не бывает и не может быть свободы, революция всегда враждебна духу свободы. В стихии революции темные волны захлестывают человека. В стихии революции нет места для личности, для индивидуальности, в ней всегда господствуют начала безличные. Революцию не делает человек, как образ и подобие Божие, революция делается над человеком, она случается с человеком, как случается болезнь, несчастие, стихийное бедствие, пожар или наводнение. В революции народная, массовая стихия есть явление природы, подобное грозам, наводнениям и пожарам, а не явление человеческого духа. Образ человека всегда замутнен в революции, затоплен приливами стихийной тьмы низин бытия. Тот светлый круг, который с таким страшным трудом образуется в процессе истории и возвышается над необъятной тьмой, в стихии революции заливается дурной бесконечностью ничем не сдерживаемой тьмы. Дионисова стихия свергает всякое аполлоново начало, всякую форму и границу, всякий лик и образ, связанный с формой и границей. Наивно думать, что народ, попавший во власть закона революционной стихии, вошедший в магический круг революции, может быть руководим более разумными, просветленными и умеренными направлениями, жирондистами или кадетами. Нет, в революциях неотвратимо господство якобинцев или большевиков. Болезнь должна быть изжита, яд должен сам себя истребить. Руководить революцией невозможно. И напрасно вы, делающие революцию и прославляющие её, думаете, что вы руководите ею, управляете и созидаете. О, как наивны, как темны и бессильны вы, думая, что вы свободны, что дух свободы действует в вас, что вы активны, что вы могущественны. Нет, вы — бессильные и пассивные рабы, рабы темных страстей, орудие темных стихий. Вы, большевики, максималисты, анархисты и т. п., — вы — самые пассивные люди, духовно бездвижные, не способные к сопротивлению стихиям, к душевному усилию, одержимые энергиями, вне вас находящимися. Не видно вашего лика и нет у вас лика. Вы — медиумы безликих стихий, в вас говорят чужие голоса, и в голосах этих нельзя разобрать голоса человеческого, а слышен лишь шум и рев элементарных природных стихий. Напрасно вы, люди революции, думаете, что вы — новые души, что в вас рождается новый человек. Вы — старые души, в вас кончается старый человек со старыми своими грехами и немощами. Все ваши отрицательные чувства — злоба, зависть, месть — приковывают вас к старой жизни и делают вас рабами прошлого. Вы — пассивный рефлекс на зло прошлого, вы не можете освободиться от него. Но у вас нет памяти о добре прошлого, о нетленной истине и красоте в нём, у вас нет памяти творческой и воскрешающей.

Был ли Робеспьер новой душой, новым человеком? Нет, он до глубины своего существа был старым человеком, человеком старого режима, полным старых насильнических инстинктов. Французскую революцию делали старые души, и они внесли в нее все старые грехи и страсти. Новая душа родилась позже, после глубокой духовной реакции на революцию, когда Шатобриан писал своего «Ренэ» и «Гений христианства». Тогда началась новая эра, внутренне отличная от двух предшествовавших столетий. Новый человек родился в католической и романтической реакции. Это удостоверено самыми позитивными историками. Напрасно вы, делатели революции, одержимые её демонами, думаете, что вы творческие люди и дела ваши — творческие дела. Напрасно думаете вы, что эпохи революций — творческие эпохи в жизни человечества. Вы люди, совершенно лишенные творческого духа, обделенные им, ненавидящие и истребляющие творчество. Ибо поистине творчество — аристократично, оно есть дело лучших, оно не терпит власти худших, господства толпы, которой служите вы. Есть ли творческий дух в Робеспьере или Ленине? Не истребители ли они всякого творческого порыва? Творчество не терпит равенства, оно требует неравенства, возвышения, оно не допускает оглядки на соседей, как бы не опередить их. Дух революции, дух людей революции ненавидит и истребляет гениальность и святость, он одержим черной завистью к великим и к величию, он не терпит качеств и всегда жаждет утопить их в количестве. Никогда в эпохи революций не процветало духовное творчество, не бывало религиозного и культурного возрождения, не бывало расцвета «наук и искусств». Измерение революции — плоскостное, а не глубинное. В революциях нет подлинного внутреннего движения. Революция означает остановку внутреннего движения. Революция лишь внешне динамична, внутренне же она статична. Революции никогда не ценят людей духовного движения и духовного творчества; они извергают этих людей, часто ненавидят их и всегда считают их ненужными для своего дела. Ваши бурные внешние движения, люди революции, не должны вводить в обман. В этих движениях есть безвыходное кружение. В кружении этом изживаются пустые страсти. Движение революции всегда истребляет само себя, оно не ведет к новой жизни. Это не есть движение в глубину, это есть движение на поверхность поверхности. И с поверхности оно рассеивается, как пыль. Идите в глубину, люди революции, и все ваши неистовые движения, все ваши жесты и все производимые вами шумы прекратятся. Тогда начнется и в вас, людях поверхности жизни, истинное движение, тогда, быть может, и для вас откроется возможность творчества. Начало внутреннего движения, начало творчества, духовного углубления означает конец революции, начало реакции. Котел революции выкипает. И является потребность углубленно осмыслить опыт революции, познать трагические противоречия жизни.

Революция не духовна по своей природе. Революция рождается от убыли, ущербленности духовной жизни, а не от её подъема, не от её внутреннего развития. Лица людей, захваченных революцией, говорят о падении духовной жизни. Выражение этих лиц до ужаса недуховно, и оно уже является осуждением революции. Ваши лица выражают злобу и одержимость, на них нельзя прочесть ни углубленных мыслей, ни благородных чувств. Ваши лица не одухотворены, в них чувствуется падение до самых низин материального мира. Революция отрицает значение духовной жизни. Идеология революции исходит от внешнего и материального и им всё определяет, а не от внутреннего и духовного. И потому никогда люди духа не могут одобрить ваших революций, у них свои, неведомые вам революции. Революция духа ничего общего не имеет с вашими внешними, материальными, политическими и социальными революциями. Никогда Маркс не был революционером духа. Революционером духа был Ницше. Но что общего он имеет с вашими внешними революциями? Он их презирал как восстание плебеев. Революционером духа был Достоевский. Но вы его всегда считали консерватором и реакционером. А что вам делать с пророчески настроенным Вл. Соловьевым, что ему делать с вами? Всё, что было духовно значительного в истории русской мысли и русского творчества XIX века, было не с вами, было против вас. Величайшее явление русской культуры — Пушкин — не ваш. Вы его поносили и ниспровергали, вы ему противополагали печной горшок и сапоги. Даже Л. Толстой не любил вас и осуждал дела ваши. С вами были лишь люди второго и третьего сорта, ни одна гениальная мысль не родилась в вашей среде, не изошла от вас, от вашего бездарного серого духа. Вы — люди революции — люди духовной середины и посредственности, люди средних, серых, популярных мыслей. И ваша ярость — ярость серой массы, завидующей всякому величию, всякой славе, всякой гениальности. Природу вашу гениально постиг Достоевский и пророчески предсказал, к чему вы придете. Лишь в состоянии полной слепоты и одержимости можно сопоставлять и смешивать ваши революции с революциями духа. Революция духа родится от глубокой внутренней реакции против ваших революций, против вашего отрицания всякого духа. Вы — гасители духа, вы — самые черные реакционеры в самом глубоком смысле этого слова. Вы всегда были гасителями мысли, инерция вашей мысли страшна, она производит впечатление окаменелости. Вы всегда гнали религию, философию, поэзию, эстетику жизни. Ваши революции делают не лучшее, а худшее, за революции хватаются и на них наживаются все считающие себя неудачниками и обиженными, все озлобленные, все пасынки Божий, а не сыны Божий. Революции рождаются не от благородного сознания вины сынами Божиими, а от неблагородного сознания обиды сынами праха. Все революции кончались реакциями. Это — неотвратимо. Это — закон. И чем неистовее и яростнее бывали революции, тем сильнее бывали реакции. В чередованиях революций и реакций есть какой-то магический круг. Много мрачного бывает в реакциях, — в них та же ярость и мстительность, что и в революциях. И вы, люди чистой реакции, не способные возвыситься над плоскостным движением вправо и влево, над противоположностью революции и реакции, вы тоже не способны видеть истины более полной, более далекой. Вы часто бываете обратными подобиями революционеров. Но после потрясений яростной революции реакция неотвратима, в ней есть своя правда, преломленная в темной человеческой стихии. Вы, люди банального и плоского революционного сознания, привыкли употреблять слово «реакция» в поверхностном смысле слова, исключительно отрицательном. Вы противополагаете «реакцию» всему прогрессивному, творческому, всякому развитию, движению. Для вас реакция есть застой или движение назад, возврат к тому, что было до революции. Это — неправда. В реакциях есть иная глубина. Реакция может быть и творческой, в ней может быть и подлинное внутреннее движение к новой жизни, к новым ценностям. И никогда реакция не возвращает просто к старой жизни. Во всякой духовной реакции на революцию открывается что-то новое, неведомое старому миру, рождаются творческие мысли. Нарождается что-то третье, отличное и от того, что было в революции, и от того, что было до революции. В третьем приоткрывается что-то новое, небывшее. Пережитое столкновение двух миров обостряет сознание, изощряет мысль, дает новое чувство жизни. Этому научает духовная реакция во Франции начала XIX века против революции. Вам, идеологам революции, советую я изучать это духовное движение и вникнуть в его поучительный смысл. Быть может, главное значение французской революции нужно видеть в том, что она вызвала в начале XIX века движение католическое и движение романтическое, оплодотворившее всю мысль XIX века. Явление Жозефа де Мэстра было самым замечательным результатом французской революции, более замечательным, чем явление Марата и Робеспьера внутри революции. «Прогрессивное», творческое значение идей Ж. де Мэстра начинают признавать самые позитивные и объективные историки мысли XIX века. В глубине своего духа пережил он страшный опыт революции, и от этого произошло углубление всей католической мысли. Ж. де Мэстр был уже новым человеком, человеком пореволюционным, а не дореволюционным. Он осуждал французских эмигрантов и их внешние реставрационные замыслы. И всё французское католичество XIX века было новым, пореволюционным католичеством, очень углубленным по сравнению с католичеством XVII и XVIII веков. «Реакционер» Ж. де Мэстр шёл так далеко, что допускал возможность нового откровения, откровения Св. Духа. Также новым, пореволюционным явлением был и христианский романтизм Шатобриана. Обращение «реакционеров» начала XIX века к прошлому и искание в средневековье своих корней было творческим обращением и