буржуазного права, и общество сможет написать на своем знамени: Каждый по способностям, каждому по потребностям!»[92].
Изложенные в «Критике Готской программы» положения о судьбах государства и права при коммунизме опираются на все предшествующее учение К. Маркса и Ф. Энгельса и в краткой форме резюмируют его итоги по проблемам, оказавшимся в центре полемики с лассальянцами. Все это в полной мере относится и к сформулированной в этой работе Маркса концепции буржуазного права в первой фазе коммунизма.
Энгельс прямо не говорит о буржуазном праве при социализме, о последующем (при полном коммунизме) преодолении «узкого горизонта буржуазного права» и т. д. В других выражениях он освещает в ряде своих трудов процессы революционного преобразования буржуазного общества, государства и права, установления диктатуры пролетариата, отмирания государства и права при коммунизме и т. д. Но по существу суждения Маркса и Энгельса по всему этому кругу вопросов, включая и соответствующие их прогностические положения о будущности государства и права в коммунистическом обществе, выражают разные грани и аспекты внутренне единой концепции.
В.И. Ленин, сопоставляя идеи «Критики Готикой программы» Маркса с высказываниями Энгельса, верно отмечал в работе «Государство и революция», что «взгляды Маркса и Энгельса на государство и его отмирание вполне совпадают», а выражение Маркса о «будущей государственности коммунистического общества» «относится именно к этой отмирающей государственности»[93].
То же самое по существу можно сказать о взглядах Маркса и Энгельса на право при социализме и его отмирании. Дело, конечно, не только в том, что в своем письме к А. Бебелю (от 18—28 марта 1875 г.). Энгельс полностью солидаризируется с идеями «Критики Готской программы» и отстаивает их. Кстати говоря, именно благодаря инициативе и усилиям Ф. Энгельса эта работа, написанная Марксом в 1875 г., была впервые опубликована уже после его смерти в 1891 г., причем главную ответственность в возобновлении полемики между марксизмом и лассальянством Энгельс взял на себя.
В содержательном плане гораздо важнее то, что взгляды лассальянцев, в том числе и в вопросах о принципе распределения при социализме, о равенстве и неравенстве и т. д. (а ведь именно в этой связи Маркс высказывает положение о сохранении буржуазного права в первой фазе коммунизма), Энгельс критикует с тех же позиций и в той же коммунистической перспективе, что и Маркс.
Так, отмечая сохранение и при социализме «известного неравенства в жизненных условиях» даже после «уничтожения всех классовых различий», Ф. Энгельс продолжает: «Представление о социалистическом обществе, как о царстве равенства, есть одностороннее французское представление, связанное со старым лозунгом «свободы, равенства и братства», — представление, которое как определенная ступень развития было правомерно в свое время и на своем месте, но которое, подобно всем односторонностям прежних социалистических школ, теперь должно быть преодолено, так как оно вносит только путаницу и так как теперь найдены более точные способы изложения этого вопроса»[94]. Из контекста ясно, что к этим «более точным способам изложения» вопроса о смысле равенства при социализме Энгельс относит и трактовку Марксом «равного права» при социализме как права по своему принципу буржуазного.
Положение о буржуазном праве при социализме как один из существенных моментов всего марксистского учения о коммунизме воспринял и отстаивал В.И. Ленин. В работе «Государство и революция» он воспроизводит все основные суждения Маркса и Энгельса по данному вопросу, подчеркивая их органическую связь с другими положениями марксизма.
В своем освещении этой проблемы Ленин пишет: «Всякое право есть применение одинакового масштаба к различным людям, которые на деле не одинаковы, не равны друг другу; и потому «равное право» есть нарушение равенства и несправедливость»[95]. Коммунистическое общество, поясняет Ленин, может сначала (т. е. при социализме) уничтожить только ту «несправедливость», что связана с частной собственностью на средства производства, но оно не в состоянии сразу уничтожить несправедливость распределения предметов потребления по труду, а не по потребностям. Именно в этом Ленин вслед за Марксом видит недостатки распределения и неравенства буржуазного права при социализме. «Таким образом, — резюмирует Ленин, — в первой фазе коммунистического общества (которую обычно зовут социализмом) «буржуазное право» отменяется не вполне, а лишь отчасти, лишь в меру уже достигнутого экономического переворота, т. е. лишь по отношению к средствам производства. «Буржуазное право» признает их частной собственностью отдельных лиц. Социализм делает их общей собственностью. Постольку и лишь постольку — «буржуазное» право отпадает»[96].
Но при социализме это буржуазное право остается «в другой своей части, остается в качестве регулятора (определителя) распределения продуктов и распределения труда между членами общества»[97].
Хотя в первой фазе коммунизма, по Ленину, уже осуществлены социалистические принципы «кто не работает, тот не должен есть», «за равное количество труда равное количество продукта», однако это еще не полный коммунизм, и это еще не устраняет буржуазного права.
Отмечая неизбежность этих недостатков первой фазы коммунизма, он продолжает: «…Ибо, не впадая в утопизм, нельзя думать, что, свергнув капитализм, люди сразу научаются работать на общество без всяких норм права, да и экономических предпосылок такой перемены отмена капитализма не дает сразу. А других норм, кроме «буржуазного права», нет. И поскольку остается еще необходимость в государстве, которое бы, охраняя общую собственность на средства производства, охраняло равенство труда и равенство дележа продукта»[98].
В этой ленинской трактовке проблемы буржуазного права при социализме обозначаются новые аспекты — взаимосвязи этого права с государственностью при социализме, соотношение принуждения и добровольности в условиях нового строя и т. д. Развивая эти аспекты темы, Ленин пишет: «Государство сможет отмереть полностью тогда, когда общество осуществит правило: «каждый по способностям, каждому по потребностям», т. е. когда люди настолько привыкнут к соблюдению основных правил общежития и когда их труд будет настолько производителен, что они добровольно будут трудиться по способностям. «Узкий горизонт буржуазного права», заставляющий высчитывать, с черствостью Шейлока, не переработать бы лишних получаса против другого, не получить бы меньше платы, чем другой, — этот узкий горизонт будет тогда перейден. Распределение продуктов не будет требовать тогда нормировки со стороны общества количества получаемых каждым продуктов; каждый будет свободно брать «по потребности»[99].
Сохранение буржуазного права при социализме, таким образом, здесь конкретизируется в плоскости принудительных функций права, необходимости принуждения для нормирования .труда и потребления в первой фазе коммунизма, еще не свободного от недостатков прошлого, следов и традиций капитализма. «Отсюда, — поясняет Ленин», — такое интересное явление, как сохранение «узкого горизонта буржуазного права» — при коммунизме в его первой фазе. Буржуазное право по отношению к распределению продуктов потребления предполагает, конечно, неизбежно и буржуазное государство, ибо право есть ничто без аппарата, способного принуждать к соблюдению норм права. Выходит, что не только при коммунизме остается в течение известного времени буржуазное право, но даже и буржуазное государство — без буржуазии!»[100].
Из пояснений Ленина по поводу этого «парадокса» (буржуазное право и буржуазное государство — без буржуазии — при социализме) видно, что речь идет о переходе от буржуазной демократии и буржуазно-демократической государственности к диктатуре пролетариата, которая, по его оценке, является «более демократической, но все еще государственной машиной в виде вооруженных рабочих масс»[101].
Ленин при этом обращает внимание на государственнический и правовой аспекты такого явления и понятия, как демократия. «Демократия, — замечает он, — есть форма государства, одна из его разновидностей. И, следовательно, она представляет из себя, как и всякое государство, организованное, систематическое применение насилия к людям. Это с одной стороны. Но, с другой стороны, она означает формальное признание равенства между гражданами, равного права всех на определение устройства государства и управление им»[102].
Что же касается диктатуры пролетариата, «государства вооруженных рабочих», то это, по оценке Ленина, «переходное государство»; это уже не «государство в собственном смысле слова», как при капитализме, но и при социализме «особый аппарат, особая машина для подавления, «государство» еще необходимо»[103]. Только при полном коммунизме исчезнет надобность в государстве, в особой машине для подавления.
В том же русле развития демократии в процессе перехода от капитализма к коммунизму Ленин характеризует судьбы буржуазного права при коммунизме. «Демократия, — пишет он, — означает равенство. Понятно, какое великое значение имеет борьба пролетариата за равенство и лозунг равенства, если правильно понимать его в смысле уничтожения классов. Но демократия означает только формальное равенство. И тотчас вслед за осуществлением равенства всех членов общества по отношению к владению средствами производства, т. е. равенства труда, равенства заработной платы, перед человечеством неминуемо встанет вопрос о том, чтобы идти дальше, от формального равенства к фактическому, т. е. к осуществлению правила: «каждый по способностям, каждому по потребностям»[104]. Преодоление «узкого горизонта буржуазного права», как и отмирание государства, связано здесь, следовательно, с переходом от формального равенства к фактическому равенству, что, в свою очередь, соответствует переходу общества от социалистического принципа распределения по труду к коммунистическому принципу распределения по потребностям.
Формальное (правовое) равенство при социализме (т. е. буржуазное право в первой фазе коммунизма) предстает, по Марксу и Ленину, как распределение продуктов потребления по труду (по равной трудовой мере) — с сохранением потребительских различий. Преодоление подобных различий при полном коммунизме, т. е. Достижение принципа «по потребностям», выступает как фактическое (потребительское) равенство. Под фактическим равенством здесь подразумевается в общем виде преодоление принципа формального (правового) равенства (преодоление «узкого горизонта» буржуазного «равного права») в сфере потребления, а более конкретно — не нормированное равной трудовой мерой (освобожденное от принципа трудового равенства) потребление «по потребностям».
Постановка вопроса о праве при социализме, таким образом, у Ленина, как и у Маркса, представлена в виде сохранения буржуазного права в первой фазе коммунизма. Далее, в обоих случаях проблема права при социализме ставится лишь применительно к распределению предметов потребления, не выходит за границы сферы потребления, не распространяется на отношения людей к средствам производства. При этом в трактовках Марксом и Лениным данной проблемы подразумевается, что в отношениях к средствам производства «узкий горизонт» права (буржуазного «равного права») преодолевается — вместе с уничтожением буржуазной частной собственности на средства производства — уже в первой фазе коммунизма, при социализме.
Сохраняющееся при социализме право, следовательно, отличается не только «узким горизонтом буржуазного права», но и тесными границами сферы потребления. Вне этой сферы (и, прежде всего, в отношениях к средствам производства), согласно изложенным положениям Маркса и Ленина, права при социализме нет. Оно (в непотребительских сферах) уже преодолено в процессе революционного перехода от капитализма к социализму. Право, относящееся к непотребительской сфере, преодолевается, по смыслу данной концепции, пролетарско-революционным путем (аналогично слому буржуазной государственной машины), а сохраняющееся при социализме право (в границах сферы потребления) постепенно и мирно «отмирает» (аналогично диктатуре пролетариата как форме выражения пролетарского государства) по мере движения к высшей фазе коммунизма и перехода к коммунистическому принципу распределения предметов потребления «по
