конкуренции, соревнования, неизбежно порождающих со­циальное неравенство»[197].

Приведенная мысль о равенстве как явлении естествен­но-неодолимого порядка требует сопоставления с рядом дру­гих положений и соответственно — критической проверки.

Прежде всего, в отличие от стремлений к свободе и собственности, которые действительно имеют серьезные естественно-природные предпосылки, у тяги к равенству таких предпосылок нет. По свидетельству этологов, в пер­вобытных сообществах «предков человека не могло быть и тени равноправия»; такого рода тяга к равенству наблюда­лась лишь у «зашедших в тупик и вторично деградировав­ших племен»[198]. Автор процитированной выдержки обращает внимание на то, что «первобытный коммунизм», с его якобы естественным равноправием, это выдумка кабинетных уче­ных прошлого века; и потому не случайно везде, где проводился коммунистический эксперимент, «вместо общества равенства возникали жесткие иерархические пирамиды, увенчанные окруженным «шестерками» тираном — «паха­ном»[199].

Но основное соображение — не факты из историческо­го прошлого (впрочем, и из настоящего тоже). Главное за­ключается в том, что действительное равенство возможно только в условиях свободы, и истинное равноправие, поро­ждающее необоримое стремление, — это равноправие свободных людей, находящее выражение в политическом равенстве, равенстве всех перед законом и судом, в гума­нистическом праве. Об этом говорит Б.Н. Чичерин, рассуж­дая о роли свободы в экономической жизни (см. приведенное выше высказывание). Таково же мнение А.Токвиля, на которого порой ссылаются при обосновании необоримости стремления людей к фактическому равенству. Вот что гово­рил А.Токвиль: «Демократические народы испытывают ес­тественное стремление к свободе» и «болезненно переживают ее утрату. Однако равенство вызывает в них страсть, пыл­кую, неутолимую, непреходящую и необоримую; они жаж­дут равенства в свободе, и, если она им не доступна, они хотят равенства хотя бы в рабстве»[200].

Итак, внимание! По Токвилю, у демократических на­родов (именно демократических) страсть — пылкую, неуто­лимую, непреходящую, необоримую — вызывает не просто равенство, а равенство в свободе, и только тогда, когда ра­венство в свободе недоступно, они хотят «равенства хотя бы в рабстве». Что ж, грустное наше прошлое и впрямь под­тверждает, что если нет равенства в свободе, то вместо него, да еще при отсутствии всего того, что сделало бы людей «демократическим народом», возникают мелкие и коварные страстишки любой ценой добиться «равенства в нищете», «в дележе остатков с барского стола», «в равной приближенности к пахану», «в равной пайке и одинаково-теплом месте на нарах»[201].

А сейчас еще раз — слово Б.Н.Чичерину, который, под­черкивая роль государства в обществе, вместе с тем соглаша­ется с Гумбольдтом в том, что «излишней регламентацией» и «вмешательством государства во все дела» «подрывается са­модеятельность и тем самым умаляются материальные и нрав­ственные силы народа, который привыкает во всем обращаться к правительству, вместо того, чтобы полагаться на самого себя»[202].

Но одновременно — усиление исконно государствен­ной деятельности.

Большое зло, крупная беда для общест­ва — это императивно-властное вмешательство государ­ственной власти в экономику, усиление ее хозяйственно-распределительной деятельности — все то, что нарушает естественно-экономические процессы, основанные на эко­номической свободе, предприимчивости, инициативе, риске и что приводит к чиновничье-бюрократическому засилью в хозяйственной жизни.

В то же время функционирование свободной рыночной экономики требует достаточно эффективной, дееспособной власти, ее усиления в целях осуществления исконно госу­дарственных задач — задач по созданию крепких, надеж­ных, безотказно действующих правовых основ конкурентно-рыночного хозяйствования и демократии (того, что вели­кие философы понимали под «самым точным определением и сохранением границ свободы», «игрой свободы», «право­вым устроением» свободной деятельности). Сильная власть в демократическом обществе нужна, следовательно, для обес­печения верховенства права, реального проведения в жизнь принципов правозаконности. В этих целях государство при­звано в экономической сфере:

создать отработанные законодательно-нормативные «правила игры» конкурентно-рыночного хозяйствования (гражданские законы, а также сопряженные с ними норма­тивные документы — по земельному, трудовому, админи­стративному, уголовному, налоговому праву);

поддерживать режим благоприятствования для участ­ников предпринимательской деятельности в сфере свобод­ного рынка (путем обеспечения необременительного нало­гового обложения, доступного банковского кредита);

практически повседневно поддерживать неприкосновен­ность собственности, свободу договора, состояние свободной конкуренции;

пресекать злоупотребления экономической свободой, устранять неблагоприятные последствия таких нарушений и т. д.

Но это все — не некая особая деятельность «социаль­ного государства», а нормальная, обычная деятельность пра­вового государства (т.е. государства, в котором утверждается верховенство права в его последовательно гуманистическом, персоноцентристском понимании), что строго сообразуется с ценностями современного либерализма и является орга­ническим элементом либеральной цивилизации, условием и средством действительной реализации ее принципов и це­лей — свободы и благополучия каждого человека.

Так что, часто провозглашаемые тезисы — «меньше государства», «государство — ночной сторож», будто бы неотделимые от либеральной теории, нуждаются в сущест­венных уточнениях. Тем более они требуют значительной корректировки для общества, осуществляющего переход от монопольно-огосударствленного социалистического хозяйст­ва к свободной, основанной на конкуренции рыночной эко­номике. Ранее уже отмечалось, что здесь целенаправленная и действенная государственная деятельность, отчасти но­сящая в переходный период императивно-властный, адми­нистративный характер (деятельность по «выращиванию» свободных собственников-товаропроизводителей, устране­нию монополизма, созданию режима благоприятствования для свободного предпринимательства, пресечению злоупот­реблений при приватизации и др.), — необходимое и, пожа­луй, решающее условие перехода к современному товар­но-рыночному хозяйствованию. То обстоятельство, что в Рос­сии после введения свободных цен и официальных прива­тизационных акций государство как бы «отошло в сторону» и перешло на позиции, характерные для уже сложившего­ся рыночного хозяйства, в действительности привело к об­ратному, чем предполагалось, результату — к дикому полурынку, стихии в борьбе за собственность и власть и в итоге — к торжеству «сильного» — номенклатурного госу­дарственного капитализма.

3. Поиск новых подходов

Две ключевые проблемы.

Едва ли можно ошибиться в утверждении о том, что основные ценности либерализма (свобода человека, его суверенный статус и др.) ныне, неза­висимо от публичного их одобрения теми или иными людь­ми, получили все же общее признание. Вместе с тем очевидно и другое. Во всем мире идет настойчивый поиск решения многотрудных проблем нашей действительности с учетом этих либеральных ценностей. Поиск, который в нашем Оте­честве, в России, приобрел особо острый, пожалуй, драма­тический характер.

Отсюда — две ключевые проблемы, связанные с либе­ральной теорией.

Во-первых, определение курса реформ в России, кото­рые по замыслу должны были реализовать либеральные идеалы в экономике.

И во-вторых, поиск основного звена, которое опреде­лило бы развитие либеральной теории в целой.

Ценности либерализма и логика реформ.

В настоя­щее время в связи с противоречивыми результатами про­водимых с 1992 года экономических реформ все более широко распространяется и крепнет мнение, подстегиваемое поли­тическими страстями и партийным противоборством, о не­избежности «корректировки» реформ, выработки для реформируемой России нового экономического курса.

Необходимость такой «корректировки» действительно назрела, стала острой, неотложной. Великое наше несчастье, однако, заключается в том, что многие люди усматривают подобную «корректировку» в одной лишь альтернативе. В том, чтобы избавиться от дис­кредитировавшего себя «либерализма», восстановить и уси­лить императивно-воздействующую роль во всей экономике государственной власти, более масштабно и широко на этой основе осуществлять социальные программы, социальную защиту населения, выравнивать социальное положение людей (что, как считает ряд специалистов, согласуется с социальными программами многих западных стран, взявших на вооружение, по их мнению, определенные ценности социализма, прежде всего широкое вмешательство государ­ственной власти в экономику).

Между тем альтернатива нынешним реформам, как это ни странно прозвучит, должна быть другой. Не свертыва­ние реформ, не их «исправление», нацеленное на импера­тивно-властное государственное вмешательство, не добав­ление к ним широкомасштабных социальных программ, а углубление реформ, придание им действительно либераль­ного характера — такой логики, которая соответствует ценностям либерализма.

Ведь главная причина неудач нынешних реформ, дей­ствительно либеральных по своему замыслу, по некоторым направлениям и результатам заключается, судя по всему, в просчетах, как это ни странно прозвучит — марксистского, по исполнению пробольшевистского, характера, нарушив­ших именно логику реализации либеральных ценностей в разрушенном, посттоталитарном, огосударствленном обще­стве. Освобождение цен в начале 1992 года, быть может, и впрямь, как утверждают инициаторы реформ, спасло Рос­сию от тотального краха, но одновременно при отсутствии частной собственности и необходимых правовых предпосы­лок («второй природы», по Шеллингу) породило такую по­всеместную анархическую вседозволенность, открыло такой простор для бескрайних «эгоистических влечений», при ко­торых бюрократическое государство сохранило и в чем-то даже упрочило свое доминирующее положение в экономи­ке, а номенклатура и криминализированный теневой капи­тал, присвоив основные национальные богатства, образовали основу олигархического строя — авторитарного режима номенклатурного государственного капитализма.

Какова же должна быть логика реформ, сообразую­щаяся с либеральными ценностями, — логика, которую еще не поздно восстановить в России?

Здесь есть два важнейших, основополагающих момен­та, без которых действительная свобода, соответствующая требованиям современного гражданского общества, прин­ципиально невозможна.

Во-первых, — это утверждение в обществе свободной частной собственности, способной создать конкурент­но-состязательную рыночную среду для собственников-товаропроизводителей. Свободная частная собственность, вырастающая из мелкого и среднего бизнеса, в благоприят­ной экономико-правовой среде и при отсутствии удушающего налогового гнета, — непременная основа свободы лю­дей во всех сферах общества. Тем более что именно такая частная собственность, порождающая мощные стимулы к труду, ответственность за дело и импульсы к собственным инвестициям — вложениям своих доходов в производство (та, которая начала формироваться в 1989—1991 годах), со­образуется с «культурным полем» российского общества. Как справедливо отметила Е.А. Лукашева, «в современной Рос­сии снова торжествует марксистский подход, экономические идеи которого решительно игнорировали состояние складывающегося веками общественного сознания с его от­ношением к собственности как неотъемлемому праву чело­века, к труду как средству обеспечения себя и своей семьи»[203].

К сожалению, ныне лишь отдельные результаты про­шедшей в России приватизации отвечают такого рода отно­шению к собственности и к труду, сориентированы в области мелкого и среднего бизнеса на собственников-товаропроиз­водителей. И потому только они, даже в современной обстановке, дают ощутимые экономические результаты, не усту­пающие по результативности государственно-привилегиро­ванным «экспортным» отраслям, основанным на эксплуата­ции природных ресурсов, грязном производстве и дешевой рабочей силе.

Второй основополагающий момент, касающийся восста­новления логики реформ, отвечающей ценностям либера­лизма, имеет непосредственное отношение к основному содержанию данной работы — к праву.

Предмет наших сегодняшних забот — социальная дея­тельность государства, в том числе опыт социальных про­грамм, осуществляемых в западных странах сообразно либеральным (неолиберальным) идеалам, достоин внимания[204]. Но именно этот опыт свидетельствует о крупных, фундаментальных вещах. Не только о том, что осуществление этих программ было бы совершенно немыслимым делом при от­сутствии значительных ресурсов, находящихся в распоря­жении всего общества, тем более при экономическом развале, хаосе, возрастающей бедности всего общества. Самое главное, о чем свидетельствует опыт всех ныне «благополуч­ных» западных стран, — это то, что сама постановка вопро­са о широкомасштабных социальных программах оказы­вается возможной только после того, как в обществе ре­ально утверждается правовое государство со всеми его принципами и компонентами, то есть после того, как твер­дая правозаконность становится непреложным и важным элементом всей общественной жизни.

Но ведь именно твердая правозаконность — это, вместе с тем, необходимое выражение и гарант действительной сво­боды людей, соответствующей природе и сущности совре­менного гражданского общества. Именно правозаконность, выраженная в требованиях строжайшего претворения в жизнь юридических принципов и норм, основанных на непоколебимых, данных «самой природой», прирожденных неотъ­емлемых правах человека, способна образовать в жизни общества, выражаясь словами Шеллинга, «вторую природу». То