революций. Отныне человек может жить спокойно, не подвергая свою жизнь риску. В этом смысле подлинно человеческим существованием оказывается жизнь Мудреца, который только понимает, что никогда ничего не отрицает и не изменяет (разве что переводит «сущности» из реальности в дискурс)» [179].
179 Кожев А. Идея смерти в философии Гегеля. М., 1998. С. 182-183. Конец истории, по Кожеву, означает достижение той точки, когда прекращается борьба индивидов и групп, наций и империй. Человечество обретает полный контроль над природными явлениями. Но то существо, которому уже нет нужды воевать, конкурировать, стремиться к признанию другими, перестает быть человеком, поскольку все его желания чуть ли не автоматически удовлетворяются. Свобода рождается из нехватки и 342 стремления, отрицания наличного бытия, тогда как «последнему человеку» уже нечего отрицать. Поэтому конец истории означает, в понимании Кожева, и конец человека, так как некое самодостаточное существо будет принципиально отличаться от тех, кто жаждал, страдал и умирал в борьбе.
Анализируя творчество Кожева, A.M. Руткевич отмечает, что у него меняется восприятие исторического процесса: «Какое-то время он видел признаки «конца истории» в социализме и американской культуре. Прекратив борьбу, человек возвращается в «животное царство»; советские коммунисты стремятся к тем же целям, что и американские капиталисты, с той разницей, что первые бедны, а вторые богаты, а потому прибегают к разным средствам для достижения тех же целей массового потребления» [180].
Пессимизм рассуждений философа проявился в одном из писем Л. Штраусу, в котором Кожев прямо указывает на возможность того, что конец истории может оказаться не царством мудреца, а сообществом машиноподобных людей, которых философ называет удовлетворенными автоматами.
180 Вопросы философии. 1998. № 6. С. 84. В. Будущее современного искусства
2.10. Иван Ильин: кризис и разложение современного искусства Творчество русского философа И.А. Ильина с неожиданной стороны раскрывается в работе «Кризис современного искусства», которая была опубликована в «Журнале волевой идеи» в 1927 г. (Берлин).
Ильин Иван Александрович (1883-1954) — правовед и религиозный философ, автор глубоких историко-философских сочинений («Философия Гегеля как учение о конкретности Бога и человека» и др.), трудов по философии права, нравственной филосо343 фии, философии религии («Аксиомы религиозного опыта» и др.), эстетике. Родился в Москве в семье присяжного поверенного. Закончил гимназию с золотой медалью в 1901 г. В 1906 г. окончил юридический факультет Московского университета с дипломом первой степени. Был оставлен на факультете для подготовки к профессорскому званию. В 1910-1912 гг. жил за границей (Германия, Италия, Франция), где продолжал свою научную деятельность в университетах Гейдельберга, Фрейбурга, Геттингена, Парижа, Берлина; занимался в семинарах Г. Риккерта, Г. Зиммеля, Э. Гуссерля; собирал материалы и готовил диссертацию. После возвращения в Россию преподавал в Московском университете и в ряде высших учебных заведений Москвы. В 1918 г. защитил диссертацию «Философия Гегеля как учение о конкретности Бога и человека», за которую сразу получил две степени — магистра и доктора наук. В 1921 г. стал председателем Московского Психологического общества. После 1917 г. неоднократно арестовывался и в 1922 г. вместе с женой был выслан в Германию. В Берлине принял участие в создании центра русской культуры. Был одним из организаторов, профессором и деканом Русского Научного института. Издавал журнал «Русский колокол» (1926-1930), читал лекции по русской культуре, был идеологом Белого движения. Его деятельность не нашла одобрения у нацистской власти в Германии, в 1934 г. Ильин потерял работу, а в 1938 г. был вынужден бежать в Швейцарию, где обосновался в пригороде Цюриха Цолликоне. Швейцарские власти запретили ему всякую политическую деятельность под страхом возвращения в Германию. В эти годы он писал в основном философско-художественные работы, завершал главные труды своей жизни, но не оставил и политическую философию, хотя вынужден был издавать свои политические статьи анонимно. Частые болезни не позволили ему закончить и издать все задуманное. Многие его работы вышли в свет только после его смерти усилиями жены, учеников и друзей. Похоронен в Цолликоне. [Русская философия: Малый энциклопедический словарь. М., 1995. С. 214-215.]
В центре внимания философа состояние современного искусства, кризис последнего как явное выражение общего кризиса культуры, который в данной статье представляется Ильиным как вненациональное явление (без соотнесения с теми или иными национальными традициями, русской идеей). Ильин рассматривает искусство как источник жизненного духа и света, как силу, способную помочь человеку разобраться, определить344 ся в бессознательном, глубинах инстинкта и страстей. По мнению Ильина, сам человек не может «оформить, взрастить и одухотворить…» переполняющие его бессознательные силы, и часто становится их слепым орудием и жертвой. Искусство же создает творческий исход для этих сил, определяющих «содержание человеческой жизни», «прожигая их зрелым духом и облекая их в верную форму» [181].
В высоком и праведном деле одухотворения бессознательного, деле его обращения к Божественному, его преображения Ильин поднимает искусство до религиозных высот, соединяя искусство и религию, поскольку, как полагает мыслитель, «именно религия и только религия может окончательно вывести человека из этой беспомощности и этого рабства, вручая ему через молитву подлинную и благодатную власть над этими (бессознательными. — Т.С.) силами» [182].
Однако в отличие от искусства религия, согласно Ильину, не останавливается «на извлечении и одухотворении отдельных, бременящих душу содержаний; и воплощение в звуке, в слове, в жесте и в материи не составляет ее высшей задачи» [183]. Задача религии — завладеть истоками бессознательной жизни, ее первоначальными силами, наделить их одухотворенностью и вывести человека на новые пути жизни.
Нынешнее состояние общества, период его исторического развития (европейского или российского) Ильин склонен рассматривать с позиций прежде всего религиозного кризиса. В его понимании в истории были периоды, когда религии не удавалось достичь означенных целей: «инстинкт и его страстные порывы перестают отзываться на религиозные зовы, образы и знаки (молитвы, догматы и обряды), бессознательное упорно утверждает себя в безбожии и противодуховности» [184]. Результатом подобных кризисов с неизбежностью становится вырождение 345 всей жизни людей, во всех ее проявлениях, и, безусловно, обнаруживается бессилие и вырождение искусства, также утерявшего связь с религией («одинокое безрелигиозное искусство»). Такой кризис религии, по мнению Ильина, настиг Европу во второй половине XIX в., а соответственно и кризис искусства. Кризис этот — один из серьезнейших в истории человечества тянется и до сих пор. Поэтому статью (напомним, 1927 г.) Ильин начинает словами: «Современное искусство переживает глубокий и длительный кризис» [185]. 181 Ильин И.A. Кризис современного искусства // ЭОН: Альманах старой и новой культуры. М., 1996. С. 9-10.
182 Там же.
183 Там же.
184 Там же. С. 11. Иван Ильин не ищет причин кризиса, в первую очередь он отмечает широту его распространения (можно сказать универсальность): «Атмосфера кризиса (европейского искусства. — Т.С.) и разложения захватила и русское искусство (преимущественно поэзию и музыку) четверть века тому назад» [186].
Истинное искусство для Ильина — это искусство, которое «прожжено молнией духа»: только тогда это художественное, а не больное искусство, только тогда оно наполнено творческим порывом и содержательной мощью. В противном случае имеет место «мнимое искусство», бегущее от напряжения, труда и мук творчества, в поисках наслаждения по линии наименьшего сопротивления.
Искусство, пишет Ильин, «которое выбрасывается из недр бездуховной души, есть ничтожное, пошлое, мнимое искусство: это — пестрые и безвкусные, праздные обрывки несостоявшегося творения; это больные выкрики, несущиеся из разлагающегося бессознательного; это нечистые следы нечистого опьянения, явные знаки духовного безволия, немощи и распущенности… И сквозь всю эту, обычно напыщенную и самодовольную, претенциозную смуту лишь там и сям всплывают безобразные обломки безобразных замыслов: какие-то безначальные чудовища, бесстыдные уроды, неестественные выверты и противоестественные химеры, еще неродившиеся или полураздавленные слизняки…» [187]. 185 Ильин И.А. Указ. соч. С. 9.
186 Там же. С. 11.
187 Там же. С. 12. 346 Ильин сравнивает такое искусство, характерное, в его понимании, для первой четверти XX в., с душевной болезнью. И прежде всего это касается современной музыки, живописи и поэзии, отказавшихся от классических канонов и гармонии, но так и не обретших новых плодотворных, одухотворяющих очертаний, способных привнести новое содержание и оформить так ищущих этого бессознательных интенций современного человека, особенно в ситуации «религиозной мертвости», как ее называет философ.
Ильин ставит диагноз современному обществу, констатируя, что утрата религиозности привела к оскудению духовности в «бессознательной глубине современного человека». Как следствие — бессилие его в творчестве, отсутствие вдохновения. Однако люди нуждаются в искусстве, хотя бы и в его псевдопроявлениях. Тогда на место вдохновения приходит, согласно Ильину, или «нечистое опьянение, создающее помешанное «искусство», или рассудочная выдумка, создающая мертвое, трупное «искусство». Вот почему, когда современное «искусство» «насыщено», то оно насыщено больною нечистью, тою самой нечистью, которая в политике создала большевизм; а когда оно пусто то эта пустота проникнута запахом тления и гнили, явным свидетельством того творческого бессилия, над которым так легко торжествует мировая смута. Это уже не язык озарения и богов, но или язык нестыдящейся животности, или язык произвольно изобретающего и безвдохновенно выдумывающего рассудка; или вопли и судороги больных страстей, или пустой треск изощренной и сознательно, нарочито бьющей на эффект выдумки» [188].
Определяя современное искусство как «помешанное», «художественно сумасшедшее», созданное для возбуждения и раздражения, развлечения пресыщенной публики, растлевающее современного человека, Ильин обращает внимание на характерных, в его понимании, представителей такого «художественно бессовестного» и «духовно безответственного» искусства [189]. Это 347 композиторы Р. Штраус и Н. Скрябин; русские предреволюционные поэты А. Блок, А. Белый, Вяч. Иванов. «Мучительное разложение живописного образа» началось, согласно философу, 50 лет назад во Франции, достигло своего апогея в работах Пикассо и медленно отравляло молодое поколение русских живописцев. 188 Там же. С 14
189 Ильин высказывается даже более жестко, называя современное ему искусство духовно растленным и потому растлевающим (см.: С. 14) Безусловно, приводимые Ильиным примеры у многих сегодня могут вызвать недоумение, скорее даже возмущение и протест. В конце XX в., а реально в начале нового столетия и даже тысячелетия мы уже привыкли к новым очертаниям современного искусства, его неклассическим формам и проявлениям, какофонии и диссонансам современной музыки, абстрактной живописи, аритмичности, нарочитой угловатости и грубости современного танца. Многие даже находят в этом свою прелесть и высоты духовности. Русского же философа Ивана Ильина совершенно искренне возмущает «модернистская живопись, французские романы, поэзия Северянина, беллетристика Белого, новая архитектура южногерманских городов, подавляющее большинство кинематографических пьес, музыка Стравинского и Прокофьева» [190]. Здесь можно было бы спорить о вкусах, тем более что Ильин считает необходимым ввести понятие вкус. «В этой атмосфере беспредметного «дерзания» и беспринципной вседозволенности (подлинная стихия мировой смуты!), — пишет он, — слабеет и угасает великое начало художественного Вкуса. Не того «вкуса», который присущ каждому обывателю, когда он для себя безапелляционно решает вопрос о том,
