женского и мужского.

Ленин — это Кант эпохи пролетарских революций. Их объединяет последовательный рационализм и критицизм. Они близки в своей неспособности пережить экзистенциальное потрясение от встречи с женщиной.

Однако это лишь частично так. Кант гораздо эротичнее Ленина, он имеет представление о женственности как мудрости — высшее эротическое переживание, свойственное всем философам. Оно было впоследствии доведено Владимиром Соловьевым до учения о Божественной Софии.

Ленин практически лишен такого переживания эротической жизни. Он сужает женственность до революционного действования и единения действующих — совершающих насилие над действительностью. Женственность для Ленина представляется жестким и силовым началом и, одновременно — покоряющимся и несвободным. Эти черты женственности мы можем найти в древних языческих культах Кибеллы — богини, требующей жестокости и человеческого страдания, взирая на них равнодушными глазами материи-прародительницы…

Мистическое соединение с женственностью-мудростью представляется Ленину идеалистическим бредом, все его внеэротическое существование восстает против этого. Отсюда чуждость Ленина духовной и философской элите, приводящая к удивительной направленности, цельности и узости мировоззрения, в котором число ответов невелико, но все же превышает число вопросов. Поэтому в пределах мировоззрения Ленина философия легко переходит в идеологию, а идеология столь же просто становится религией.

Бердяев пишет «Тоталитарный марксизм, диалектический марксизм есть абсолютная истина. Эта абсолютная истина есть орудие революции и организации диктатуры. Но учение, обосновывающее тоталитарную доктрину, охватывающую всю полноту жизни — не только политику и экономику, но и мысль, и сознание, и все творчество культуры — может быть лишь предметом веры»[19 — Там же. — С. 100.].

6

Материалистическая диалектика Маркса, Энгельса и Плеханова еще не до конца отчуждена от философии, диалектический материализм Ленина и Сталина находится в абсолютном и агрессивном одиночестве по отношению к миру философии, больше того, к миру культуры.

В мировоззрении Ленина, извергающем неприязнь ко всему эротическому и андрогинному, искажаются и в то же время достигают мучительной ясности прежние черты российской революционной интеллигенции: «жажда социальной справедливости и равенства, признание классов трудящихся высшим человеческим типом, — подозрительное и враждебное отношение к культурной элите, исключительная посюсторонность, отрицание духа и духовных ценностей, придание материализму почти теологического характера»[20 — Там же.].

Неспособность к эротическим переживаниям и любви приводит Ленина к неспособности постижения идеи вечности и абсолютности духовного — к неспособности постижения идеи Бога и индивидуального бессмертия. Именно поэтому Ленин уже в отрочестве осознанно и самостоятельно становится атеистом.

С этого момента начинается самое глубокое и метафизическое одиночество Ленина — одиночество в мире без Бога, — то одиночество, которое в это же самое время переживают Ницше и герои Достоевского. Но если Ницше и герои Достоевского впадают в безумие и абсурд во вселенной, где нет идеи Бога, то Ленин остается в здравом рассудке, больше того, обретает практическую устремленность. Ленин становится не просто безбожником, он превращается в Противобога. Вся среда России, лишенная полноты эротизма, — среда нигилистической социал-интеллигенции, а затем пролетариата и беднейших крестьян, обожествляет Ленина. Ленин есть божество обыденного и среднего, того среднего, которое поглощает великие страсти и различия полов. Остается лишь желание материального равенства при абсолютной убежденности в равенстве духовном и эротическом.

Ленин, с самого начала — культ и божество, этот удивительно живой и целостный мыслитель, заглядывающий на десятилетия вперед, неизбежно слеп к извечным проблемам Духа. Всемирная история Духа течет мимо него, оставляя в одиночестве. Проблемы Духа пребывают выше пределов досягаемости могущества Противобога. Ленин неспособен исказить их и поставить на службу своему делу. Поэтому образ Ленина как Противобога подобен, но не тождественен образам дьявола и Антихриста — ибо они обладают мощным внеэротическим началом, искажающим Дух, и есть бездна, а не посредственность и справедливость. Ленин не есть бездна отрицательного, это бездна нуля. Умножение личности на ноль дает ноль, — если личность позволяет себя умножить. Почти все в окружении Ленина, а затем и во всей стране, попадают под воздействие этого магического умножения…

Ленин стремится отстраниться от Духа и его жизни, подбирая крохи и искры Духа, — волю, диалектический рассудок и живое созерцание. Ему доступны лишь эти кусочки Духа, и потому он не может поверить в вечное бытие Духа.

Бессмертием наделяется материя. Ленин заворожен ее бесконечностью и мощью. Безграничная материя шевелится вокруг него и в нем, течет в бездны новых циклов, поглощая Революцию, Партию, Истину, — делая их относительными. Тяга к Материи — последняя попытка обрести метафизическую женственность и стать мужчиной.

Но Материя равнодушна к Ленину и его искаженному эросу. Не оплодотворенная Духом, она оставляет ему лишь волю к социальным экспериментам. И тут Материя со всем своим хтоническим могуществом дает Ленину власть над людьми. Эта власть реальна, но преходяща. Ибо самый посредственный человек в конце концов есть Дух. А Ленин, как поразительно точно пишет Бердяев, «не верил в человека, не признавал в нем никакого внутреннего начала, не верил в дух и свободу духа. Но он бесконечно верил в общественную муштровку человека, верил, что принудительная общественная организация может создать какого угодно нового человека, совершенного социального человека, не нуждающегося больше в насилии. Так и Маркс верил, что новый человек фабрикуется на фабриках. В этом был утопизм Ленина, но утопизм реализуемый и реализованный. Одного он не предвидел. Он не предвидел, что классовое угнетение может принять совершенно новые формы…[21 — Там же. — С. 105.].

Не добившись обретения пола, Ленин искренне желает освободить материю человека от Духа и Эроса, которые представляются среднему полу лишь мишурой на цепях эксплуатации. Однако Ленин приводит человека к еще большей материальной нищете и зависимости.

Таков закон Вселенной. Порабощение Духа всегда приводит к деградации материи.

7

Ленин создал революцию, партию и государство посредственностей. Исторические условия сложились так, что посредственности победили. Они победили, заменив Бога на Материю. Они стали у колеса истории, породив бесполую науку, бесполое искусство и бесполую философию. Но история, вознеся это государство посредственностей, эту империю, чуждую эротизму, вернула их праху и материи…

Булгаковский Шариков — всего лишь искаженное отражение Идеальной Посредственности Ленина.

8

Противобог Ленин бессознательно желает походить на Христа, но они глубинно разные — человек среднего пола и андрогинная личность. Гуманизм Ленина есть гуманизм среднего пола…

9

Ленин заменяет любовь справедливостью. Более того, он заменяет любовь социальной справедливостью. Достижение социальной справедливости требует насилия, а поддержание — власти.

Власть входит в бытие Ленина, но эта власть не усиливает его мужское начало, ибо это может сделать только власть во имя Женщины, Эроса и Любви.

Социальная справедливость — это подобие любви, ее истончившийся призрак. Но даже как призрак любви она дает власти Ленина достаточно долгую жизнь.

10

Сталин есть мужское начало, продолжающее бесполое дело Ленина. Сталин — неизбежное усиление власти и жестокости, ибо мужчина, продолжая дело среднеполого, всегда ненавидит себя и это дело. В образе Троцкого, пытающегося сжечь усредненность в огне мировой революции, мы видим то же самое.

Сталин одинок благодаря Ленину. Его жестокость есть продолжение жесткости и цельности Ленина. Ленин еще не некрофил, он пока технофил, принимающий коммунизм как воспитание и бытие нового человека наравне с электрификацией всей страны. Более того, это технофил, желающий воспитать нового человека через электрификацию всей страны.

Но свет лампочки Ильича не способен развеять мрак душ, лишенных идеи Бога и индивидуального бессмертия…

11

Ленин — это юродивый среднего пола. Юродивость дает ему возможность глубинного сближения с народными массами России.

Но он хочет чувствовать себя святым. И официальная пропаганда делает его святым в земной жизни и в жизни после смерти. Однако магия диалектического материализма Ленина, заменившая православие, превращает эту святость в вещество. Святость Ленина тиражируется в бесчисленных бюстах, картинах, памятниках и, окончательно потерявшись в них, низвергается в материю…

12

Крах СССР — это крах государства усредненных полов. Это крах государства, порожденного одиночеством человека среднего пола, государства, унижающего женственность-любовь и мужественность-творчество. Это крах государственного атеизма, ибо атеизм — религия среднеполых — оказался неспособным дать смысл и цель.

13

Российская империя есть водоворот народов, затягивающий в бездну СССР.

Средний пол Ленина — символическое выражение этого и наказание за это…

14

Российская империя была наказана средним полом Ленина, бегущим от одиночества в коммунизм, как страна, совместившая несовместимое. Она есть единственная страна, физически и государственно соединившая в себе Европу и Азию. Но все бесчисленные народы, включенные Россией в себя на месте этого удивительного соединения, страдают от него.

Российская империя не смогла найти духовный синтез Европы и Азии — синтез религии, философии и искусства. Она осуществила имперский синтез — властное соединение национальных культур. Но от этого не в меньшей степени пострадала сама российская культура — она была распята в социалистическом бытии империи. Великая русская философия конца XIX — начала XX века — преддверие синтеза Запада и Востока — обретает себя вопреки империи и имперскому — вопреки властному началу, лишенному любви.

15

Безмерное одиночество российской интеллигенции и ее народа в империи, породившее волю к коммунизму, может быть преодолено только через очищение от империи.

Глава 11

Одиночество великого культуриста: Арнольд Шварценеггер

1

После падения мифов подражателей мифу Ленина — мифов Сталина и Гитлера — в политике западного мира угасает непосредственная и явная воля к власти. Эта воля, завершающаяся волей к обожествлению, заменяется волей к политическому успеху. Сталин и Гитлер — последние политики XX века, которые были обожествлены и стали абсолютными кумирами своих империй. Мы говорим это о западном мире, пока еще определяющем императивы политики и массовой культуры планеты, а потому оставляем в стороне Восток с феноменами Мао, Хомейни, Хусейна и т. п., мифы которых развиваются в пределах одной нации и лишь частично выходят на планетарный уровень.

Итак, западному миру, прежде всего его молодежи, нужны совсем новые кумиры. Это кумиры, воля к власти которых выходит за пределы политики. Политика становится слишком будничной, теряет зрелищность и экзистенциальный надлом. В ней больше нет героев. Все те, кто жаждет успеха и победы, рождающих преклонение и славу, должны направить свою волю к власти в совершенно другие сферы. Они должны изменить свой расовый облик. Именно в этом — истинная причина появления и бурного расцвета культуризма в XX веке.

2

Культуризм реализуется как воля к власти в эпоху окончательной победы демократии над аристократией и цивилизации над культурой. Он есть воля к власти в эпоху восстания масс.

Культурист желает превратить свое тело в орудие власти и властвования. Это эстетическое властвование над мужчинами и женщинами, в котором красота парадоксально сочетается с ужасом. Находятся идеальные пропорции тела, которые наиболее мощно выражают тип властелина. И, главное, создается система телесного строительства, ведущая к идеалу. В результате каждая часть тела культуриста становится увеличенной и оформленной властью над собой, а все тело в целом устремлено к властвованию над миром.

3

Любой культурист бессознательно отождествляет себя с аристократом прошлых веков, которого происхождение и шпага поднимают над толпой. Только шпагу