он, — то будет видно, что обе линии пересекаются в 1991 году, когда расходы на приобретение промышленного оборудования составили 107 млрд. долл., а на закупку информационной техники — 112 млрд. долл. Его можно считать первым годом информационного века. С этих пор компании расходуют больше денег на оборудование, необходимое для сбора, обработки, анализа и распространения информации, чем на машины, предназначенные для штамповки, резки, сборки, погрузки и иного рода действий с материальными предметами.
Интеллектуальная компания превратилась в качественно иную разновидность организации. Традиционная фирма представляет собой совокупность основных фондов, являющихся собственностью капиталистов, которые нанимают работников для приведения этих фондов в действие. Интеллектуальная компания — это во многих отношениях нечто совсем иное. Ее основные фонды не имеют материальной формы, и вообще не всегда ясно, кому они принадлежат и кто отвечает за их содержание.
В самом деле, интеллектуальная компания может вообще не располагать фондами в традиционном смысле. Материальные активы вытесняются интеллектуальными таким же образом, как текущие активы вытесняются информацией.
Некоторые из фирм, добившихся огромного успеха, практически не располагают никакими материальными активами. Можно было бы утверждать, например, что компании «Виза Интернэшнл» не существует, хотя она и осуществляет финансовые сделки на сумму в треть триллиона долларов в год. «Виза» является членской организацией, союзом банков и других финансовых учреждений. Каждая компания-член владеет только той частью предприятия, то есть портфелем держателей кредитных карточек, которую создала сама.
Для интеллектуальных компаний характерно стремление освобождать свои балансы от основных фондов. Штаб-квартира размещается в арендованном помещении; банки обращают ипотечные закладные в ценные бумаги; вместо того чтобы содержать собственные грузовые парки, производственные компании пользуются 271 для перевозки продукции нанятым автотранспортом; вертикальная интеграция уступает место виртуальной организации. Интеллектуальной компании не нужны активы. Поистине, чем меньше активов, тем лучше; пока у нее есть интеллектуальный капитал, она может получать доходы, не обременяя себя ни управлением активами, ни необходимостью оплачивать их содержание. Треть своих прибылей крупные банки получают от беспроцентных операций, таких, как обработка данных, продажа ценных бумаг, обеспеченных закладной, и от комиссионных за оказание услуги.
«Поскольку знания и информационные активы сегодня обрели реальность существования, доступной и важной задачей любой организации становится управление интеллектуальным капиталом. Большинство организаций едва приступило к ее решению. Они заменили товарно-материальные запасы информацией, а основные фонды — знаниями. Но это только ожидаемые, планируемые выгоды от нововведений, направленные на сокращение издержек, первые веяния информационного века», — пишет Т. Стюарт.
По расчетам Стивена Барли, в 2001 г. доля американцев, чей труд связан главным образом с материальными предметами (сельскохозяйственные рабочие, механики, чернорабочие, ремесленники) и оказанием непрофессиональных услуг (работники гостиниц и ресторанов, рабочие, занятые в сфере распределения, розничные торговцы, домашняя прислуга, парикмахеры, косметологи, работники оздоровительных учреждений и т.п.), сократится более чем в два раза, с 83% в 1990 году до примерно 41%. Доля же тех, кто работает прежде всего с информацией (в торговле, на управленческих и административных должностях, в свободных профессиях, в промышленности, в учреждениях), увеличится с 17% до 59%.
Знания отличаются от денежных, природных, трудовых и технических ресурсов. Знания не убывают по мере их использования. Они неотчуждаемы. На стоимость создания знаний не влияет, сколько человек будут пользоваться ими впоследствии. Знания и их оболочка — не одно и то же. Кроме того, средства их воспроизведения — магнитофоны, ксероксы, телевизоры, компьютеры — часто находятся под контролем потребителей, а не производителей. Производственные же возможности, по существу, ничем не сдерживаются. Знания существуют вне зависимости от пространства. Подобно квантовым частицам, они могут находиться в нескольких местах одновременно. 272 Но если знания в целом не ограничены пространством, некоторые их формы чрезвычайно чувствительны к фактору времени — даже в большей степени, чем материальные активы.
Второе различие между знаниями и прочими ресурсами заключается в изобилии знаний.
Несмотря на отсутствие надежного способа измерения запасов знаний, накопленных в мире, самые разные показатели указывают на то, что их объем продолжает увеличиваться.
Парадоксальным образом знания обретают качество долговечности именно в силу своей нематериальности и неустойчивости. Постоянство знаний является проявлением их способности проникать через границы, недоступные для материального. Как писал Виктор Гюго в романе «Собор Парижской Богоматери», пока Гутенберг не изобрел наборный шрифт, человечество пыталось сохранить знания, высекая их в камне. Архитектурные памятники, — например, соборы, были «великой книгой» человечества, в чьих порталах и скульптурах с помощью резца и краски было запечатлено интеллектуальное и духовное наследие рода человеческого — наследие твердое, как камень, и на вид несокрушимое. И тем не менее сила знаний возрастает, когда они освобождаются от этой материальной оболочки. Гюго писал: «В виде печатного слова мысль стала долговечной, как никогда: она крылата, неуловима, неистребима. Она сливается с воздухом. Во время зодчества мысль превращалась в каменную громаду и властно завладевала определенным веком и определенным пространством. Ныне же она превращается в стаю птиц, разлетающихся на все четыре стороны, и занимает все точки во времени и в пространстве… Разрушить можно любую массу, но как искоренить то, что вездесуще?» [1].
1 Виктор Гюго. Собор Парижской богоматери // Собрание сочинений в 15 томах. — М., 1953.-Т. 2.-С 187-188. Цифровая революция, освободившая знания от остатков материальной оболочки, превратила их в информацию и сделала еще более доступными и несокрушимыми. 273 Джеффри Сакс в «Project Syndicate» в июне 2000 г., подводя итоги 8-летнего пребывания Билла Клинтона на президентском посту, подчеркнул, что главное достижение его администрации состоит в том, что она сформировала своеобразную «индустриальную политику» новой экономики, основанной на знаниях. Раньше большинства политиков и экономистов Клинтон осознал, что сила американской экономики порождается сочетанием науки, технологических инноваций и высококачественного образования. Его правительство стимулировало генерацию и распространение знаний во всех сопутствующих сферах.
Во-первых, в Америке была усилена правительственная поддержка науки, а расходы на ее финансирование возросли примерно до 85 млрд. долл. в год. Поддерживаемые правительством научно-исследовательские программы в областях информационных технологий и биотехнологий помогли США завоевать в них всемирное лидерство.
Во-вторых, поощрялось развитие и распространение «Интернета» как непременной основы экономического роста. Клинтон добился значительных налоговых послаблений для занимающихся электронной коммерцией компаний. Его администрация приняла нормативные акты, направленные на быстрое принятие и распространение «Инернета». Она боролась за претворение в жизнь программ по подсоединению к «Интернету» общеобразовательных школ и библиотек, отстаивала либерализацию выдачи иностранным специалистам в области интернет-технологий разрешений на работу.
В-третьих, нельзя не отметить появление различных программ, направленных в США на поддержку высшего образования. В настоящее время доля американских студентов, продолжающих образование после окончания средней школы, составляет 67%, что на 10% превышает соответствующий показатель десятилетней давности.
Это, конечно, представления с позиций интересов Соединенных Штатов. Здесь ничего не сказано, за счет каких средств и как это сделано. Тем не менее налицо последовательная работа по созданию информационного общества. Так бы и нам не мешало мыслить и действовать, а не выдумывать всяческие оправдания своему национальному унижению. 274 7. Современная Россия в контексте становления открытого общества
Преодоление представления о моносущности мира (материальной или идеальной) и появление в качестве «первой ласточки» новой сущности информации — позволяет говорить о становящемся обществе как информационном. Приведенные выше положения видных современных зарубежных ученых являются подтверждением этого.
Общий смысл совершающегося на наших глазах превращения — смена энергетической основы общества информационной. Не может в этих условиях не претерпеть коренного изменения и философская, и социальная традиция.
Ведь именно материальность (вещественность), рассматриваемая в качестве моносущности мира, создает возможность и предполагает присвоение материальных благ в качестве фундаментальной основы общества. Разница лишь в форме, в которой это осуществляется: индивидуальной или коллективной. Превращение информации в основной стратегический ресурс общества, в виду ее универсальности и общедоступности, исключает присвоение из числа фундаментальных понятий экономической теории.
Индивидуализм и коллективизм, а также соответствующие им либеральные ценности и приоритет общих интересов, олицетворяемых государством, оформленные идеологически, лежат в основе противостояния главных политических сил современного общества: правых и левых.
По сравнению с другими государствами это противостояние у нас окрашено российской ментальностью и связано с историческим опытом XX столетия, в течение которого страна явилась полигоном для проверки жизнеспособности сначала коллективистских, а затем либеральных идей. Чудовищные испытания, связанные с этими социальными экспериментами, выпавшие на долю россиян, лишь подчеркивают объективную обоснованность и значимость выводов, следующих из этого исторического опыта.
Тенденция к деидеологизации и социальному реализму просматривается с средины XX столетия, когда наиболее дальновидные ученые и философы стали употреблять понятия «открытого общества» (К. Поппер), «расширенного порядка человеческого сотрудничества» (Ф. Хайек), «смешанного общества» (С. Фишер) общества политической и экономической свободы (М. Фридмен) и др. 275 Как следует из нашего обзора, в конце прошлого века уже практически общепринятым является определение постиндустрального общества, как посткапиталистического и даже постэкономического, а Д. Гэлбрейт четко формулирует позиции экономического и социального реализма.
В этих условиях без четкого представления об историческом опыте России последнего столетия и особенно его двух последних десятилетий невозможно объективное осмысление мирового исторического процесса. 7.1. Индивидуальное и коллективное начала человеческой общности и их теоретическая идеализация
Теоретические концепции, исходящие из чистых форм индивидуализма и коллективизма, в том числе капитализм и социализм, показали свою ограниченность и нежизнеспособность. Практика пошла по пути трансформации как капитализма, так и социализма. И если трансформация первого, хоть она и теоретически отрицалась, несмотря на это, идет до сих пор относительно успешно, то трансформация социализма представлялась как нечто противоестественное не только теоретически, но и практически, в результате чего он и рухнул как социальная система.
В основе общественных отношений лежит индивидуальное человеческое начало, которое, усложняясь и приобретая превращенные формы, выступает как совокупность реальных общественных отношений.
Коллективное начало не может быть противопоставлено индивидуальному как исходное, взятое вне связи с ним, поскольку без индивидуального оно просто не существует.
Человеческий индивид — не просто вид животной особи, а разумное существо, с развитием познавательной способности которого связано общественное развитие, да и само человеческое в человеке.
Поэтому никакой спецификой России и российского менталитета нельзя объяснить отсутствие индивидуального начала в основании общественных форм, как исходного и определяющего. Это привело в СССР к абсолютизации коллективистских форм, что подорвало мотивационную основу производства. Другой крайностью является культ индивидуализма и связанного с ним экономического либерализма. Российские реформы 90-х гг. показали бесперспективность и этого подхода. 276 Модель общественных преобразований должна не противопоставлять, а объединять индивидуальное и коллективное начала общественных форм. Общественный строй в результате этого был бы неким новым качеством, а экономический процесс осуществлялся бы в сочетании рыночного и государственного регулирования.
Единство индивидуального и коллективного в экономической политике предполагает социальный реализм и государственный патернализм. Это освободит экономическую политику от идеологической зацикленности и даст возможность осуществлять общественные преобразования в интересах народа. 7.2.
