приоритете аналитических (рассудочных) процедур. В современных исследованиях позиция о приоритете рассудка — деятельность сознания как прежде всего «опыт различия» — отчетливо представлена в [14]. Мы же отдаем приоритет синтезу, прежде всего процедурам мысленного конструирования целостностей, поскольку анализ, как процедура разложения, может разлагать только уже сконструированную целостность. Этим определяется то, что в данном исследовании фиксация параллельных синтезу аналитических процедур сознания (деятельности рассудка) для простоты изложения практически повсеместно, за исключением последней части статьи, опускается.
15) Видимо, пришло время уточнить, что термины «образ», «картинка» мы понимаем как целостности, не сужая значения этих терминов до статуса определенных чувственных (психических) феноменов. Другими словами, под образом мы будем понимать результат сознательной (мыслительной) структуризации чувственно воспринимаемого, т.е. некоторую модель реальности, полученную после прочерчивания отграничительных линий и конструирования целостностей. Тем самым любой сознательный феномен имеет образный характер. Например, образом является круглый квадрат, который чувственно (пространственно) не представим. Образами являются и другие «мысленные конструкты», например кантовские «идеи разума». При таком понимании любое чувственное представление, которое может быть дано лишь пространственно, например на рисунке, является только частным случаем образа.
16) В рамках кантовского подхода наиболее близок к ней «синтез схватывания в созерцании» (см. 1-е издание «Критики чистого разума»), тему которого Кант практически не разработал, исключив его из 2-го издания «Критики…». Более того, в своей «Антропологии…» [16] Кант отказывает способности воображения в творчестве, т.е. в способности создавать что-то принципиально новое. Деятельность воображения по образованию «целостностей», на наш взгляд, — творческий акт, поскольку «целое» не сводимо к сумме своих «частей». В философской традиции, видимо, наиболее близким аналогом введенного нами механизма фантазирования является так называемая интеллектуальная интуиция, а из более современных философских подходов к исследованию проблемы сознания — гуссерлевская эйдетическая интуиция.
17) Вот как М. Бахтин вводит категорию надбытия: (хотя, с самого начала надо оговориться, что в рамках философской традиции (языка), бахтинский термин «бытие» соответствует философской категории «сущее», а вводимый им термин «надбытие» — категории «бытие»): «С появлением сознания в мире (в бытии), а может быть, с появлением биологической жизни (может быть, не только звери, но и трава свидетельствуют и судят) мир (бытие) радикально меняется. Камень остается каменным, солнце — солнечным, но событие бытия в его целом (незавершимое) становится совершенно другим, потому что на сцену земного бытия впервые выходит новое и главное действующее лицо события свидетель и судия. И солнце, оставаясь физически тем же самым, стало другим, потому что стало осознаваться свидетелем и судиею. Оно перестало просто быть, а стало быть в себе и для себя (эти категории появились здесь впервые) и для другого, потому что оно отразилось в сознании другого (свидетеля и судии): этим оно в корне изменилось, обогатилось, преобразилось… Этого нельзя понимать так, что бытие (природа) стало осознавать себя в человеке, стало самоотражаться. В этом случае бытие осталось бы самим собою, стало бы только дублировать себя самого (осталось бы одиноким, каким и был мир до появления сознания — свидетеля и судии). Нет, появилось нечто абсолютно новое, появилось надбытие (подчеркнуто мной — К.С.). В этом надбытие уже нет ни грана бытия, но все бытие существует в нем и для него… Пусть свидетель может видеть и знать лишь ничтожный уголок бытия — все непознанное и увиденное им бытие меняет свое качество (смысл), становясь непознанным и неувиденным бытием (надбытием! — К.С.), а не просто бытием, каким оно было без отношения к свидетелю» [17, с.341-342]. Обратим внимание на выделенный текст, где Бахтин замечает, что осознавание не является простым отражением, дублированием имеющегося в мире. Данное исследование, в определенном смысле, является расшифровкой этого замечания. Осознание бытия и его превращение в надбытие — есть не что иное, как образное структурирование реальности и последующая дискурсивная обработка образа.
18) В этой связи отметим, что Кант при всей своей проницательности пропустил вопрос: как возможны категории рассудка; каков механизм их образования? Наш ответ (как это видно из текста) — заключается в фиксации трансцендентального по отношению к рассудку сознательного механизма фантазийного порождения «мысленных образов» (см. прим. 15). Причем надо отметить близость нашего подхода конструктивизму Канта в противовес традиции, постулирующей (вечное) наличие понятий в «мире идей» или в качестве «врожденных идей» (см. также прим. 6).
19) Еще одно возможное развитие этой темы — анализ так называемого мифологического мышления (мышления первобытного человека), в котором феномен «превращенных форм» для современного исследователя представлен очень ярко, или анализ особенностей мышления более ранних исторических периодов и других культурных традиций. «Превращенные формы», как это уже отмечалось выше, выполняют роль «сцеплений сознания», которые выявляются лишь задним числом. Видимо, вера современного человека в абсолютную истинность и объективность научных законов (поклонение Науке) — не более чем набор «превращенных форм», образующих комфортную для современников культурную «атмосферу» («поле» ведения), которые в будущем будут восприниматься как своеобразные «сцепления сознания», подлежащие существенному уточнению и/или «снятию».
20) На сегодняшний день, как отмечается в [23], хорошему моделированию поддаются лишь «левополушарные» — рассудочные — механизмы сознания. Более того, сама архитектура современных компьютеров нацелена на моделирование аналитических (вычислительных) процедур. Однако рассудок является важной, но не единственной частью, механизма сознания. В этом смысле современные ЭВМ представляют собой не более чем достаточно специализированные «усилители» аналитико-рассудочной деятельности человека, которые в принципе не предназначены для моделирования сознательных механизмов воображения («правого полушария» — в рамках метафоры «левое-правое полушарие» из [23]), что не позволяет всерьез говорить об их «сознательности» («интеллектуальности»). Для этого необходимо создание машин, имеющих структуру (архитектуру) «двухпалатного мозга» и способных к моделированию фантазийных механизмов образного конструирования (некоторые более конструктивные соображения по поводу интеллектуальности систем и возможности моделирования сознания приведены в прим. 22, 23).
21) Если продолжить тему примечания 19, то можно указать на некоторую некорректность концепции «трех стадий» О. Конта, которая проявляется в возможности сосуществования (а не в постулируемой Контом последовательной смене) всех трех стадий. На наличие «превращенных форм», характерных для стадии мифологического мышления, указывает возникающий в определенные исторические периоды бум оккультных и магических обрядов (наглядный пример — современная Россия). В пользу существования «превращенных форм», составляющих основу метафизических концепций можно привести ряд более серьезных аргументов, которые основаны на признании наличия так называемых метафизических объектов. Примером такого объекта является мир, который имеют объемлющий человека способ бытийствования, в силу чего невозможно его изучение в рамках науки, которая работает с обычными «физическими» объектами, данными нам с точки зрения внешнего наблюдателя. Мира как некоторой «физической» данности нет! Точно так же как нет созвездий. Поэтому для исследования — синтеза! и анализа — метафизических объектов (метафизический объект — и есть целостность в прямом смысле этого слова) необходимо постулировать особый, отличный от науки, тип познавательной активности — метафизику [18, 19].
22) Этот пример Х. Патнема замечателен в том аспекте, что подсказывает интересную аналогию о возможном взаимодействии воображения и рассудка в рамках общего механизма сознания. Суть этой аналогии в том, что соотношение между способностью воображения и рассудка — есть не что иное, как соотношение разных «масштабов» рассмотрения имеющегося. Поясним это на нескольких примерах. Во-первых, снова обратимся к примеру со строительством дома У. Матураны. Здесь необходимо учесть, что введенное нами противопоставление процедурного и декларативного не абсолютно, а относительно. Вернее, в силу присущей человеку образности сознания, любой процедурный (алгоритмический) способ освоения реальности использует декларативные описания, правда, более мелкого масштаба (хотя вполне возможно, что описание Матураной биологического механизма генома результат более слабой антропоморфизации, а геном вообще не работает как алгоритм). Для построения любого алгоритма необходимо использовать некоторый язык описания, который содержит тот или иной набор исходных целостностей (например язык, предназначенный для описания молекулярной структуры языка кирпича). Другое дело, что в рамках этого языка нельзя выразить целостность другого (более крупного) масштаба (например мета-целостность кирпича). Во-вторых, сошлемся на один пример из личной практики. Как-то мне пришлось работать в компьютерном графическом редакторе, и стояла задача нарисовать ряд замысловатых очертаний с помощью «мыши». В силу неразвитости моих художественных способностей и навыков работы с «мышью» сразу нарисовать нужное очертание не всегда удавалось. Приходилось переходить в режим графического «микроскопа» для рисования нужного очертания с помощью дискретных микроотрезков (в силу принципиальной дискретности устройства компьютерного монитора), образующих на макроуровне нужную кривую. Понятно, что на уровне «микроскопа» «увидеть» круг, эллипс и другие более сложные кривые невозможно (более того, их как таковых, т.е. как непрерывных кривых, просто не существует), однако феномен «видения» возникает при переходе на макроуровень. В качестве третьего примера напомним о гигантских рисунках животных в пустыне Наска, которые хорошо различимы с высоты птичьего полета, но на «поверхностном» уровне воспринимаются как ряд несвязанных между собой линий (ср. с предыдущим примером). В рамках этой аналогии деятельность воображения можно трактовать как переход «вверх» к более крупному масштабу рассмотрения, что и позволяет «замечать» (=конструировать!) целостности, трудно различимые на микроуровне, а деятельность рассудка — как переход «вниз» на более мелкий масштаб рассмотрения, что позволяет ставить вопрос о конструктивном (дискурсивно-последовательном) механизме (алгоритме) построения целостностей (кантовский схематизм рассудка). Тогда, важная особенность механизма сознания будет заключаться в способности сознания сочетать в своей работе несколько масштабов рассмотрения, т.е. в возможности сознания «дрейфовать» между разными масштабами рассмотрения.
23) В развитии темы семиотического аспекта рассмотрения механизма образно-эйдетического синтеза сознания можно высказать некоторые соображения о возможном характере не только «внешнего» (естественного), но и «внутреннего» языка сознания — lingua mentalis. Этот язык должен состоять по крайней мере из двух уровней, т.е. представлять собой сочетание языка и метаязыка. Поясним наш тезис, обратившись к примеру с видением дома. Допустим, у нас есть фотография дома (этот пример восходит к хайдеггеровскому анализу образа, осуществленному им в [26, с.52-57]). Что мы видим, когда смотрим на фотографию. Вернее, каковы два возможных модуса нашего внимания при рассмотрении фотографии. Во-первых, наше внимание может быть направлено на «содержание» фотографии, т.е на дом, который на ней изображен. Во-вторых, любая фотография, помимо конкретного содержания, показывает нам вид фотографии как таковой: рассматривая эту фотографию, мы можем сосредоточить наше внимание не на конкретном содержании фотографии, а обратить внимание на особенности фотографии вообще в ее отличии, например, от рисунка или объемной скульптуры. Соответственно, на вопрос «Что это?» мы можем ответить двояко: 1) — «это дом»; 2) — «это фотография». Тем самым в описании нашего акта видения должны потенциально присутствовать эти два модуса восприятия «частного» и «общего», «конкретного» и «абстрактного», «содержания» и «формы». Собственно, мы уже затрагивали эту тему, когда приводили суждение авторов логики Пор-Рояля о том, что в знаке содержится
