скромная и элементарная, её разрешение не означает перехода в иное измерение, в сверхисторическое существование. Полный и окончательный социализм невозможен и пагубен для человека, для его духовной природы, для его высшего достоинства. Торжество религии социализма остановило бы рост производительности и парализовало бы творчество. Оно уничтожает мотивизацию труда. Торжество это сделало бы невозможной творческую избыточность, ибо {избыточность предполагает неравенство, соревнование и подбор}. Для огромного большинства пролетариата, с которым должно будет отождествиться человечество, не понадобится высшая качественная культура, не нужны будут высшие творческие подъемы духовной жизни. А пролетариату этому будет принадлежать верховная власть, ничем не ограниченная. {И во имя свободы творчества, во имя цвета жизни, во имя высших качеств должно быть оправдано неравенство}. Не случайно против неравенства восстают больше всех позитивисты и материалисты. Они не могут понять его смысла. Ибо лишь для религиозного взгляда на жизнь человеческая судьба осмысливается в таинственном миропорядке и всякий человек имеет свой удел за пределами земной жизни. Чудовищно несправедливо и жестоко требовать для всех людей равных условий. Условия жизни, для одного человека привычные и сравнительно легкие, для другого были бы невыносимо мучительны и тягостны. Принудительного уравнения человека некультурного и грубого и человека утонченной и высокой культуры может требовать лишь мстительная злоба и ненависть. Восприимчивость к страданию зависит от организации человека, от бурлящей в нём крови предков, от воспитания, от уровня культуры, от призвания. Буржуазно-капиталистический век безобразен тем, что он всё нивелирует и уравнивает, убивает всё индивидуальное.
В основе социалистической религии лежит отрицание бессмертия и бунт против божественного миропорядка. Достоевский глубоко понимал, что социализм есть следствие отрицания бессмертия. И потому в социализме есть жадность смертных, жадность к земной жизни. Как пошлы и уродливы все ваши утопии, все они — предел мещанства! Духовная ложь лежит в основе вашей социальной мечтательности. Этой нездоровой социальной мечтательностью хотите вы заглушить в себе ужас смерти, вы добываете себе суррогат бессмертия. Социальная мечтательность, социальный утопизм заглушили в вас религиозное чувство, ослабили сознание смысла жизни и закрыли для вас вечность. Здоровый социальный пессимизм был бы для вас спасителен, от него пошло бы духовное оздоровление. Социализм ваш претендует быть новой религией, новым духом, а не только социальным устроением, не только добыванием хлеба насущного для голодных. И в этой претензии погибает и небольшая доля правды социализма. Вы не столько добываете хлеб земной для голодных (слишком часто вы лишаете и того хлеба, который был раньше), сколько провозглашаете религию хлеба земного против религии хлеба небесного. Ваш притязательный социализм глубоко антиисторичен, не понимает тайны истории, и потому он в сущности реакционен. Он добивается антихристова конца истории. И лишь вселенское христианское братство, обращенное к Христову концу истории, может победить соблазн социализма.
Идея демократия и идея социализма — противоположные идеи. Демократический социализм типа Жореса не есть настоящий социализм. Все вы, социалисты-революционеры, меньшевики, правые социалисты всех толков, — не настоящие социалисты, все вы больше демократы, чем социалисты. Настоящие социалисты — коммунисты. И коммунисты правы, противопоставляя свой социализм демократии. Демократия — формально бессодержательна, она безразлична к направлению народной воли. В формальном народовластии народная воля не имеет никакого предмета. Демократия скептична и вместе с тем крайне оптимистична. Социализм пессимистичен в отношении к формальной воле народа, он заинтересован в том, чтобы воля народа имела определенное направление и определенный предмет. Социализм утверждает не суверенную волю народа, а суверенную волю класса, волю класса-мессии, пролетариата. Только пролетариат свободен от первородного греха эксплуатации. И последовательный социализм допускает только волеизъявление пролетариата, и притом не всякого пролетариата, а лишь социалистического пролетариата, пролетариата, верного «идее» пролетариата. Не фактический, эмпирический пролетариат должен господствовать, а лишь «идея» пролетариата. Во имя «идеи» пролетариата можно совершить какое угодно насилие над фактическим пролетариатом. Верховенство принадлежит тому меньшинству, которое является истинным носителем «идеи» пролетариата, которое хранит правую веру. Социалистическое государство не есть секулярное государство, как государство демократическое, это — сакральное государство. Оно в принципе не может быть веротерпимо и не может признавать никаких свобод. Оно признает лишь права за теми, которые исповедуют правую веру, веру социалистическую. Оно походит на авторитарное теократическое государство. Социалистическое государство есть сатанократия. Социализм исповедует мессианскую веру. Пролетариат есть класс-мессия. Хранителями мессианской «идеи» пролетариата является особенная иерархия — коммунистическая партия, крайне централизованная и обладающая диктаторской властью. Никакое волеизъявление народа не допускается. Необходимо насильственно подчинить народ «священной» воле пролетариата, а самый пролетариат подчинить «идее» пролетариата. Истину знают и истине подчиняют немногие — какой-нибудь центральный комитет коммунистической партии. Как не походит это на демократию! Истинные социалисты должны презирать скептическую демократию, бессодержательную и пустую. Социализм хочет перейти к содержанию жизни, открыть истинную и праведную волю. В этом социализм прав более, чем демократия. Но тут он и приближается к последним пределам небытия. «Идея» пролетариата — совершенно пустая, небытийственная идея. Содержание и цели жизни не могут быть социальными и определяться по внешним материальным признакам. Содержание и цели жизни могут быть лишь духовными. Нельзя искать праведной воли вне самой реальной праведности и святости воли. Все социальные и политические формы всегда окажутся формальными. Обе должны быть подчинены духовным целям жизни. И теократия лишь символизировала Царство Божие, но не достигла его реально. В этом была причина её исторического краха. Социализм окончательно обнаруживает пустоту всех внешних стремлений к совершенному обществу и совершенной жизни. Только реальное осуществление совершенной духовной жизни есть разрешение проблемы совершенного общества. ПИСЬМО ДЕСЯТОЕ. ОБ АНАРХИЗМЕ Анархизм, как и социализм, есть одно из вековечных устремлений, с давних времен проявлявшееся в человеческом обществе, и один из пределов общественной мысли человека. Революционный пафос анархизма иной, чем революционный пафос социализма. Существует внутреннее противоборство этих двух революционных стихий, но и неуловимый переход одной из этих стихий в другую. Если социализм доходит до небытия в своей жажде равенства, то анархизм доходит до небытия в своей жажде свободы. Предел социализма пустое равенство. Предел анархизма — пустая свобода. Если социализм верит в благостность принудительной организации, то анархизм верит в благостность естественного автономизма и аномизма человека. Анархизм верит, что из хаоса естественным путем может родиться гармония. В анархизме больше веры в человека, чем в социализме, хотя оснований для такой веры в нём нет никаких. Анархизм отрицает значение закона для человеческой жизни, для общества, для путей истории, отрицает всякий исторический иерархизм, всякое право и всякое государство. Для последовательного анархического сознания исторический процесс совершенно бессмыслен и человек должен сбросить все окостеневшие наросты государственности и культуры. Последовательный анархизм не признает никаких достижений в долгом историческом пути человечества. Он хочет восстановить естественного человека, свободного от всех связей, от всех воспоминаний истории. Всё оказывается лишь стеснительным футляром для свободного по природе своей человека, вся история — лишь цепи, сковывавшие человека. Никакой внутренней закономерности социального процесса анархизм не признает. Человек может и должен совершенно освободить себя в любой момент истории, при каком угодно социальном строе. Но революционный анархизм впитывает в себя элементы классового социализма. Лишь в редких случаях, когда анархизм является в идеалистических формах, он представительствует человека, человеческую личность независимо от её социального положения. В большинстве же случаев анархизм представительствует те же «пролетарские» классы общества, что и социализм, и даже признает себя идеологией lumpen-пролетариата, пятого сословия. Вы, анархисты, любите декламировать о свободе человека, о личности, но вы дышите той же классовой ненавистью, что и социалисты, вы также не можете возвыситься над классовой точкой зрения. И это — внутреннее противоречие анархизма, в этом чувствуется его несвобода, его зависимость от социализма самого низшего пошиба. В душевной основе анархизма лежит революционное бунтующее чувство обиды, жизненной неудачи, злопамятства против тех ценностей и благ, которые не дались и которые чувствуются чужими. Идеология анархизма близка черни, босякам, выброшенным за борт социальной иерархии. Анархическая страсть к разрушению рождается из чувства ненависти и мести. Анархист в человеческом обществе, в человеческой культуре ничего не чувствует своим, близким, своей собственностью, всё представляется ему чужим, давящим и ненавистным. Государство для анархиста — не его государство, а чуждое, давящее и ненавистное. И что признает анархист своей собственностью? Ничто. Он не имеет не только материальной собственности (иногда он может и иметь её), но, прежде всего, не имеет духовной собственности, он чувствует себя обездоленным и от этого накопляет разрушительную злобу в сердце своем. Макс Штирнер, самый крайний и интересный из философов анархизма, написал книгу «Единственный и его собственность». Всё, весь мир признает Макс Штирнер собственностью «единственного». Но это страшный самообман. В действительности, он ограбил «единственного», он лишил его всякой собственности. «Единственный» духовный пролетарий, у него нет ничего своего, все духовные реальности и духовные ценности — не его, чужие и потому ненавистны ему. «Единственный» живет в пустыне, в страшной духовной пустыне. Он не только на «ничто» строит своё дело, но и «ничто» есть содержание его жизни, цель жизни. И все вы, революционные анархисты, такие же духовные пролетарии, как «единственный» Штирнера, такие же убогие, такие же пустые, такие же оторванные и отрезанные от всех источников духовной жизни и духовных богатств.
Анархизм есть атомизм, распадение всех общественных целостей на самоутверждающиеся атомы, на индивидуумы, начинающие с себя всю историю, отрицающие все высшие реальности. Торжество анархии было бы распадением всей иерархии реальностей, органически между собою связанных, разрушением всего строя космоса, восстанием хаоса против космоса. В этом восстании хаоса, прежде всего, подвергаются сомнению все космические реальности, реальности Божьего мира, рожденного в свете. В хаотическую тьму погружаются они, и эта хаотическая тьма признается единственной реальностью. Хаос расковывается, и самоутверждающиеся атомы из себя мнят воссоздать новый мир. Вот что шевелится под анархическими учениями, столь иногда идиллическими и прекраснодушными. С философской точки зрения, анархизм ваш есть крайний номинализм, отрицание реальности всех общностей и целостей, наций, государств, человечества, космоса, Бога. Все реальности превращает анархизм в давящие призраки. Он хотел бы оголить человека, поставить человека в пустоте и перед пустотой. Но не превращается ли на этом пути человек в последний из призраков? Не разрушаете ли вы и человека, того индивида, который был вашей последней инстанцией и во имя которого вы восстали на весь мир и на Бога? Для вас, последовательных анархистов, человеческая личность есть самый пустой из всех призраков. Ещё дальше и глубже должны вы пойти в революционном процессе атомистического дробления и разложения. Человека превратили вы в атом. Но и самый человек ваш распадается на атомы. Восстание идет вглубь. И человек есть целость, есть реальная общность.
