как стоики, учит о «симпатии», «творческих понятиях», мировых периодах, Эроте, но полемизирует со стоиками в своем неглубоком учении о свободе воли; учение об экстазе сближает его только с Филоном. Этические и религиозные взгляды Плотина Целлер разрабатывает весьма обстоятельно, но учение об Эроте и прекрасном особенно не выделяется в своем изложении.
Через два года выходит «Die Philosophie der Plotin» (1854) Кирхнера [см. комм. 101]. По мнению Кирхнера, в греческой философии следует различать два направления — ионийскую диалектику с ее учением о субстрате изменяющихся вещей и дорийскую мудрость, повествующую о вечном и божественном (формы, числа, понятия). Платон и Аристотель объединили эти понятия, но в эпикуреизме и стоицизме они опять обособились, и неоплатонизм их вновь синтезирует. Его заслуга — систематизация, а не оригинальность. Плотин соединил Платона (благо) и Аристотеля (ум), и основной вопрос его — как из единого возникает все существующее. Этот вопрос решается им при помощи иерархии, эманации и откровения. Его философия — теософия, и все его миросозерцание носит этически-религиозный характер. Однако Кирхнер излагает этику (и эстетику) Плотина в психологии, а религиозное учение разрабатывает повсюду. В результате философия Плотина Кирхнером излагается так: «Die Construction des Universums» [см. комм. 102] (единое, ум, душа, природа, материя) и «Der Mensch und seine Bestimung» [см. комм. 103] (доземное состояние и падение; земное состояние — психология и этика, существование после смерти).
В 1851 г. выходит новое издание — «Plotini opera» Кирхгоффа [см. комм. 104], который, как мы уже знаем, крайне критически относится к изданию Порфирия и ставит вопрос о хронологии трактатов. В 1857-1861 в Париже выходит трехтомное издание с комментариями, в которых Буйлье ставит Плотина в ряд с Платоном и Аристотелем, считая его верным преемником заветов платонизма, и дает богатый материал для историко-философских параллелей; при этом Буйлье особенно подчеркивает «восточные влияния».
Под сильным влиянием Кирхгоффа находятся «Neuplatonische Studien» [см. комм. 105] Рихтера (1864-1867). Рихтер подходит к оценке Плотина с конфессиональной точки зрения: «Seine Philosophie dem Evangelium gegenьber nur wie eine Ahnung und ein sehnsьchtiges Vorempfinden der Wahrheit zu betrachten ist» [см. комм. 106]. Тем не менее он высоко ценит философию Плотина именно как «Religionsphilosophie» [см. комм. 107]. Плотин — монотеист, а не пантеист и не последователь теории эманации. Центральное место в его философии — антитеза бога и материи; в этом ключ к его психологии и этике, да и все учение Плотина о природе — религиозно-философское. Философия Плотина — «der historische Abschluss der antiken Philosophie», при этом «der kritische Abschluss», и «Ansatz zu eine systematischen Verknьpfung des Plato und des durch stoischen Begriffe erweiterten und umgebildeten Aristoteles» [см. комм. 108]; сам Плотин — «Prophet der neuern Philosophie» [см. комм. 109], причем Рихтер восстает против обвинений Плотина в мистицизме и ориентализме. В изложении Плотина Рихтер, следуя Ибервегу [см. комм. 110] и др., исходит из III. 8, где феория [см. комм. 111] Аристотеля сочетается с идеей блага у Платона. В основу изложения кладется метафизика (план: о потенциальности и актуальности; учение о категориях; душа как посредник между двумя мирами), за которой следуют богословие [1) индуктивное развитие — духовный мир как мысль, красота и свобода; 2) дедуктивное развитие — единое, сущность, разум, мировая душа], физика (мировая душа, материя, телесный мир), психология и этика. Особенностью метода Рихтера (а также, пожалуй, и Кирхнера) является непосредственное реферирование содержания отдельных трактатов Плотина.
В 1868 г. выходит «Философия Плотина» Владиславлева. Владиславлев вооружается против метода Рихтера: «При разбросанности изложения, частых повторениях труд автора производит впечатление черновой работы, которая не прошла еще периода сличения и критики материалов». Работа самого Владиславлева производит, в смысле научной внешности, прекрасное эстетическое впечатление. Владиславлев утверждает, что философия Плотина создалась под влиянием прежде всего Нумения, а затем — Филона и новопифагорейцев. Однако Плотин везде дает новую переработку: он окончательно отделил идею бога от мира, создал ряд своеобразных психологических (имматериализм и интеллектуализм) и этических (очищения, экстаз, 4 рода добродетели) учений, отделил ум от Первого начала, внес философию в политеизм и создал эстетику как самостоятельную дисциплину. Владиславлев отрицает эманантизм и пантеизм Плотина; вообще, метафизические характеристики не подходят к его религиозно-нравственной системе. Самое оригинальное в Плотине — применение аналитического метода в метафизике и объединение мистицизма с реализмом.
В заключение отметим, что в 1860-х годах вспыхивает вновь интерес к эстетике Плотина, которой посвящаются работы Фолькманна («Die Hцhe der antiken Дstetik», 1860), Бреннинга («Die Lehre vom Schцnen bei Plotin», 1864), Витринги («De egregio, quod in rebus corporeis constituit Plotinus, pulchri principio», 1860), Груккера («De Plotinianis libris etc.» — разбор I. 6 и V. 8) и Мюллера («Zum Lehre vom Schцnen bei Plotin», 1866) [см. комм. 112].
6. Только что описанный период был периодом самостоятельных монографий о Плотине. Эти монографии дали цельное представление о Плотине и выявили его самостоятельную философскую ценность: лишь после Целлера, Кирхнера и Рихтера можно было говорить о философии Плотина в ее целом без грубых недоразумений. Плотин, сказали бы мы, получил признание, и прежний «платоник» и «мистик-богослов» предстал как автор оригинальной и ценной философии. Однако общие монографии о Плотине еще продолжали страдать крупными недостатками. Одним из таких недостатков являлось, по моему мнению, недостаточно тщательное отношение к тексту Плотина. Одни из авторов, например Целлер и Владиславлев, «растерзывали» Плотина, навязывая ему ход собственной мысли и затушевывая этот огромный историко-философский грех «сопоставлениями» и собственными связующими «переходами». Другие исследователи были более осторожны в обращении с контекстом Плотина. Так, мы видели, что Кирхнер и Рихтер реферируют трактаты Плотина. Однако эти рефераты нельзя назвать вполне удачными. Это — рефераты-пересказы: исследователь почти механически пересказывает текст Плотина, причем «туманное» обычно им опускается. Таким образом, как раз то, что должно привлечь особенную энергию исследователя, дипломатически обходилось. Перед следующим поколением встала задача, сохраняя метод реферирования, заменить реферат-пересказ рефератом-анализом. В этом отношении многое сделали Герман Фридрих Мюллер и де Клейст. В 1867 г. выходят «Ethices Plotinianae lineamenta» Мюллера, давшего за год до этого перевод V. 8; в 1875 г. он же дает комментированный перевод III. 8, а в 1882 г. издает «Plotin sich Forschung nach die Materie». Результатом занятий Мюллера являются его новое издание «Plotini Enneaden» (1878-1880) с его во многом новым переводом и «Dispositionen zu der drei ersten Enneaden des Plotinos». В то же время (1883) де Клейст издает «Plotinische Studien» [см. комм. 113], в которых дается прекрасный анализ 4-й Девятки. Наконец, уже в наши дни (с 1912 г.) Мюллер вновь печатает ряд анализов отдельных трактатов и проблем Плотина. Все эти крайне непритязательные по форме анализы крайне ценны и в большинстве случаев верны по существу, устраняя массу предрассудков.
Начиная со второй половины 1890-х годов интерес к Плотину повышается. Исследование общих проблем греческой философии, например о материи (Боймкер), о логосе (Аалль и Гейнце) или о душе (Роде), вводило Плотина в сонм общегреческой философии в деталях его учений. Однако появлявшиеся трактаты, например Пизиноса («Die Tugendlehre des Plotin», 1895), Рохолля («Plotin und das Christentum», 1898) и Шарренбройха («Plotini de pulchro doctrina») [см. комм. 114] малозначительны и по размерам, и по исполнению.
Эпоху в изучении Плотина произвел во многом конгениальный ему Гартман. Подвергнув разбору аксиологию Плотина в «Zur Geschichte und Begrьndung des Pessimismus», Гартман в «Geschichte der Metaphysik» (1899) дает совершенно новое понимание Плотина [см. комм. 115]. По его мнению, Плотин объединяет религиозно-нравственный и метафизический интересы, преодолевая интеллектуализм Аристотеля и заменяя логической спекуляцией «sinnige Keime, intuitive Aperсus, ahnungsvolle Anlдufe, kьhne, phantasievolle Trдume vor aller Kritik und ohne alle kritische Bewдhrung» Платона [см. комм. 116]. Религиозный интерес отличает Плотина от стоико-эпикурейской морали, а соединение религии с теоретической метафизикой — от неопифагорейцев, евреев и гностиков. Разделяя телеолого-панлогический монизм стоиков, Плотин вместе с иудейством следует идеалистическому спиритуализму, а своим учением о веществе как несуществующем он (правда, не совсем) преодолевает платоновско-аристотелевский дуализм. В метафизике Плотин решает поставленную скептиками проблему об апориях субстанциального плюрализма. Гартман основывает изложение метафизики Плотина на учении его о категориях чувственного и умственного мира и о едином, причем подчеркивает волюнтаризм Плотина и отрицает близость его к христианскому теизму. В изображении Гартмана Плотин является мыслителем, полным огромного значения для последующей европейской философии.
Памяти Гартмана посвящена работа Древса («Plotin und die Untergang der antiken Weltanschaung», 1907) [см. комм. 117]. По мнению Древса, «если Платон — величайший диалектик и художник, а Аристотель — величайший ученый, то Плотин — величайший метафизик среди философов древности, может быть самый великий, о котором вообще может сообщить история философии». Будучи родственным неопифагорейцам, Плутарху, Нумению и прежде всего Филону, Плотин отличается от них, как философски слабых религиозно-практических мыслителей, тем, что он «ищет логического обоснования и оправдания… и ясно ставит себе целью теоретически преодолеть скептический образ мыслей своего времени». Основная проблема Плотина — «как мыслить бытие, чтобы познать его вопреки всем возражениям скептицизма?», а ответ на эту проблему — его учение о духе и природе как ступенях единого развития, результате интуиции единого, из какового учения следовало существенное тождество бытия и мышления. Философия Плотина слагается из двух моментов — индуктивного восхождения и дедуктивного нисхождения. Исходя из проблемы сущности (ousia), Плотин отвергает стоико-эпикурейский материализм и натуралистический плюрализм Аристотеля, тем самым восходя к интеллигибельной действительности. Здесь центральная мысль Плотина: «Das wahrhaft Wirkliche ist das wahrhaft Wirksame», «мышления бытия (genetivus objectivus) есть мышление бытия (genetivus subjectivus)» [см. комм. 118], иными словами, действительность есть самоинтуиция интеллекта. В этом зерно «сogito ergo sum» Декарта [см. комм. 119], монады Лейбница, трансцендентального единства апперцепции Канта, абсолютного «я» Фихте, тождества идеального и реального Шеллинга, самодвижения и самоосуществления Гегеля. По Древсу, Плотин — «конкретный монист» и «отец философии Бессознательного». Подобно Гартману, Древс подчеркивает волюнтаризм Плотина и отделяет его учение от христианского учения о Троице. Из остальных пунктов философии Плотина Древс особенно останавливается на учении о категориях, мировой душе, психологических процессах, этике (учение о высшем благе и средствах достижения его, причем интеллектуальная интуиция отличается от экстаза) и эстетике (Плотин — «величайший эстетик древности»).
Романтики шеллинго-гартмановского направления вообще усиленно работают над Плотином. В 1905 г. Кифер издает перевод «Enneaden in Auswahl» с примечаниями в духе Гартмана, а Леоп. Циглер пишет «Der abendlдndlische Rationalismus und der Eros»; в 1909 г. Гассе выпускает исследование «Von Plotin zu Gцthe». Из других работ, которые менее значительны, можно указать работы Голльвитцера («Plotins Lehre von der Willensfreiheit», 1900-1902), Хорста («Vorstudien… von
