и сейчас джайнские монахи продолжают ходить босиком по дорогам из гудрона и шлака. Теперь это очень опасно, вредно, вредно для нервной системы. Ходить по бетонной или гудроновой дороге без всякой обуви очень вредно для всей нервной системы, и в особенности для мозговых клеток; это их раздражает. Ходить по влажной земле — очень полезно для нервной системы; это успокаивает.
Махавира ходил босиком; это было абсолютно правильно. Заратустра ходил босиком — все правильно. Пифагор ходил босиком — все правильно. Но джайнские монахи до сих пор ходят босиком — в Бомбее, в Дели. Это прокатилось в глупость.
Всегда помните, что каждый должен жить согласно своему свету. Мастеру нельзя подражать буквально; он должен быть понят.
Должно быть, вы подчинялись мертвым правилам и догмам. А поскольку они никогда вам не подходили, в вашей жизни возникло большое противоречие. А создать противоречие — значит создать ад.
Дейв и Мейбл на своем тандеме забирались на крутую горку. Когда они взобрались на вершину, Дейв спрыгнул и повалился на траву:
— О Господи, это был трудный подъем!
Мейбл отозвался:
— Да, и если б я не давил на тормоза, мы бы скатились вниз.
Такова история жизни миллионов людей. Вы делаете гору ненужно крутой и трудной. А тормоз включен: вы создаете противоречие в своей жизненной энергии. Если вы начнете следовать кому-нибудь буквально, вы создадите противоречие. Вы можете быть только самим собой. Если вы хотите быть единым, гармоничным стремитесь понять, но никогда не подражайте; учитесь, но никогда не подражайте.
А люди так торопятся подражать. Почему люди предпочитают подражать? Потому, что так легче. Для того, чтобы подражать, не нужно разумности. Подражать может любой идиот. На самом деле, подражают одни идиоты. Разумный человек учится, понимает и следует за своим собственным светом, который исходит из его понимания.
Отбросьте вашу так называемую нравственную, честную и религиозную жизнь. Пожалуйста, отбросьте ее — еще не поздно. Начните с самого начала. И раз вы здесь, это может случиться. Я разрешаю вам абсолютную свободу быть самим собой. Я помогаю вам получить эту свободу. Я не помогаю вам выработать характер: я помогаю вам создать сознательность. А потом эта сознательность принесет свой особенный характер. Но этот характер — текучее явление; в нем нет жесткости.
Ошо, кок тебе удается говорить каждый день, год за годом, и так прекрасно? В чем твоя тайна?
Была темная-темная бурная ночь,
Когда поразвлечься команда не прочь.
Всех созвал капитан и сказал:
— Расскажи нам историю, боцман.
И боцман поэтому начал рассказ:
«Была темная-темная бурная ночь,
Когда поразвлечься команда не прочь.
Всех созвал капитан и сказал:
— Расскажи нам историю, боцман.
И боцман поэтому начал рассказ:
«Была темная-темная бурная ночь…»
Мне приходится вновь и вновь повторять одно и то же. Я не говорю каждый день новое. Истина очень проста, и о ней можно сказать в нескольких строках. Но если вы не слышите се, мне приходится повторять ее снова и снова…
Низима выразила это в замечательном стишке:
В Пуне будда один сумасшедший живет,
Как фанатик, он эго у вас отсечет.
Будет вас развлекать,
И поймает он всех, нужно лишь подождать.
Я продолжаю говорить с вами, потому что однажды я смогу добиться, чтобы вы услышали ту тишину, которая случилась со мной. И те, кто начал понимать меня они не больше не слушают мои слова: они прислушиваются к моему присутствию. Многие из вас уже вступили со мной в безмолвный контакт. Если вы слушаете мои слова — это также происходит оттого, что в этих словах содержится нечто безмолвное.
Вот почему, когда приходят новые люди, незнакомые со мной и моими методами, они не могут понять, что здесь происходит. Это — тайная школа, подобная пифагорейской школе в Греции. Здесь происходит нечто, но оно очень неуловимо. Это нельзя объяснить посторонним. Это любовные отношения.
Я продолжаю говорить вам… одно и то же. Вы продолжаете слушать меня… одно и то же. Я говорю от любви, вы слушаете меня из любви. Слова и слушание не важны — важно общение. Слова и слушание — лишь повод для того, чтобы случилось общение.
Вскоре придет день, когда я поймаю в свою ловушку достаточно людей, которые могут услышать мою тишину. Тогда я буду тихо сидеть с вами, каждый день, год за годом. Поэтому пусть те, кому нужны слова, удовлетворяют свое желание насколько возможно. Вскоре слова исчезнут… но тогда я буду только для тех, кто участвует. Тогда уже не будет возможности для того, чтобы в это вошли новые участники — потому что они могут войти только через ворота слов. Я буду говорить чуть дольше просто для того, чтобы могло прийти немного больше людей.
Когда я найду своих людей, всех своих людей, говорить больше будет не нужно. Я буду сидеть безмолвно, вы будете сидеть безмолвно. Мы будем вместе и мы позволим Богу случиться…
ГЛАВА ВОСЬМАЯ
На вас нет пятен
28 декабря 1978 года
Ошо, что вы думаете об изгнании из индийского парламента Индиры Ганди и о том, что правительство Морарджи Десаи заключило се в тюрьму, что повергло всю страну в такой хаос?
Камаль Бхарти,
Индира Ганди получила не наказание, а награду. Это судьба всех революционеров. Каждый в этом мире, кто хочет сделать что-нибудь такое, что противоречит статус-кво, будет вознаграждаться таким же образом снова и снова.
Стадо, толпа никогда не прощает человека, который пытается принести в существование что-то новое. Толпа всегда обращена в прошлое. Она живет тем, что уже мертво. Она не видит будущего. А провидцы, утописты и мечтатели обязательно наказываются или вознаграждаются таким путем.
Я называю это наградой. Это упрочило престиж Индиры Ганди и обнажило сущность Морарджи Десаи. Его лицемерие, его так называемая ненасильственность, его так называемое махатмоподобие раскрылись через этот поступок. Он подтвердил только одно: свой страх, свою паранойю.
Ограниченный ум всегда боится великого ума. Пигмеи всегда боятся гигантов, неинтеллигентный человек всегда боится интеллигентного. Но неинтеллигентных всегда большинство. У них есть сила, на которую не может рассчитывать интеллигент» их всегда поддерживает стадо. Вот что случилось.
За Морарджи Десаи большинство парламента. И вся его шайка очень боится Индиры, поскольку, если она останется в парламенте, то дни их власти ограничены, их можно сосчитать по пальцам. Под любым предлогом ее нужно вышвырнуть вон. И что бы они ни придумали, это не что иное, как предлог.
Это свидетельство ревности посредственности — посредственность всегда ревнива. Они завидуют всему, чего не могут добиться сами. У Морарджи Десаи нет личного изящества, нет изысканности. Он завидует Индире Ганди. Ему хотелось бы уничтожить ее. Это он и пытается сделать.
И массы никогда не любили того, кто по-настоящему изящен. Массам тоже нравится тот, кто похож на них. Тот, в ком есть некое аристократическое изящество, очень не нравится массам. В глубине изящный человек не принадлежит им.
И также это — уродливый акт политической вендетты. Это просто попытка наказать — наказать ее за то, что она пыталась сделать нечто чрезвычайно важное. Она пыталась привести эту страну в определенный порядок — в этом ее вина. Она пыталась привести эту страну к определенной дисциплине, пыталась уничтожить контрабандистов, хулиганов, эксплуататоров, а все они объединились за Морарджи Десаи. Все они напуганы. Если она вернется к власти, снова начнутся неприятности. Морарджи — их защита.
Реальная власть принадлежит не Морарджи Десаи: реальная власть в руках индийских фашистов. Морарджи Десаи сказал, когда он наказывал Индиру Ганди, когда он изгонял ее из парламента и сажал в тюрьму, он сказал: «Теперь люди узнают, теперь я доказал, что я не бессилен. Я кое-что могу».
Однако фактически он доказал как раз обратное: он доказал только свое бессилие. Он беспомощен перед фашистскими силами, которые действуют за его спиной. Он — на поверхности; реальная сила в руках индийских фашистов. Этот поступок доказал лишь то, что он полностью бессилен, что у власти не он, а те несколько человек, которые стоят за ним — им принадлежит реальная сила. Они хотят раздавить Индиру Ганди, уничтожить ее. Они хотят уничтожить все революционные и прогрессивные силы в этой стране.
И еще этот поступок антидемократичен. Это оскорбление для тех людей, которые выбрали Индиру Ганди в парламент. Это абсолютно антидемократично. Но когда люди приходят к власти, они склонны становиться антидемократичными. Люди пользуются демократией лишь как лестницей, ведущей к власти; а раз уж они оказались у власти, то кому нужна демократия?
Но я счастлив, что Морарджи Десаи сделал это. Я счастлив потому, что это начало конца его власти. Я счастлив потому, что это упрочило положение Индиры Ганди.
В истории есть тонкая логика, и эта тонкая логика заключается вот в чем: когда кого-то наказывают таким образом — безобразно, антидемократично — массы начинают испытывать к этому человеку определенное сочувствие. И вот что произошло:
