выраженного в законах, других юридических источниках. А коль скоро в современном гражданском обществе правовой порядок, или, иначе говоря, правовое устройство, призванные выражать законность, основываются на гуманистическом праве и, стало быть, прежде всего на естественных неотъемлемых правах человека, то и сам строй юридических отношений должен приобретать своего рода естественно-природный характер. То есть становиться столь же необходимым и жестким, как и сама природа.

Поразительно в этом отношении совпадают взгляды юриста и философа.

Знаменитый российский правовед Н.М. Коркунов пола­гал, что прочный общественный строй предполагает уста­новление такого правового порядка, который «будет подчинять себе стремление отдельных личностей с такой же безуслов­ностью и беспощадностью, как законы природы»[130].

С еще большей, притом глубоко философской, основа­тельностью развернул свои суждения по рассматриваемо­му вопросу Шеллинг, когда он как раз и выдвинул уже упомянутую ранее идею о правовом устройстве как о «вто­рой природе» (не упустим из виду и то, что все эти сужде­ния философ связывает со свободой человека).

Шеллинг прежде всего делает акцент на том, что «сво­бода должна быть гарантирована порядком, столь же яв­ным и неизменным, как законы природы»[131]. В этом же ключе строится мысль автора, когда он пишет: «…то, что служит защите и обеспечению права, не должно зависеть от случая»[132]. И вот, по Шеллингу, порядок, гарантирующий свободу, должен быть как бы второй природой — притом высшей природой, в которой господствует правовой закон. Шеллинг пишет: «Над первой природой должна быть как бы воздвигнута вторая, и высшая, в которой господствует закон при­роды, но совсем иной, чем в зримой природе, а именно закон, необходимый для свободы»[133], — причем — такая природа, такая «железная необходимость», которая «стоит над» че­ловеком и «сама направляет игру его свободы»[134].

Учитывая вышесказанное, надо отдавать себе отчет в том, что общие рассуждения о праве в самом высоком (гуманистическом) его значении мало чего стоят, если идея права не соединена, не спаяна накрепко с идеей законно­сти — такого правового устройства, которое функциониру­ет столь же твердо, непоколебимо, явно и неизменно, как закон природы. То есть — как правозаконность!

Обратимся теперь к основным положениям, которые образуют философию гуманистического права — звеньям и признакам идеи правозаконности.

«Личностное» право.

Иначе — Право Человека, в отношении которого можно уже сейчас фиксировать важные юридические признаки (не везде, понятно, полностью раз­вернувшиеся), характерные для правозаконности, для со­временного гуманистического права в только что отмеченном качестве, то есть как «личностного» права.

Среди этих признаков заслуживает особого внимания тот, который уже был выделен выше, — приобретение об­щепризнанными неотъемлемыми правами человека непосред­ственного юридического значения — ив виде юридической реальности, и в виде соответствующих идей — как централь­ного звена всей национальной юридической системы.

В этой Связи следует признать, что в случаях, когда граждане руководствуются требованиями прав человека, но по данным вопросам в национальной юридической системе имеются иные законодательные установления, поведение граждан, опирающееся на общепризнанные права челове­ка, не может служить основанием для возложения на лицо юридической ответственности.

Ситуации подобного рода в российском обществе воз­никли в 1995—1997 годах по делу Мирзоянова и по делу Никитина, обвиненных в разглашении государственной тай­ны. В том и в другом случаях привлеченные к уголовной ответственности лица были освобождены от уголовной от­ветственности. И все же нетвердая линия по этим делам правоохранительных органов и колебания в общественном мнении — свидетельство того, с каким трудом начала гума­нистического права находят признание в жизни российско­го общества.

Отличие современного гуманистического права не толь­ко в том, что неотъемлемые права человека обладают пря­мым юридическим действием и образуют основу всей национальной юридической системы, но также и в том, что они призваны определять содержание, смысл и направле­ния деятельности законодательных, исполнительных, правоохранительных органов по всем вопросам, на кото­рые так или иначе распространяются права человека.

Более того, поскольку неотъемлемые права человека имеют первостепенное, основополагающее значение, сооб­разно их статусу должна строиться сама государственная власть. Во всяком случае, власть должна быть умеренной, не содержать в себе таких потенций, которые позволили бы ей быть «Большой» — доминировать над правом или тем более попирать его.

И еще один момент. В тех подразделениях юридиче­ской системы, в которых решающую роль играют властные начала, принципы субординации (уголовное право, админи­стративное право, налоговая и таможенная службы и др.), основные права человека тем не менее призваны создавать общий фон юридического регулирования, служить крите­рием при определении границ прав и обязанностей, факто­ром первостепенного значения при оценке доказательств, определении конкретной меры наказания, при учете обстоятельств, смягчающих или отягчающих юридическую ответ­ственность, решении других юридически важных проблем.

Работающие принципы.

Идея личностного права, вы­раженная в обретении правами человека непосредственно­го юридического действия, вызвала к жизни еще одну сторону гуманистической концепции, в соответствии с ко­торой закрепленные в юридических документах высокого ранга, прежде всего в Конституции, в кодифицированных актах фундаментальных отраслей демократические правовые принципы — такие, как презумпция невиновности, принцип состязательности в процессе, принцип диспозитивности гражданском праве и др., — также могут приобретать «работающее» юридическое значение, позволяющее органам правосудия принимать правовые решения, несмотря на пробелы и недостатки в законодательстве.

Насколько существенное значение имеет такое виде­ние правовых явлений, позволяет судить хотя бы тот факт, что до последнего времени правовая наука относила прин­ципы права к интеллектуальным явлениям, обобщениям, не имеющим прямой юридической значимости. И по всем данным, трансформация взглядов по этому вопросу во многом условливается как раз необходимостью последовательной защиты неотъемлемых прав человека.

Причем практика стран с развитой персоналистической юридической культурой свидетельствует о том, что в ряде случаев юридическое признание получают не только принципы, закрепленные в юридических документах высокого ранга. Как показала И.А. Ледях, Конституционный совет Франции «существенно расширил конституционное пространство защиты прав и свобод человека»; в него, в это пространство, «включаются и так называемые фундамен­тальные принципы права», и эти принципы «приравнива­ются по значимости к самой Конституции и толкуются наряду с ее текстом; обычно они выводятся либо из отдель­ных конституционных положений, либо из совокупности органических законов, либо из свода действующего законо­дательства, включая и кодексы»[135].

Частное право. Регламентированная и нерегламентированная свобода.

Существенный элемент гуманистической концепции права — это развитое частное право, обретаю­щее такое положение в юридической системе, при котором оно становится необходимой, наиважнейшей и неприкосно­венной частью демократического права, а его начала (неприкосновенность собственности, равенство субъектов, невмешательство государства в частные дела и др.) — не­посредственной правовой основой для судебных и иных юридически значимых решений и действий.

Впрочем, вопрос этот «вытягивает» за собой проблему более общего характера, в контексте которой предложенная постановка вопроса о частном праве может получить более основательную научную проработку.

Суть этой проблемы вот в чем. Осуществление высше­го предназначения права — обеспечить и упорядочить сво­боду личности, суверенного человека, — предполагает, помимо иных моментов, известную регламентацию дейст­вий, осуществляемых людьми по собственной воле. Такая регламентация при господстве диктаторских, авторитарных режимов может быть направлена не на обеспечение свобо­ды, а на ее подавление и в этой связи достигать весьма высокой степени «заурегулированности». Тогда людям пре­доставляется лишь строго «дозированная» свобода, да при­том в виде «права по разрешению» — тому разрешению, которое дают (или не дают) государственные инстанции, чиновники.

Важнейшая отличительная особенность философии правозаконности состоит в том, что отдельный, автономный человек выступает по своему естественному, прирожденному статусу как свободная личность, и поэтому существует общая дозволенность каждому поступать по своей воле, своему усмотрению — везде, в любом случае, без какого-либо разрешения, лишь бы данное действие не было прямо запрещено законом.

Понятно, при этом есть ряд сфер в жизни общества (в области охраны здоровья, дорожного движения, использо­вания вредных для человека веществ, безопасности людей и др.), где разрешительные начала сохраняют существен­ное значение и для отдельного человека. Но это все же из­бранные сферы, в которых не менее важная роль принад­лежит общественным интересам, и которые не меняют сути обще дозволительного принципа, имеющего приоритетное значение для личности, отдельного человека.

Знаменательно, что этот общедозволительный принцип в отношении граждан был торжественно и строго провоз­глашен в первом же документе французской революции — в Декларации прав человека и гражданина. В ст. 5 Декла­рации записано: «Закон может воспрещать лишь деяния, вредные для общества. Все же, что не воспрещено законом, то дозволено…».

Общедозволительное начало в поведении граждан, их объединений — принцип не менее важный для понимания правозаконности, самой сути гуманистической концепции права, чем непосредственное и приоритетное юридическое действие прав человека, юридическое значение демократических правовых принципов. Это общедозволительное нача­ло — не некая абстрактная формула из числа юридических премудростей, а своего рода «закон законов», в соответствии которым в отношении граждан, их объединений должно признаваться юридически значимым состояние свободы и, |следовательно, в отношении всех граждан изначальное действие презумпции правомерности поведения. А это значит, о любой поступок, какой угодно акт поведения кого угодно граждан, их объединений считается правомерным, пока установлено в надлежащих процедурах несоответствие данного поведения закону, то есть пока не установлено применительно к данному лицу событие правонарушения.

В какой-то мере такого рода требование перекрывается широко известной презумпцией невиновности. Но — лишь в какой-то мере. Презумпция невиновности охватывает область деятельности правоохранительных учреждений, судебно-процесеуальные отношения, связанные с предъявленным обвинением. Требование же признания изначальной правомерности поведения всех граждан имеет общегражданское и общегуманитарное значение, оно по сути дела вслед за институтом прав человека ставит властные органы в зависимое от статуса граждан положение, а в ситуациях, когда возникает вопрос о юридической ответственности, обязывает их прежде всего, еще до рассмотрения виновности кого­-либо, устанавливать само событие правонарушения (преступления).

Безусловно, юридическое положение «гражданину дозволено все, кроме прямо запрещенного законом» нуждается в строго правовом понимании. Вопреки ходячим поверхностным представлениям (будто бы приведенная формула открывает простор для анархии и вседозволенности — от­сюда непрекращающаяся со всех сторон критика данной формулы), перед нами — правовая формула, и ее реализа­ция не допускает достижения антиправовых целей — про­извола и беззакония. Данная формула предполагает сущест­вование необходимого уровня правовой культуры и мораль­ной ответственности и требует соответствующего «законо­дательного наполнения» приведенного общего положения — установления законом участков общественной жизни с раз­решительным порядком деятельности, а главное — уста­новления законом на другом полюсе общего дозволения необходимых юридических запретов в отношении всех вред­ных для общества случаев поведения, представляющих со­бой исключения из общего дозволения.

Изложенные соображения об общедозволительном по­рядке юридического регулирования позволяют вернуться к вопросу о частном праве, о выражающих его гражданских законах.

Ранее уже отмечалась та исключительно важная роль, которую играют гражданские законы в формировании со­временного гражданского общества, когда общие принципы права становятся реальной практикой, непреложным эле­ментом образа жизни людей. Но здесь важно подчеркнуть, что гражданские законы достигают такого результата именно потому, что они утверждают в юридическом, бытии ча­стное право — обширную и высокозначимую правовую сфе­ру (противополагаемую публичному праву), где как раз доминируют общедозволительные, или, по иной терминоло­гии,