Сайт продается, подробности: whatsapp telegram
Скачать:TXTPDF
Философия права. Учебник для вузов. Владик Сумбатович Нерсесянц

в рейснеровском классовом интуитивном праве того специфического, специально правового критерия (принципа формального равенства), необходимость которого для всякого права он в общем виде декларирует и постоянно подчеркивает.

На примере рейснеровской концепции классовости права хорошо видно, как классовость убивает право. Дело в том, что классовость и право — два совершенно различных феномена и принципа, два противоположных, нестыкуемых начала. Ни из классовости нельзя вывести принцип всеобщего формального равенства (всеобщего равного масштаба и соответствующей справедливости), ни из правового равенства — классовости. Дело усугубляется еще и тем, что, признавая субъективное классовое право (в качестве предшественника и реального источника общего права), Рейснер произвольно наделяет это т. и. односторонне-классовое право своей конструкции специфическими свойствами (равенство, справедливость), присущими совсем другому феномену — настоящему, неклассовому и надклассовому праву, праву как общему для всех членов общества масштабу, всеобщей и равной мере свободы индивидов, праву как единым для всех «весам правосудия».

Вместо единого для данного права (данной правовой системы) принципа равенства, вместо единого масштаба и всеобщей меры этого формально-правового равенства, словом, вместо единых для соответствующего правового сообщества «весов правосудия» у Рейснера получается, что каждый класс — со своим правом, со своим масштабом, со своей мерой и своими «весами». Но классы — это не общество в миниатюре, а лишь его части в их особом социальном, идеологическом, политическом, экономическом видении и толковании. Уже поэтому некорректно приписывать классам правообразующие свойства и способности общества в целом. Кроме того, ясно, что из нескольких т. и. классовых прав, каждое из которых не обладает всеобщим масштабом формального равенства и, следовательно, не является правом, посредством компромисса невозможно получить единый правовой масштаб и рейснеровское т. и. общее право — подобно тому, как сочетание какого угодно множества неверных весов и произвольных мер веса не может дать одни правильные весы с надлежащим всеобщим масштабом.

В произвольном сочетании классовости и права в рейснеровской концепции классового права именно правовое начало оказывается прежде всего подавленным классовым подходом. Это отчетливо проявляется в девальвации и релятивизации принципа права (формального равенства и выражающей такое равенство справедливости) в толковании и применении Рейснера. Правовое равенство и соответствующая справедливость у Рейснера лишены надлежащего смысла и содержания: они выражают не равенство, свободу и справедливость в отношениях между индивидами, а особую идеологическую форму классовых отношений.

Справедливость как высший критерий права обладает, согласно Рейснеру, «априорным (самодовлеющим) и всеобщим характером, который позволяет ее делать исходным пунктом для абсолютных категорических суждений»[336]. В русле известных со времен античности представлений о взаимосвязи права, равенства и справедливости Рейснер отмечает, что справедливость уравновешивает и вознаграждает, равным дает равное, неравным — неравное, подсчитывает и наказует. Однако у Рейснера (в силу его антииндивидуализма) отсутствует адекватная для права концепция равенства (формальное равенство и свобода индивидов), а следовательно, и объективный критерий для определения масштаба и меры такого равенства. Отсюда ясно, что и «справедливость» (и классовое право в целом) оказывается в подходе Рейснера произвольным «уравнением», содержание которого зависит «от подстановки любого мерила или мерки, так что весь вопрос здесь сводится к тому, с какой точки зрения и в каком отношении важна справедливая оценка»[337]. Получается полнейший субъективизм: «справедливость» зависит лишь от точки зрения (у Рейснера — от пролетарско-классовой точки зрения). Право с его высшим критерием «справедливости» оказывается, по признанию Рейснера, «безмерно гибкой и двусмысленной идеологией, которая именно благодаря такому своему свойству оказывается в состоянии освятить принципом справедливости самые противоположные классовые интересы, и притом при помощи вполне «справедливой» справедливости»[338].

В духе такой классовой релятивизации смысла права и справедливости и сконструированы Рейснером различные типы классового права. В этих типах права под «справедливость», по его словам, «были подставлены различные классовые интересы», так что «в одном месте она оправдывала крестьянский коммунизм и мужицкое право на землю, в другом — крепостную власть барского благородства, в третьем — буржуазное господство плутократии или эксплуататора-капиталиста, а в четвертом — с такой же легкостью смогла принять в качестве мерила равенства и распределения трудовое начало и соорудить превосходнейшую пролетарскую справедливость»[339].

Классовое право, таким образом, представляет собой у Рейснера тот же самый классовый интерес, психически «переживаемый» и словесно обозначаемый в особых идеологических выражениях («справедливость», «равенство», «неравенство»). Поскольку эти классовые психическоидеологические представления о «справедливости» в концепции Рейснера лишены адекватного содержания (свободы) и объективного мерила правового равенства (всеобщего масштаба и равной меры формального равенства индивидов, равной меры свободы для различных лиц), постольку такая «справедливость» фактически оказывается пустой и всеядной «идеологической формой» (вербальным идеологическим клише, словесной оболочкой) для любого классового интереса.

Подобная подмена справедливости классовым интересом лишает ее правового качества. Вопреки утверждениям Рейснера об отличии справедливости от целесообразности классовая справедливость (и классовое право в целом) оказывается у него по существу тождественной классовой целесообразности (классовой власти и политике). Классовое право в его концепции — это фактически та же классовая политика, но лишь переживаемая, представляемая, выражаемая и осуществляемая в особых «идеологических» словах («справедливость», «равенство», «неравенство»), которые лишаются своего адекватного объективного смысла и наделяются нужным (классово-целесообразным) для соответствующего случая содержанием.

Усилия Рейснера обосновать наличие пролетарского права посредством психологической концепции субъективного классового права оборачиваются, как и попытки сторонников иных концепций пролетарского права, в конечном счете девальвацией права как права. Всем этим подходам присущ один и тот же порок: для того, чтобы доказать наличие пролетарского права, в них предварительно нечто неправовое выдается за право. То, что т. н. пролетарское право — это право, «доказывается» игнорированием сути и специфики права вообще.

Уже в 20-е годы (Стучка, Пашуканис и др.) и в последующее время (Вышинский и др.) правовые взгляды Рейснера были подвергнуты критике за «уступки» психологизму и идеализму, отрыв права от политики и государства, трактовку советского права в качестве компромисса различных систем классового права, в том числе и буржуазного, толкование права как идеологии «справедливости» и «равенства», признание (вопреки марксистской традиции) наряду с буржуазной также и «пролетарской юридической идеологии» и т. д.

При этом явно преувеличивался «немарксизм» Рейснера, замалчивался и игнорировался его вклад в советскую правовую теорию и практику. Ведь как бы то ни было, но именно при содействии и под влиянием рейснеровской психологической концепции субъективного пролетарского права в нужный для новой власти момент и в очень удобном для нее виде были сформулированы положения Декрета № 1 о пролетарском «революционном правосознании» и т. д. Кроме того, к Рейснеру восходит и ряд ключевых понятий («социалистическое право», «социалистический правопорядок» и т. д.), которые в дальнейшем, в 30-е и последующие годы, в том или ином толковании вошли в арсенал марксистского правоведения.

Со своей стороны, Рейснер отмечал, что критики его трудов не знакомы с их содержанием, не поняли и не оценили их значение в плане развития марксистского учения о праве как идеологическом явлении. Защищая свой подход как подлинно марксистский, он, в свою очередь, обвинял зарождавшуюся марксистскую теорию права в «экономизме», игнорировании специфики правовой и политической надстройки, непонимании идеологической природы права, его классово-психологических свойств, неправильном толковании классового характера права, отождествлении права и власти, права и государственного законодательства и т. д.

Вообще марксистские теоретики до и после революции, по мнению Рейснера, основное внимание уделяли вопросам государства и религии, -оставив без должного критического анализа правовую идеологию — «опиум права», «правовую заразу», «правовой яд»[340].

Рейснер, отвергая претензии Стучки, «будто бы в истории правоведения ему первому удалось совершить крупное научное открытие, установить классовый принцип права и этим, что называется, обосновать марксистскую науку о праве», замечает: «Как мы уже могли убедиться из обзора даже буржуазной литературы, классовый принцип в праве, как и во многих других областях, был открыт не тов. Стучкой так же, как, по признанию Маркса и Ленина, он был открыт вообще не ими, но задолго до них буржуазной наукой»[341].

Неверное толкование (Стучкой и другими советскими теоретиками) классового характера права, отождествление ими диктатуры пролетариата с пролетарским правом, подмена правовой нормы велением власти и государственным приказом и т. д., по мнению Рейснера, привело к тому, что «уцелевшее и воскресшее в Советской Республике буржуазное право было не только окрещено наименованием пролетарского, но «снабжено правами» и прямо зачислено в ранг истинно пролетарского классового права»[342]. Отсюда, по его оценке, и «идеализация существующего нэповского порядка с его крупными отрезами частно-капиталистического хозяйства», стремление

«во что бы то ни стало одеть диктатуру пролетариата и республику Советов в благоприличное одеяние буржуазно-подобного права»[343]. Рейснер предостерегает от юридизации советских порядков, даже на основе пролетарской диктатуры. «Если право не «опиум для народа», то, во всяком случае, довольно опасное снадобье, обладающее в горячем состоянии свойствами взрывчатого вещества, а в холодном — всеми признаками крепкого, иногда слишком крепкого, клея или замазки»[344].

Молодая советская юриспруденция, по словам Рейснера, занята искажением и извращением действительности, ее идеологической идеализацией. Целью новых марксистских правоведов «является не научное исследование, а определенное идеологическое построение, которое во что бы то ни стало должно превратить диктатуру пролетариата и его веления в единственное правое и правильное право, которое бы самим своим наличием устранило возможность каких-то других, вне официального законодательства стоящих прав»[345].

Такой подход к праву, замечает Рейснер, увел советских правоведов от поисков марксистского определения права. Что касается позиции Стучки, то она, по характеристике Рейснера, представляет собой заимствование и перелицовку понятия права Р. Иеринга — понимания права как защиты интересов (у Стучки — классовых интересов) путем принудительных норм, исходящих от государства[346]. Выдвижение Стучкой на первый план правовых отношений вместо норм тоже заимствовано, по мнению Рейснера, у Иеринга.

По поводу известного определения права как системы (порядка) общественных отношений (из Постановления НКЮ от 12 декабря 1919 г., подготовленного под руководством Стучки) Рейснер замечает: «Как очевидно, в этом определении права по существу не имеется никакого определения права, так как таким же принудительным порядком общественных отношений может быть в одинаковой степени и религия, и мораль, и соответственная техническая организация, и экономический порядок, и политический строй»[347]. Кроме отсутствия специфики права недостатки понимания права в упомянутом Постановлении НКЮ 1919 г., согласно Рейснеру, заключаются и в том, что право там трактуется исключительно как функция государства, а наличие (уже до революции) пролетарского классового права (наряду с субъективными правами других классов) — полностью игнорируется.

Подобная теория права, по оценке Рейснера, отождествляет право и власть. Она не способна даже отличить право и правовой порядок от любого порядка принуждения и насилия. «С этой точки зрения , — отмечает он, — всякий «порядок», который несет с собою та или иная вооруженная армия современного государства в виде порядка применения бомбардировки, расстрелов, реквизиций, захвата заложников и военного террора вообще — все это является правовым

Скачать:TXTPDF

права. Учебник для вузов. Владик Сумбатович Нерсесянц Философия читать, права. Учебник для вузов. Владик Сумбатович Нерсесянц Философия читать бесплатно, права. Учебник для вузов. Владик Сумбатович Нерсесянц Философия читать онлайн