очень своеобразный, ибо Божественный рассудок И. Гердер понимает не как стоящий на миром, над природой и обществом, а как существующий в самом мире. И. Гердер отвергает личного бога. Он — пантеист.
Абсолютный детерминизм, соединенный с волюнтаризмом, исключает возможность направленного хода мировой истории. Однако сами же французские материалисты настаивали на признании прогресса общества. В результате они лишний раз запутывались в противоречиях. И в определенной степени все эти противоречия был в той или иной мере свойственны всем французским просветителям, в частности Вольтеру (наст. имя и фам. — Франсуа Мари Аруэ) (1694 — 1778).
Вольтер в этом отношении особенно интересен потому, что он, помимо всего прочего, был крупным историком, чего нельзя сказать о французских материалистах. Он автор книг: «История Карла XII» (1731), «Век Людовика XIV» (1739, второе полностью перераб. издание, 1753), «Анналы империи» (1754), «История России в царствование Петра Великого» (1759 — 1763), «Обзор века Людовика XV» (1755 — 1763), «История парижского парламента» (1769), «Фрагменты истории Индии» (1773), не считая множества мелких работ.
Среди его исторических трудов особо выделяется один, который первоначально назывался «Опыт о всеобщей истории и о правах и духе народов со времен Карла Великого вплоть до наших дней» (1756). Вышедший в 1769 г. окончательный вариант носил более короткое название — «Опыт о правах и духе народов». Введение к нему вышло в 1765 г. отдельным изданием под наименованием «Философия истории, сочиненная покойным аббатом Базеном» (русск. перевод: СПб., 1868).
«Опыт о нравах и духе народов» был полемически заострен против «Рассуждения о всемирной истории» Ж. Боссюэ. Вольтер полностью исключал воздействие каких бы то ни было сверхъестественных сил на историю. В мире действуют естественные и только естественные причины.
В «Опыте о нравах и духе народов» великий просветитель попытался обобщить весь известный к тому времени фактический материал о всевозможный странах и народах. Этот труд был первой поистине всемирной историй. В ней была дана история не только Европы, но и Китая, Индии, Персии, арабов, а также цивилизаций Нового Света — инкской и ацтекской.
Вольтер исходил из того, что все действия людей, в том числе исторические, определяются их сознанием. Но, как подчеркивал он, само сознание имеет земные источники. «Три вещи, — писал он в одном из своих трудов, — влияют на человеческий разум: климат, правительство и религия».28 Цит.: Кузнецов В.Н. Франсуа Мари Вольтер. М., 1978. С. 191.
Однако в своих работах Вольтер меньше всего обращался к климату. Более того, он подвергал аргументированной критике взгляд на климат как на главную
