и недостатки и, опираясь на некоторые общие для них критерии, выбрать лучшую из них? Такое сравнение, считает Кун, невозможно, ибо нет никакой об¬щей основы, которую могли бы принять сторонники конкурирующих парадигм. Если бы существовали общие для обеих парадигм факты или нейтральный язык наблюдения, то можно было бы сравнить парадиг¬мы в их отношении к фактам и избрать ту из них, которая лучше им со-ответствует. Однако в разных парадигмах факты будут разными и ней¬тральный язык наблюдения невозможен. Кроме того, новая парадигма обычно хуже соответствует фактам, чем ее предшественница: за длинный период своего существования господствующая парадигма сумела дос¬таточно хорошо «приспособиться» к громадному количеству фактов и, чтобы догнать ее в этом отношении, ее молодой сопернице нужно время. Таким образом, факты не могут служить общей основой сравнения па¬радигм, а если бы они могли это делать, то ученые всегда были бы выну¬ждены сохранять старую парадигму, несмотря на все ее несовершенства.
Можно было бы попробовать сравнивать конкурирующие пара¬дигмы по числу решаемых ими проблем и обосновывать переход уче¬ных к новой парадигме тем, что она решает больше проблем и, следо¬вательно, является более плодотворным орудием исследования. Однако и этот путь оказывается сомнительным. Во-первых, старая и новая парадигмы решают вовсе не одни и те же проблемы. То, что было проблемой в старой парадигме, может оказаться псевдопроблемой с точки зрения новой; проблема, которая считалась важной сторонниками одной пара¬дигмы и привлекала лучшие умы для своего решения, приверженцам дру¬гой может показаться тривиальностью. Во-вторых, если мы при сравне-нии парадигм будем ориентироваться на количество решаемых проблем, то мы опять-таки должны будем предпочесть старую развитую парадиг¬му: новая парадигма в начале своего существования обычно решает очень немного проблем и неизвестно, способна ли она на большее. Для выяснения этого нужно начать работу в рамках новой парадигмы.
Таким образом, если принять во внимание то, как полновластно господствует куновская парадигма над мышлением ее сторонников, становится понятным, насколько трудно найти общие основания для сравнения и выбора одной из конкурирующих парадигм. Причем с точки зрения всех существующих методологических стандартов новая парадигма всегда будет казаться хуже старой: она не так хорошо соот¬ветствует большинству фактов, она решает меньше проблем, ее техни¬ческий аппарат менее разработан, ее понятия менее точны и т. п. Для того чтобы улучшить ее, развить ее потенциальные возможности, нуж¬ны ученые, способные принять ее и начать разрабатывать, однако «принятие решения такого типа может быть основано только на вере» ”.
Ученые, принявшие новую парадигму, начинают видеть мир по-новому: например, раньше на рисунке видели вазу. Нужно усилие, что¬бы на том же рисунке увидеть два человеческих профиля. Но как толь¬ко переключение образа произошло, сторонники новой парадигмы уже не способны совершить обратного переключения и перестают пони¬мать тех своих коллег, которые все еще говорят о вазе. Сторонники разных парадигм говорят на разных языках и живут в разных мирах, они теряют возможность общаться друг с другом. Что же заставляет ученого покинуть старый, обжитой мир и устремиться по новой, незна¬комой и полной неизвестности дороге? — Вера в то, что она удобнее старой, заезженной колеи, религиозные, метафизические, эстетические и аналогичные соображения, но не логико-методологические аргумен¬ты. «Конкуренция между парадигмами не является видом борьбы, ко-торая может быть решена с помощью доводов»9.
В одной из своих лекций 10. Кун очень ясно показал, почему, по его мнению, универсальных методологических стандартов и критериев, подобных тем, которые формулировал Поппер, всегда будет недоста¬точно для объяснения перехода ученых от одной парадигмы к другой.
8. Кун Т. С. Структура научных революций. М., 1975, с. 207.
9 Там же, с- 195.
10 Kuhn Т. S. Objectivity, value judgement, and theory choice // Essential tension. Chicago; L., 1977, pp. 320—339.
Он выделяет несколько требований, которые философия науки уста-навливает для научных теорий. В частности: 1) требование точности — следствия теории должны в определенной мере согласовываться с ре¬зультатами экспериментов и наблюдений; 2) требование непротиворе¬чивости — теория должна быть непротиворечива и должна быть со¬вместима с другими признанными теориями; 3) требование относи¬тельно сферы применения — теория должна объяснять достаточно широкую область явлений, в частности, следствия теории должны превосходить ту область наблюдений, для объяснения которой она первона¬чально была предназначена; 4) требование простоты — теория должна вносить порядок и стройность там, где до нее царил хаос; 5) требование плодотворности — теория должна предсказывать факты нового рода. Считается, что этим или аналогичным требованиям должна удовлетво¬рять хорошая научная теория.
Кун вполне согласен с тем, что все требования такого рода играют важную роль при сравнении и выборе конкурирующих теорий. В этом он не расходится с Поппером. Однако если последний считает, что этих требований достаточно для выбора лучшей теории и методолог может ограничиться лишь их формулировкой. Кун идет дальше и ставит во¬прос: «Как отдельный ученый может использовать эти стандарты в случае конкретного выбора?» При попытке ответить на этот вопрос выясняется, что для реального выбора этих стандартов недостаточно.” Прежде всего, все методологические характеристики хорошей научной теории неточны, и разные ученые могут по-разному их истолковывать. Вдобавок, эти характеристики могут вступать между собой в конфликт:
например, точность принуждает ученого выбрать одну теорию, а пло¬дотворность говорит в пользу другой. Поэтому ученые вынуждены решать, какие характеристики теории являются для них более важными, Л решение такого рода может определяться, считает Кун, только индивидуальными особенностями каждого отдельного ученого. «Когда уче¬ные должны выбрать одну из двух конкурирующих теорий, два челове¬ка, принимающие один и тот же список критериев выбора, могут тем не менее придти к совершенно различным выводам. Возможно, они по-разному понимают простоту или имеют разные мнения по поводу тех областей, с которыми должна согласовываться теория… Некоторые из различий, которые я имею в виду, являются результатом прежнего ин¬дивидуального опыта ученого. В какой части научной области он ра¬ботал, когда столкнулся с необходимостью выбора? Как долго он в ней работал, насколько успешно и в какой степени его работа зависит от понятий и средств, изменяемых новой теорией? Другие факторы, также имеющие отношение к выбору, находятся вообще вне науки» «. Не
11. Кун Т. С. Структура научных революций. М., 1975, с. 324—325.
только методологические стандарты определяют выбор, который со¬вершает конкретный ученый, — этот выбор детерминируется еще мно¬гими индивидуальными факторами.
Приведенные соображения Куна объясняют, почему переход от старой парадигмы к новой с его точки зрения нельзя обосновать ра-ционально — опираясь на логико-методологические стандарты, факты, эксперимент. Принятие новой парадигмы чаще всего обусловлено внерациональными факторами — возрастом ученого, его стремлением к успеху и признанию или к материальному достатку и т. п. Но такое ут¬верждение означает, что развитие науки не является вполне рациональ¬ным, наука — основа рационализма сама оказывается нерациональной! Этот вывод вызвал ожесточенную критику куновского понимания на¬учных революций и стал поводом к обсуждению проблемы научной рациональности.
III. 4. АНТИКУМУЛЯТИВИЗМ В ПОНИМАНИИ РАЗВИТИЯ ЗНАНИЯ
Традиционно считалось, что наука развивается прогрессивно и кумулятивно — научное знание с течением времени совершенствуется и растет. Ученые сегодняшнего дня знают о мире все, что знали о нем ученые предшествующих эпох, и в дополнение к этому знают то, что было неизвестно более ранним поколениям. Это убеждение настолько прочно вошло в общественное сознание, что сомнение в нем кажется невозможным. Ну, в самом деле, можно ли сомневаться в том, что Эйнштейн или Бор знали гораздо больше, нежели Аристотель, Архи¬мед или Евклид? А если последние и знали что-то, что неизвестно со¬временным ученым, то это — заблуждения, отброшенные в процессе развития науки.
Тем не менее, несмотря на очевидную убедительность подобных рассуждений, в философии науки середины XX века появились концеп¬ции, отрицающие прогресс в развитии научного знания. Уже фальсификационизм К. Поппера отвергал накопление истины, единственный прогресс, по мнению Поппера, возможный в науке, состоит в разобла¬чении и отбрасывании ложных идей и теорий. В его модели развития наука переходит от одних проблем к другим — более глубоким, но науч¬ные теории не становятся более глубокими и более истинными. Однако Поппер так и не смог полностью порвать с идеей научного прогресса и разработал концепцию возрастания степени правдоподобия в истори¬ческом развитии науки. Кун в этом отношении пошел еще дальше.
Модель развития науки Куна выглядит следующим образом: нор¬мальная наука, развивающаяся в рамках общепризнанной парадигмы — рост числа аномалий, приводящий к кризису, — научная революция, означающая смену парадигм. Накопление знания, совершенствование методов и инструментов, расширение сферы практических приложений, т. е. все то, что можно назвать прогрессом, совершается только в период нормальной науки. Однако научная революция приводит к отбрасыва¬нию всего того, что было получено на предыдущем этапе, работа наук начинается как бы заново, на пустом месте. Таким образом, в целом развитие науки получается дискретным: периоды прогресса и накопления разделяются революционными провалами, разрывами ткани науки.
Следует признать, что это — весьма смелая и побуждающая к размышлениям концепция. Конечно, довольно трудно отказаться от мыс¬ли о том, что наука прогрессирует в своем историческом развитии, что знания ученых и человечества вообще об окружающем мире растут и. углубляются. Но после работ Куна уже нельзя не замечать проблем, с которыми связана идея научного прогресса. Уже нельзя простодушно считать, что одно поколение ученых передает свои достижения следующему поколению, которое эти достижения преумножает. Теперь мы< обязаны ответить на такие вопросы: как осуществляется преемственность между старой и новой парадигмами? Что и в каких формах пере¬дает старая парадигма новой? Как осуществляется коммуникация между сторонниками разных парадигм? Как возможно сравнение парадигм?" Концепция Куна стимулировала интерес к этим проблемам и содейство¬вала разработке более глубокого понимания процессов развития науки. И все-таки влияние концепции Куна на философию науки было обусловлено не столько смелостью и оригинальностью его идей — идеи' логических позитивистов, Поппера, Лакатоса и других были не менее смелыми и оригинальными, — сколько тесной связью его методологи¬ческих построений с реальной историей науки. До Куна история науки привлекалась философами лишь в качестве материала, иллюстрирую¬щего и поясняющего их философско-логические схемы развития позна¬ния. И пожалуй только Кун (правда, вслед за А. Койре) попытался придать изучению истории большее значение. Будучи сам историком, Кун склонен отстаивать самостоятельность своего предмета перед ли¬цом философской экспансии и с недоверием относиться к попытками философов навязать истории априорные стандарты и нормы. Хотя он и согласен с тем, что при изложении исторических событий историк опи¬рается на некоторые философские и методологические предпосылки при отборе, интерпретации и оценке исторических данных, он подчер¬кивает в то же время, что у историка имеются еще и другие, специаль¬но-исторические принципы построения исторического изложения. "На¬пример, повествование историка должно быть непрерывно в том смыс¬ле, что одно событие должно переходить в другое событие или
