способен наполнить свое бытие андрогинностью и сделать женщину участницей своих побед. Любовь к женщине не выносится за скобки его бытия, а пребывает в нем. Именно андрогинность позволяет Гению глубоко пережить экзистенцию Святого и Героя. Безусловно, это только переживание, а не бытие. Гений не есть одновременно Святой и Герой, однако именно такое переживание позволяет Святому и Герою уживаться в человеческой культуре.
6
Гениальное Я трагически отдалено от бытия рода, оно общается с родом только посредством своих мифов. Святой и Герой намного мощнее укреплены в родовой стихии, их одиночество бледнеет в лучах родового почитания. Гений часто вызывает настороженность рода. Святой и Герой принимаются современниками, Гений может быть до конца воспринят только потомками.
Однако именно мифы Гения вдохновляют Святого на подвиг святости, а Героя поднимают на борьбу против целого мира.
7
Миф — как произведение о высшем мире, где разрешаются мучающие нас трагические противоречия, — отдаляет Гения от бытия остальных людей и удивительно приближает к нему. Миф задает новые горизонты бытия и творит новые ценности. Он отдаляет Гения от бытия Святых и Героев и сливает их бытие воедино. Именно миф соединяет Гения и Музу в андрогинную целостность, которая есть упрек и вызов иллюзорному единению человеческого мира.
Глава 2
1
Гений есть человек, сделавший свое саморазвитие развитием человечества. Это поднимает Гения над его нацией и над человечеством, порождая отчужденное слияние с ними. Но, как мы увидели выше, Гений поднимается не один, а вместе со своей Музой. Больше того, Муза — это крылья Гения. Муза может быть воображаемой или реальной, но она всегда есть воплощение Вечной Женственности и потому — необходимое условие гениального творчества.
Душевное начало Гения сливается с душевностью Музы, и это укрепляет дух Гения, наполняет его энергией и мощью.
2
Каждый момент жизни Гения и Музы — это преддверие к новой полноте жизни. Это преддверие к новой полноте мифа. Миф — общий замок Гения и Музы. Населяя его, они зовут туда свою нацию и все человечество.
Гений лепит свою Музу как скульптор, раскрывая перед ней волшебные картины мифологии. Прежде чем увлечь человечество Гений должен увлечь Музу. Муза же впоследствии сама будет лепить образ Гения, внося в их общий миф свои черты. Только это может быть названо сотворчеством Гения и Музы.
Но миф как общее детище Гения и Музы стремится стать мифологией — целым миром, где отдельные произведения не сталкиваются в хаотическом безумии, а соединяются в космос. Мифология — высший итог деятельности Гения и Музы, и, войдя в мир, она может превратиться и в религию, и в идеологию… Мифология — вечный мост, соединяющий Гения и Музу с настоящим, прошлым и будущим человечества.
3
Лишенный Музы, Гений лишается желания полета. Он тяжелеет, его тянет вниз, в зовущие глубины инферно. Его наполняет ужас, и в глазах его играют багровые отсветы.
Так рождается черный гений, мучимый гениальностью. Его мифология становится танцем над бездной, безумным танцем древнего божества, обращенного в демона и желающего быть Сверхчеловеком. Голоса инферно одолевают его и в конце концов дарят одиночество безумия. Такова гениальность Ницше, чистый свет которой заполнили багровые сумерки…
4
Гений и Муза являют собой одиночество двоих, пока еще не разгаданных и не понятых человечеством. Но даже такое одиночество двоих есть все же меньшее одиночество, чем одиночество Святого и Героя в восторженной толпе, которая при смене декораций может распять и Святого, и Героя…
Конечно, Гений и Муза хотят пробиться к сегодняшнему человечеству и воссоединиться с ним. Однако это желание имеет свои пределы. Переходя их, оно искажает величие творчества. Это случилось с Галой и Сальвадором Дали.
Они выбрали славу и восторг — эти изменчивые дары современников, отодвигаясь от Вечности. Но выбор современности в ущерб Вечности всегда приводит к отчуждению Гения и Музы. Это выразилось в том, что ни на одном из портретов Галы, сделанных Дали, нет Галы. Холодное и одинаковое лицо смотрит на нас со множества полотен; окруженное бездной фантазмов, оно не становится от этого живее. Улыбка не трогает застывшие губы и глаза…
И лишь в работах, где отсутствует лицо Галы, мы можем иногда ощутить присутствие истинной Галы — гениальной Музы одного из самых странных и трагических художников XX века…
5
Единство Гения и Музы может проникнуть в обыденность и оплодотворить ее. Речь идет о мужчине и женщине, которые превратили семейную жизнь в вечно обновляющийся миф и нашли в нем неповторимые цельность и счастье. Этот миф значим лишь для них, но он — преддверие восприятия гениальности и самой гениальности…
Глава 3
Свобода-одиночество и свобода-любовь
1
Жизнь Гения постоянно наполняет его одиночеством и постоянно освобождает от одиночества. Одиночество Гения по отношению к человечеству самое полное и, одновременно, самое иллюзорное. Никто так не един с идеей человечества и самим человечеством, как Гений.
И все же это единство достигается только путем трагического разрыва с человечеством. Но порой Гений отрывается не только от человечества, но и от своей Музы.
Их отдаление — это отдаление Духа и Души, которая не поспевает за Духом. Поэтому Гений постоянно нуждается во временном, но полном одиночестве для реализации своей свободы. Такое одиночество есть покрывало на таинственных способностях Гения. Глубина этого одиночества или, точнее, высота отличает Гения от таланта.
Бесконечный холод и огонь Вселенной входят в Гения. Он стоит вне человечества — по ту сторону добра и зла, созерцая космические Добро и Зло. Восторг и ужас наполняют его. Такое одиночество порождает свободу, которую можно так и назвать: свобода-одиночество. В ней — необходимое условие реализации личности Гения; она вызывает к жизни осознание разрыва гениального Я и эмпирического человечества и ликвидирует этот разрыв в строящейся мифологии Гения. И эта одинокая мифология трагически переплавляется впоследствии в анонимные бессознательные конструкции морали и эстетики грядущего человечества…
Но мифология несет в себе персонально окрашенную Вечность, и постичь ее как Вечность могут немногие, и прежде всего — Муза Гения.
И для этого необходима совсем иная свобода.
2
Женщина не может быть так гениальна, как гениален мужчина, хотя бы потому, что она не может вынести одиночество Гения. Вершина свободы-одиночества страшит ее.
Гениальность женщины — это гениальность Музы. Такая гениальность реализует себя в свободе-любви. В этом смысле женщина выше мужчины ровно настолько, насколько любовь выше самого возвышенного одиночества. Женщина-Муза окружает свободу-одиночество Гения своим пониманием; она выступает необходимым опосредованным между Гением и миром, лестницей, ведущей в Небо Гения.
3
Но сказанное не означает, что Гений и Муза расходятся по обе стороны черты, разделяющей свободу-одиночество и свободу-любовь. Такое расхождение есть завершение гениальности. Гений обогащает Музу свободой-одиночеством как свободой-творчеством. Муза же превращает это одиночество в любовь. Отдаление Гения и Музы, связанное с надчеловеческим прорывом Гения, приводит их к еще более тесному единению. Гений может созерцать новую Мифовселенную без Музы, творит же ее — всегда с Музой, ибо творение всегда есть любовь.
Свобода-одиночество есть ничто без свободы-любви. Замкнувшись в себе, она превращается в свободу одинокого Гения, которого ждет лишь бездна безумия — творчество без любви всегда завершается безумием. Свобода-любовь без свободы-одиночества-творчества утрачивает свободу и вырождается в одиночество-зависимость двоих, живущих в иллюзорном дворце, скрывающем привычку и скуку.
До тех пор, пока человек остается человеком, свобода-одиночество и свобода-любовь, вспыхивая и сменяя друг друга, будут создавать андрогинное единство Гения и Музы. Именно такое единство позволяет им не превратить любовь в обыденность брака, усыпляющую все мифы и романы литературы и жизни. Это единство дает им возможность вместе войти под закатное небо старости-молодости…
Свобода-одиночество вечно взаимодействует со свободой-любовью, но завершением может быть только любовь. Одиночество — условие обретения любви, и смысл одиночества — только в любви, ибо только любовь превращает одиночество в свободу и творчество. Одиночество — величественное условие развития персоны и развития вообще — всегда есть средство, любовь — исход и цель.
Свобода-одиночество должна обогатить свободу-любовь. Это удивительно выражено в христианском учении о грехопадении человека и его апокалиптической метаморфозе. Человечество отпадает от Бога, свобода-любовь заменяется свободой-одиночеством, но именно нарастание свободы-одиночества приведет к новой свободе-любви, соединяя человека и Бога…
4
В каждом акте вдохновления Гений отрывается от Музы, чтобы затем вернуться и подняться с ней в небо — к апокалиптическим знакам, начертанным на нем. Любовь Музы выражает Божественную Душевность, творчество Гения — искру Божественного Духа; объединяясь, они делают возможным Божественное Присутствие на земле.
В способности соединить свободу-одиночество и свободу-любовь, возможно, кроется высшее оправдание бытия греховного человечества, идущего вперед, распиная, оплакивая и любя своих Святых, Героев и Гениев.
