потопа, и сделать так, чтобы все услышали: вторая война конец человечества… Ветер потопа свистит во все щели нашей европейской хижины — будем же строить Ковчег» [156].
Вопрос о спасении Мережковский также соотносит с историей Атлантиды: «Что погубило Атлантиду, мы знаем; но мы должны знать и что ее спасет. Может ли спастись Атлантида как будто безумный вопрос, но вот он поставлен Божественной мудростью: тварь с надеждой ожидает откровение сынов Божьих… ибо вся тварь совокупно стенает и мучится доныне.
…Христос… находящимся в темнице духам, сошедши, проповедовал, некогда покорным ожидавшему их Божию долготерпению, во дни Ноя, во время строения ковчега, в котором немногие… спаслись от воды. Это и значит: погибшим братьям нашим, атлантам, проповедовал Господь спасение, так же, как нам, погибающим» [157]. 155 Сербипенко В.В. Русская философия // Философия. С. 242.
156 Мережковский Д.С. Атлантида — Европа… С.27.
157 Там же. С. 154. Спасая Атлантиду (обращаясь к ней, сохраняя память о ней. — Т.С.), спасаем себя. Их гибелью мы спасаемся, — пишет мыслитель. Иными словами, обращаясь к истории Атлантиды, восстанавливая ее, проводя исторические, культурные, религиозные параллели, мы можем понять причины наших катастроф, нащупать пути выхода и спасения. 330 В трактовке В.В. Сербиненко, спасти современное человечество, по Мережковскому, может только трансцендентный источник — второе пришествие. Иначе история, уже исчерпавшая себя в своем рутинном, профанном развитии, ведет лишь к торжеству «грядущего Хама» — вырождающейся бездуховной мещанской цивилизации. В этом смысле «новое религиозное сознание», провозглашаемое Мережковским вслед за Вл. Соловьевым, не только апокалиптическое, ожидающее конца времен и «религии Третьего Завета», но и революционное, готовое к прорыву в чаемое катастрофическое будущее, готовое к тому, чтобы самым радикальным и бесповоротным образом отрясти «прах старого мира».
Мережковский не развил своей идеи «мистической, религиозной революции» в сколько-нибудь целостную историософскую концепцию, но о катастрофичности, прерывности истории, ее революционных разрывах писал постоянно и с огромным пафосом. «Мы отплыли от всех берегов», «лишь постольку мы люди, поскольку бунтуем», «наступил век революции: политическая и социальная — только предвестие последней, завершающей, религиозной» — эти и им подобные утверждения в решающей степени определяют суть мировоззренческой позиции Мережковского, которая предвосхитила многие революционно-бунтарские направления в западной философской и религиозной мысли XX в. [158]
158 Сербиненко В.В. Русская философия… С. 242. И, наконец, что характерно для представителя русской религиозной философии, Мережковский неизбежно обращается к русской теме, вопросу о судьбе и предназначении России: » «Запад исчезает, все рушится… И когда над этим громадным крушением мы видим всплывающую святым ковчегом Россию, еще более громадную, то кто дерзнет сомневаться в ее призвании?» Глядя сейчас на Россию, Запад мог бы посмеяться над этим пророчеством Тютчева («Россия и революция»). Но если русский потоп, со второй всемирной войной, дойдет, схлынув с России, до Запада, — а вероятно дойдет, — то, может быть, «смешное» пророчество страшно исполнится» [159]. 331 2.7. Георгий Федотов: критерий культурного регресса
Одним из признаков нарушения устойчивого, стабильного существования в обществе является нарастание темпа жизни. Этот критерий культурного регресса был предложен Г.П. Федотовым. Считается, что для истинной культуры характерен четко выраженный темп, с которым сообразованы все ее компоненты. В этом состоянии она — ансамбль с гармоничной конфигурацией компонентов.
Федотов Георгий Петрович (1886-1951) — религиозный мыслитель, ученый-историк, публицист. Родился в Саратове. В 1908 г. окончил историко-филологический факультет Петербургского университета. В молодости Федотов участвовал в революционном движении, был связан с социал-демократами. Однако в дальнейшем теряет интерес к политике. С 1916 г. Федотов — приват-доцент Петербургского университета. После Октябрьской революции Федотов преподает историю в Саратовском университете, работает переводчиком, участвует в деятельности религиозно-философского кружка. С 1925 г. Федотов в эмиграции (в Берлине, в Париже). В 1931 — 1939 гг. редактирует журнал «Новый град». В 1940 г. эмигрирует в США. До конца жизни Федотов преподавал в Свято-Владимирской православной семинарии в Нью-Йорке. Проблемам русского религиозного сознания и специфике национальной духовной традиции посвящены работы Г. Федотова: «Святые Древней Руси» (1931); «Стихи духовные» (1935); «Русская религиозность. Киевское христианство X-XIII вв.». (1946).
Иная же культура — вырождающаяся — складывается и трансформируется по другому принципу. У нее сбивающийся ритм, неустойчивая компоновка элементов. Ускоряющийся темп изменений порождает чувство неизбежного краха, катастрофы, поскольку это не может длиться долго. 332 В статье «Завтрашний день (письма о русской культуре)» в книге «Русские записки» (1938) Федотов обращается к вопросу о том, что должно считать истинной или достойной целью культуры. Согласно философу, многие из его современников верны понятию «цивилизация», господствовавшему в России 1860-х гг. Для многих учителем по-прежнему остается Бокль [160], в трактовке которого цивилизация формируется из роста технических и научных знаний плюс прогресс социальных и политических форм. Федотов отмечает, что в основе этого понимания культуры лежит завещанная утилитаризмом идея счастья или, вернее, удовлетворения потребностей: «Человеческая жизнь не имеет другого смысла, и комфорт, материальный и моральный, остается последним критерием цивилизации» [161]. Однако такая идея цивилизации далеко не всеми была принята и в Европе, и в России. «С легкой руки немцев, — пишет Федотов, — мы теперь противопоставляем культуру цивилизации, понимая первую как иерархию духовных ценностей. Цивилизация, конечно, включается в культуру, но в ее низших этажах. Культура имеет отношение не к счастью человека, а к его достоинству или призванию. Не в удовлетворении потребностей, а в творчестве, в познании, в служении высшему творится культура. В дисгармонии она рождается, протекает нередко в трагических противоречиях, и ее конечное стремление к гармонии остается вечно неудовлетворенным. Но высшее напряжение творчества народа (или эпохи), воплощенное в его созданиях или актах, одно оправдывает его историческое существование» [162]. 159 Мережковский Д.С. Атлантида — Европа… С. 22.
160 Бокль Генри Томас (1821 -1862) — английский историк, представитель географической школы в социологии.
161 Федотов Г.П. Завтрашний день (письма о русской культуре) // Культурология. 1997. № 2-3. С. 83. 162 Там же. С. 84. Что же касается России, то, по мнению философа, в начале XX в. здесь духовное и качественное понимание культуры преобладало над утилитарным и количественным. С тех пор мир пережил страшную реакцию. В войне, революциях, экономических кризисах и катастрофах снова, с необычайной мощью, зая333 вили о себе низшие, «элементарные» стихии культуры. «Вопрос об оружии и вопрос о хлебе, — пишет Федотов, — вытеснили сейчас все запросы духа» [163]. Даже социальные проблемы, переживаемые с большой остротой, решаются не в терминах свободы или справедливости, а в терминах хлеба и оружия, т.е. национальной экономики и мощи. В то же время Первая мировая война, по мысли Федотова, вскрыла глубокий кризис в идее гуманистической культуры: «Тупики, к которым она пришла во многих своих областях — нагляднее всего в искусстве, — вызвали глубокое разочарование в самом смысле культуры. Умы, самые утонченные и передовые, возжаждали грубости и простоты. В спорте, в технике, в политике ищут спасения от вопросов духа (курсив мой. — Т.С.). Сплошь и рядом эти жизненные установки совмещаются с религиозной — в религии авторитарной и искусственно примитивной, в которой вытравлено все гуманистическое и культурное содержание. Современный фашизм и коммунизм именно поэтому оказывается соблазнительным для многих тонких умов, ренегатов гуманистической культуры» [164].
Вернемся к мысли Федотова о том, что сохранению культурной традиции постоянно угрожают социальные катастрофы и прежде всего — войны и революции. «Каждая нация проходит через глубокие кризисы, которые радикально меняют ее лицо» [165]. Революции создают острую социальную ситуацию — это всегда кризис, разрыв традиции, результатом чего становятся неисчислимые человеческие жертвы и социальная и культурная деградация. «»Великих» революций не так много в новой истории, — писал Федотов в статье «Сталинократия» (1936). — В сущности, русская революция стоит третьей в ряду — после Англии и Франции… Всякая «великая», т.е. отличающаяся жестокостью классовой борьбы, революция заканчивается личной тиранией» [166]. За революционное 163 Федотов Г.П. Указ. соч. С. 84.
164 Там же. С. 84-85.
165 Федотов Г.П. Русский человек // Федотов Г.П. Новый град. Нью-Йорк, 1952. С. 65.
166 Федотов Г.П. Полы. собр. соч. Париж, 1982. Т. 3. С. 263. 334 «величие» триходится платить тяжким трудом последующих поколений, яынужденных продолжать дело культурного строительства на революционном пепелище [167]. В идеализации революции, создании революционного мифа Федотов видит один из самых опасных идеологических соблазнов. Не отрицая нравственного смысла лозунгов Великой французской революции, в которой, по его словам, действовали и «силы добра и сатанинские силы», он был убежден, что последние в ней все-таки возобладали, результатом чего стал невероятный террор, «столетие смут», «сломленный дух» нации, упадок моральной и культурной жизни [168]. 167 См. об этом: Сербиненко В.В. Оправдание культуры. Творческий выбор Федотова // Сербиненко В.В. Русская религиозная метафизика (XX век): VI., 1996 С. 82-102.
168 См.: Федотов Г. П. Правда побежденных // Федотов Г.П. Полн, собр. соч. Т. 3. С 65-67. Анализируя состояние современной ему эпохи, Федотов отмечает постепенное выветривание национального своеобразия почти у всех великих западных наций как результат социальных бурь, пронесшихся над Европой на рубеже веков. Согласно Федотову, все новейшие революции создают один и тот же психологический тип человека: военно-спортивный, волевой и антиинтеллектуальный, технически ориентированный, строящий иерархию ценностей на примате власти. Этот тип человека есть последний продукт западной цивилизации, продукт перерождения западного индивидуализма. В нем нет ничего русского, немецкого или итальянского. Многообразие европейских типов современная культура сливает в один — европейский.
Самым важным и мучительным для Федотова всегда оставался вопрос о причинах и судьбах русской революции. На протяжении всей жизни неизменным было его убеждение в том, что революционная трагедия 1917 г. явилась не следствием простого стечения случайных факторов, а имела глубокие корни в русской истории. В то же время Федотов совершенно не разделял позиции тех, кто был склонен видеть в революции неизбежный фатальный итог истории. 335 Оценивая характер и причины русской революции, Федотов полагал, что, ввергнутая в пучину мирового военного конфликта, резко обострившего внутренние противоречия, Россия пережила в конечном счете крушение всей социальной, политической и культурной жизни. Для Федотова всякая революция была прежде всего тягчайшим потрясением, ведущим к разрыву культурных связей. В русской революции, по его мнению, это проявилось исключительно сильно и имело свои особенности. «В России жестокость революционного обвала связана к тому же с сознательным истреблением старого культурного класса и заменой его новой, из низов поднявшейся интеллигенцией, — писал он в 1932 г. — Второй источник катастрофы… заключается в чрезвычайно быстром процессе приобщения масс к цивилизации, — в ее интернациональных и очень поверхностных слоях: марксизм, дарвинизм, техника» [169].
169 Федотов Г.Л. Указ. соч. С. 63-64. Размышляя о
