в рамках других методологических концепций.
Для прояснения сути эмпирической редукции кратко рассмотрим вопрос о редукции теоретических терминов и, в частности, диспозиционных предикатов. «Диспозиционными» называют предикаты, выра¬жающие предрасположение тела реагировать определенным образом в определенной ситуации, например, «хрупкий», «горючий», «раствори¬мый» и т. п. Они представляются лежащими наиболее близко к уровню предикатов наблюдения, поэтому если редукция теоретических терми¬нов вообще может быть осуществлена, то, по-видимому, проще всего это сделать в отношении таких, наименее «теоретичных», предикатов.
Смысл их кажется простым и ясным: «растворим» обычно понима¬ется как «при погружении в жидкость растворяется», «горючий» — «горит при соответствующем нагревании» и т. п. Приписывая телу не¬которую диспозицию, хотят сказать, что тело ведет себя определенным закономерным образом, например, предложение «Сахар растворим» означает приблизительно следующее: «Если сахар опустить в воду, то
37 Глубокий и всесторонний анализ редукционистской программы логиче¬ских позитивистов и причин ее несостоятельности см. в работе: Швырев В. С. Не¬опозитивизм и проблемы эмпирического обоснования науки. М., Наука, 1966.
он растворяется». Особых трудностей с пониманием диспозиционных предикатов не возникает. Почему же их редукция к терминам наблюде¬ния или, говоря иначе, их определение в эмпирическом языке не удалось?
Пусть «Сахар растворим» (Да) мы понимаем как «Если сахар опу¬шек в воду (Q1a), то сахар растворяется (Q2а)». В экстенсиональной ло¬гике союз «если…, то…» формализуется с помощью материальной им¬пликации «->». Поэтому мы можем установить следующее определение предиката «растворим»:
Да = Df Q1a -> О2а
Известно, что всякое корректное определение позволяет заменять определяемый термин тем выражением, посредством которого он опре¬деляется. Если, скажем, я определяю термин «человек» посредством вы¬ражения «разумное животное», то везде, где встречается термин «чело¬век», я имею право заменить его выражением «разумное животное». Точно так же и данное выше определение должно позволить нам везде заменять предложение «Да» эмпирическим предложением «Q1a -> Q2a» и, таким образом, устранить, или редуцировать, диспозиционный пре¬дикат «растворим».
Однако мы сейчас же замечаем, что наше определение неудовле-творительно. Материальная импликация истинна, если антецедент ее ложен. Поэтому для всех тел, не погруженных в воду, для которых предложение «Q1a» ложно, импликация
«Q2a -> Q2a» будет истинна. В частности, например, для камня, который никогда не бывал в воде, эта импликация истинна. Данное определение заставляет нас считать его растворимым. Но мы вовсе не хотим называть тела «растворимыми» только на том основании, что они никогда не бывали в воде. Редукция явно не удалась.
Уже этот простейший пример дает представление о тех трудностях, с которыми столкнулись попытки осуществить редукцию теоретиче¬ских выражений к эмпирическим. Карнап в работе «Проверямость и значение»38 предложил определять диспозиционные предикаты с помо¬щью так называемых «двусторонних редукционных предложений» вида:
Q1a -> (Дa= Q,2a)
Это предложение говорит, что если тело находится в эксперимен-тальной ситуации, то оно обладает диспозицией тогда и только тогда, когда реагирует соответствующим образом. Карнап называет эти предложения «условными определениями». Они уже не заставляют нас
38 Carnap R. Testability and Meaning // Philosophy of Science, V. 4, 1937.
приписывать диспозицию телам, не находящимся в экспериментальной ситуации. Однако в этом случае они и не помогают нам, так как мы ни¬чего не можем сказать о присущности диспозиции телу на основе ре¬дукционного предложения, если его антецедент ложен. Кроме того, как выяснилось, для определения диспозиционного предиката одного ре¬дукционного предложения недостаточно, для этого нужен бесконечный ряд таких предложений, описывающих все ситуации, в которых может проявиться диспозиция. Совершенно очевидно, что мы не можем уста¬новить этого бесконечного ряда предложений. Следовательно, редук¬ция диспозиционного предиката, требующая бесконечного множества эмпирических терминов и предложений, невозможна.
В то время как одни логические позитивисты считали теоретиче-ское знание усложненной формой эмпирического знания, другие истол¬ковывали его инструменталистски, лишая его всякого познавательного содержания. После того как выяснилась несводимость теоретических терминов к эмпирическим, у логических позитивистов, в сущности, ос¬талось лишь последнее. Если теоретическое знание не тождественно эмпирическому, то оно вообще не является знанием, а представляет со¬бой лишь инструмент для обработки и систематизации эмпирических данных. После выполнения своей задачи теоретические термины и предложения могут быть отброшены. Инструменталистское понимание теоретического знания отчетливо выражено в так называемой «дилем¬ме теоретика», сформулированной К. Гемпелем 39. Эта «дилемма» име¬ет вид следующего рассуждения:
1. Теоретические термины либо выполняют свою функцию, либо не выполняют ее;
2. Если теоретические термины не выполняют своей функции, то они не нужны;
3. Если теоретические термины выполняют свою функцию, то они устанавливают связи между наблюдаемыми явлениями;
4. Но эти связи могут быть установлены и без теоретических тер-минов;
5. Если же эмпирические связи могут быть установлены и без тео¬ретических терминов, то теоретические термины не нужны;
6. Следовательно, теоретические термины не нужны и когда они выполняют свои функции, и когда они не выполняют этих функций 40.
39. Hempel С. The Theoretician’s Dilemma: A Study in the Logic Theory Construction // In: Aspects of Scientific Explanation. N. Y., 1965.
40 При изложении «дилеммы» Гемпеля я использовал ту ее формулировку, которая была дана в статье: Хинтикка Я., Ниинилуото И. Теоретические тер¬мины и их Рамсей-элиминация: Очерк по логике науки // Философские науки, 1973, №1.
Совершенно очевидно, что центральный пункт «дилеммы» выра-жен в посылке 3, утверждающей, что функция теоретических терминов является чисто инструментальной. Именно благодаря этому они могут оказаться излишними. Нетрудно также заметить, что инструментализм представляет собой один из вариантов логического позитивизма и полностью принимает логико-гносеологические установки последнего. Первоначальный и наиболее радикальный критерий демаркации логи¬ческого позитивизма объявлял ненаучной и бессмысленной как фило¬софию, так и почти всю науку, за исключением той ее части, которая описывает чувственно данное. Инструментализм, настаивая на инстру¬ментальном характере теоретических терминов и предложений, про¬должает ту же линию: теоретическое знание в его истолковании оказы¬вается вовсе не знанием, а лишь одним из средств получения знания, без которого, впрочем, можно и обойтись. Таким образом, подобно радикальному верификационизму, инструментализм кромсает топором тело науки, отсекая от нее лучшие части, и служит основанием редукционистской программы.
Редукционная программа логического позитивизма потерпела крушение, ибо опиралась на ошибочное убеждение в том, что теорети¬ческие термины и предложения сами по себе не обладают познаватель¬ным значением и ничего не говорят о мире. Однако неудача редукции как раз и показала, что содержание научных теорий, теоретических терминов и предложений вовсе не исчерпывается эмпирическим или инструментальным содержанием. Они говорят о мире нечто большее, чем содержится в протоколах наблюдения и эксперимента. Вместе с тем, способы эмпирической редукции, разработанные логическими по¬зитивистами, стимулировали интерес к проблемам экспериментальной проверки научных теорий и в некоторых случаях могли служить опи¬санием того, каким образом ученые переходят от абстрактных рассуж¬дений к опыту и эксперименту.
1.8. ЛОГИЧЕСКИЙ ПОЗИТИВИЗМ И ФИЛОСОФИЯ НАУКИ
На этом мы закончим обсуждение тех проблем и трудностей, с ко¬торыми столкнулась методологическая концепция логического позити¬визма. Приведенные примеры по—видимому дают представление о ее специфических чертах: чрезвычайной узости и жесткости норма и стан¬дартов, стремлении к абсолютной достоверности или хотя бы твердой эмпирической обоснованности научного знания, широком использова¬нии довольно бедных логических средств и почти полном забвении во¬просов, относящихся к развитию знания. Все внимание логических по-зитивистов было сосредоточено на анализе структуры научного зна-ния, на решении проблем, встающих при установлении логических свя¬зей между различными частями научной теории и всей теории с ее эм¬пирическим базисом. Крайняя неисторичность этой концепции выра¬зилась в попытках навязать науке абсолютные и универсальные крите¬рии демаркации и осмысленности, резко отделить эмпирическое знание от теоретического, раз и навсегда задать универсальный идеал строе¬ния научных теорий. В течение многих лет концепция логического по¬зитивизма была господствующей в философии науки. Следы этого гос¬подства ощущаются и поныне. Обсуждаются проблемы, поставленные в рамках этой концепции, уточняются, исправляются или критикуются решения этих проблем. Даже те философы и ученые, которые отверга¬ют логический позитивизм и его методологию, вынуждены сравнивать свою работу с тем, что и как было сделано логическим позитивизмом. И каждый философ науки должен определить свое отношение к этой методологической концепции.
Конечно, сейчас практически уже нет философов, которые прини¬мали бы гносеологические предпосылки Венского кружка. Эти предпо¬сылки давно отброшены и, несомненно, должна быть отброшена та часть методологической концепции логического позитивизма, которая непосредственно с ними связана. Однако эта концепция включала в се¬бя и второй существенный элемент — логику и метод логического ана¬лиза. Должны ли мы отбросить и изгнать из методологических по¬строений также и этот метод? Некоторые философы науки, отвергая логический позитивизм, отбрасывают его целиком — вместе с его гно¬сеологией и логикой, подчеркивая бесплодность метода логического анализа и методологическую тривиальность его результатов. Такое от¬ношение к методу логического анализа психологически вполне понят¬но, ибо логические позитивисты абсолютизировали этот метод, объя¬вили его единственным научным методом философствования и в тече¬ние долгих лет навязывали его философии науки, дискредитируя и из-гоняя все, что не укладывалось в его рамки. Однако если подобное от¬ношение к методу логического анализа понятно, оно, по-видимому, все же не вполне оправдано.
В чем существо логического анализа как одного из методов философско-методологического исследования? Приступая к обсуждению той или иной методологической проблемы, руководствуются опреде¬ленным представлением о содержании этой проблемы и о путях ее ре¬шения. В некоторых случаях может оказаться полезным перевести про¬блему в плоскость языка и выразить наше представление с помощью средств символической логики. Например, вопрос о соотношении тео¬рии и факта можно поставить как вопрос о соотношении теоретическо¬го языка и протокольного предложения. Выражение проблемы в фор¬мальном языке придает ей точность и определенную ясность, что ино¬гда способно облегчить поиск решения. При этом часто оказывается, что формальное выражение проблемы не вполне адекватно ее содержа¬тельному пониманию. Тогда пытаются улучшить это выражение и сде¬лать его более адекватным. Основы метода логического анализа были заложены в трудах Г. Фреге и Б. Рассела, т. е. задолго до возникнове¬ния логического позитивизма. Большой вклад в его разработку внес А. Тарский — выдающийся польский математик и логик. Поэтому было бы неверно считать, что использование метода логического анализа неизбежно связано с принятием философии или методологии логиче¬ского позитивизма. Более того, хотя логические позитивисты широко использовали метод логического анализа (настолько широко, что именно в этом часто усматривают специфику методологической кон¬цепции логического позитивизма), они в силу своих гносеологических установок не смогли воспользоваться им в полной мере, так как огра¬ничили базис этого метода средствами экстенсиональной логики.
Если устранить это ограничение, то метод логического анализа может оказаться полезен на различных этапах методологического ис¬следования: для бале четкой постановки проблем, для выявления скры¬тых допущении тон или ином точки зрения, для уточнения и сопостав¬ления конкурирующих решений, для более строгого и систематичного изложения концепций и т. д. Следует лишь помнить об ограниченности этого метода и опасностях, связанных с его применением. Точность выражений, к которым приводит метод логического анализа, часто со¬провождается обеднением содержания. Простота и ясность формально¬го выражения некоторой проблемы иногда может
