[123]
Выбор пассивного решения, т.е. отказ от борьбы за мирской порядок, с религиозной точки зрения может показаться более привлекательным, особенно в России, где традиционна склонность к пассивной религиозности. И есть немало примеров, когда в религиозных сектах проповедуется настроение бездействия в ожидании предстоящего конца мира и скорого пришествия Иисуса Христа. Трубецкой обращает внимание и на другой уклон религиозной мысли (или, как он пишет, «религиозного мироощущения»), ведущий к отождествлению мирского порядка с «царством антихриста», который вследствие этого неизбежно должен погибнуть. Последнее философ оценивает как крайне опасную тенденцию, поскольку, «признавая мирской порядок «царством антихриста», мы отдаем его во власть антихриста. А отказ от борьбы за мир есть недостойная человека, и в особенности христианина, капитуляция перед господствующим в мире злом» [124]. 123 Трубецкой Е.Н. Указ. соч. С. 287.
124 Там же. С. 288. В основе этих пассивных, эсхатологически окрашенных настроений, по мысли Трубецкого, лежит пренебрежение к «относительным» ценностям, в числе которых он называет и мирской порядок, и светскую культуру. Философ говорит об относительной и временной ценности мирского порядка, ибо конечная цель Царствие Божие, и мирской порядок лишь этап на пути к нему. Но «пока мир не созрел для окончательного самоопределения, пока он не вмещает в себе полностью боже318 ственной жизни, он остается внебожественной областью. В качестве таковой он временно остается за порогом Царства Божия; но отсюда, разумеется, не следует, чтобы он должен был быть отдан во владычество бесу. В этом заключается оправдание мирского порядка — минского общества, государства, хозяйства и всей вообще светской культуры» [125].
Трубецкой считает, что совершенное Богоявление как максимум, действительный конец мирового процесса, оправдывает собой весь процесс: и его начало, и отдельные этапы, которые можно квалифицировать как относительные, но необходимые этапы пути, ступени лестницы, ведущей к цели божественного’ строительства, божественного процесса. «Христианство высоко ценит отречение от мира и уход из него, — пишет философ, — но этот уход святых и преподобных, который признается одним из высших человеческих подвигов, есть отказ от мирских благ, отказ от эгоистического наслаждения и пользования миром, а отнюдь не отречение от борьбы с царствующим в мире злом…» [126] 125 Там же. С. 289.
126 Там же. С. 291. 2.5. Михаил Гершензон: «банкротство» культуры
Падение старого мира, смерть культуры — центральные темы в творчестве историка русской духовной культуры, философа, публициста М.О. Гершензона. Свое восприятие кризиса культуры и его последствий мыслитель выражает в работах «Кризис современной культуры» [127] (1917), «Тройственный образ совершенства» (1918), «Переписка из двух углов» (1921, совместно с Вяч. Ивановым) и др.
127 Публичная лекция, прочитанная М.О. Гершензоном в Киеве 29 марта 1917 г. Текст хранится в ОР ГБЛ. Ф 746. К. 10. Ед. хр. 22. Публикация: Гершензон М.О. Кризис современной культуры // Минувшее: Исторический альманах. М. СПб., 1992 С. 232-248. 319 Гершензон Михаил Осипович (1869-1925) — историк русской духовной культуры и общественной мысли, философ, публицист, переводчик. Родился в Кишиневе. С золотой медалью закончил гимназию. Провел два года (1887-1889) в Германии (учеба в политехникуме и слушание лекций по истории и философии в университете Берлина). С осени 1889 г. — студент историко-филологического факультета Московского университета. Ученик профессора П.Г. Виноградова. Будучи студентом, написал работы («Афинская полития» Аристотеля и «Жизнеописания» Плутарха» и «Аристотель и Эфор»), удостоенные наград. Важным этапом в духовном развитии Гершензона становится сборник «Вехи». К концу 1910-х гг. отчетливо обозначился перелом в духовном развитии Гершензона. Одна из центральных тем этого времени — «падение старого мира», смерть культуры. [Русская философия. Малый энциклопедический словарь. М., 1995. С. 123-124.]
Гершензон критически оценивает современное состояние человечества, попавшего («добровольно и бескорыстно») в силки бездуховности. Философ рисует картину широкомасштабного обезличивания человека. Религия и культура, которые взрастили человека, способного создавать и творить, сами заложили основы своей будущей гибели. «И настал срок, — пишет Гершензон, — когда вскормленные ею (религией. — Т.С.) наука и техника окрепли сами, укоренившись в обезличенном духе; тогда религия стала, казалось, не нужна» [128].
Жизнь человека сегодня определяется новыми ценностями. Власть и деньги, наука и техника пришли на смену ценностям Нового времени и, «словно облако», окутали современного человека. Гершензон называет науку и технику «вампиром», способным погубить человечество [129].
В понимании Гершензона современная культура есть не что иное, как беспредельная рационализация жизни: «Разум признал себя единственным органом верного знания и на этом основании требует себе единовластия во всех сферах человеческой деятельности» [130]. Философ задается вопросом, как возник128 Гершензон М.О. Тройственный образ совершенства. Томск, 1994. С. 39. (Цит. по: Алешин А.И. Гершензон // Русская философия Малый энциклопедический словарь. М., 1995. С. 124.)
129 См.: Там же. С. 58.
130 Гершензон М.О. Кризис современной культуры. — С. 234. 320 ло такое ослепление, и сам отвечает, что порождено оно громадными открытиями естественных наук и блестящим подтверждением, которые дает этим открытиям техника. Идея прогресса, вера в прогрессивное развитие человечества, успехи и достижения цивилизации обрели статус религии (которая окончательно окрепла в середине XIX в. и с тех пор царит полновластно), один из основных догматов которой — «вне знания нет прогресса». В этой религии, вере в могущество научного знания как единственной силы, способной усмирить, упорядочить хаос реальности, «искали утешение души, чувствительные к неправдам мира», да и не только они. Европейский человек, человек «фаустовской культуры», с его потребностью в активном, внешне целесообразном действии, по мысли философа, «больше всех материальных благ дорожит единством сознания, как твердой почвой для деятельности, он не может допустить, что в мире царят два разных закона — рациональный и иррациональный, и так как его обуревает жажда творчества, а творчество возможно только на основании предварительного расчета, то он склонен игнорировать все силы, все явления, которые не поддаются предусмотрению и расчету» [131].
Гершензон говорит о трех влиятельных силах, определяющих мировосприятие современной ему эпохи. Это «тройственный культ нашего времени» — чистой науки («накопление знания»), научной популяризации («распространение знания») и, наконец, научной техники. «Вне этого тройственного союза, полагает философ, — нет пути, и этот путь безошибочен: он один может вывести человечество из дебрей на светлый простор, в чаемое царство всеобщего благоденствия» [132]. 131 Там же. С. 234.
132 Там же. С. 236 Казалось бы, ничто не предвещало катастрофы; все было рассчитано, разумно, рационально, все сферы духовной и общественной жизни безусловно подчинились разуму и уверовали в его всемогущество: школа, право, суд и т.д. Рационализованный мир совсем уже стал походить на совершенный механизм, на «колоссальную фабрику, где миллионы людей в 321 необходимом разделении труда работали усердно и ловко, веря, что направление и распорядок их труда основаны на принципах строго-обдуманных, непогрешимых» и ведут этот труд и этот порядок к единой цели — всеобщему благоденствию человечества.
Первая мировая война разрушила эту «фабрику современной культуры». Но мало этого, «война принесла… потрясающие откровения о человеческом духе» [133]. Война показала истинное лицо человека, проявила его истинную природу — кровопролития, насилия, убийства Первой мировой войны затмили «самые темные века варварства». Чего стоят романтика, идеализм всех веков нововременного культурного европейства на фоне ужасов человеческой бойни! Однако, развеяв миф об утонченной культурности европейца, война в тоже время явила свидетельства неистраченной силы, героизма, бесстрашия, самоотверженности современного европейского человека — будь то бывший лавочник, журналист, адвокат, профессор философии — война сравняла всех.
«Чему же учат нас эти наблюдения? — спрашивает философ. — Они говорят о неподатливости, о консерватизме человеческого духа; они свидетельствуют о том, как мало повлияла на него культурная выучка и в сторону добра, и в сторону зла» [134]. Война показала, что религия научного прогресса основана на неправильном расчете. Оказалось, что и на саму науку, и на все подчиненное ей воздействуют силы, которые могут направить все достижения науки и техники на самое злое дело, на разрушение всего, что создано прогрессом. Охваченный религией прогресса, наукой, рациональной упорядоченностью человек оставил без внимания, в небрежении, пишет Гершензон, иные стороны своей природы, могучие и тайные силы человеческой воли, пока они, как «забытый порох в подвалах, не вспыхнули самовозгоранием и не взорвали здания». 133 Гершензон М.О. Указ соч. С. 238.
134 Там же. С. 240. 322 Война, согласно мыслителю, вышла из недр человеческого духа. Наука и техника — лишь орудия, инструменты, а вовсе не атрибуты и символы веры и поклонения. Ценность их строго служебная. Непонимание этого, как и непонимание необходимости упорядочения воли в человеке, привело современное общество к мировой катастрофе. «Кризис начался тогда, — полагает Гершензон, — когда целостный дух, так сказать, принципиально… восстал против узурпации разума» [135]. Доверие к научности и к разуму вообще, приобретя характер «панического суеверия», заслонило на время иные не менее серьезные факторы человеческой природы, которые, оставшись без внимания, развивались и действовали слепо и хаотически, что в конечном счете и привело, по мнению Гершензона, европейскую культуру к катастрофе.
Европейская культура, отнюдь не желая того, сама подготовила собственный кризис, создала условия мировой войны, слепо доверившись законам рациональности, предписаниям «культурного разума».
Гершензон отмечает, что кризис культуры, который со всей отчетливостью проявился в годы Первой мировой войны, назревал давно и был зафиксирован не только философами, поэтами и другими представителями мира искусства, но и вообще трезвомыслящими людьми. Хотя внешне все оставалось по-прежнему, брожение уже началось, захватывая все более широкие пространства. «Культура обанкротилась, — пишет философ, — основав свое дело на неправильном расчете, потому что она все время учитывала только один ряд данных, и менее важный, не видя, что данные второго ряда все время на малую величину меняли значимость первых; в результате получилась колоссальная ошибка и внешний крах. А ошибки культуры — это частью ошибки отдельных людей, каждого из нас; мы все виноваты тем, что считаем только видимое и осязаемое, и на этом счете строим наши решения. За эту близорукость мы не только терпим лично, но и страдаем каждый через бедствия всенародные» [136]. 135 Там же. С. 242.
136 Там же. С. 247. При всем критическом восприятии происходящего Гершензон надеется на возрождение. В самой революции философ ус323 матривает симптом надвигающихся перемен (что свойственно было в разное время многим русским мыслителям), призывая внимательнее вглядываться в ее подлинное лицо [137]. «Что мы сейчас видим в революции, — пишет философ, ничего не говорит о далеком расчете и замысле» [138]. События Октября подтвердили убежденность Гершензона в исторической близости краха старого и возникновения нового мира: «Эти дни — вы запомните; в них разделяется наша история на две эпохи: и близится новая эра для мира» [139]. 2.6. Дмитрий Мережковский: эсхатологические и культурные параллели
