отнюдь не более трудной для высших обезьян задачи привлечения плода при помощи палки34, Вывод Бойтендейка звучит несколько пара¬доксально: объяснение этого факта следует искать в различии веса животных. Дело в том, что в то время как низшие обезьяны, обладающие небольшим весом, обычно захватывают плод прямо рукой, большие н тяжелые антропоиды не могут достичь оконечностей ветвей, на которых располагаются плоды; они должны поэтому срывать ветви вместе с плодами. При этом легко может случиться и так, что срываемая ветка заденет соседний плод и заставит его упасть. Для антропоидов экспериментальная
задача на доставание плода палкой воспроизводит, следователь-но, то, что в естественных условиях для них создает случай .
Итак, факт внезапности решения, которому не только сам Кёлер, но также и Бюлер (выдвинувший в связи с этим понятие «ага-переживания) придавал центральное значение все более, раскрывал себя в дальнейших исследованиях как факт вторичный, производный. Зато второй капитальный факт, описанный Кёле-ром,— факт воспроизведения ранее найденного решения в новой ситуации, выступил, наоборот, на первый план. С этой точки зрения, интеллектуальное «открытие», то есть первое решение экспериментальной проблемной ситуации, отличается от последу¬ющих модификаций его только тем, что оно есть результат гораздо более широкого и обычно скрытого от наблюдателя переноса поведения, сформировавшегося в прежнем опыте животного, — безразлично, индивидуальном или видовом — в новые условия, требующие весьма значительного его изменения и поэтому могущего произойти лишь при максимально благоприятном сочетании внешних и внутренних условий. Противопоставление интеллектуального поведения поведению, основанному на опыте и научении, таким образом, постепенно утратило свой первона-чальный смысл.
Чем дальше шло развитие зоолсихологических исследований с позиций гештальтпсихологии, тем более утверждалась та мысль, что структурность поведения, наличие «реакции на отношения» может быть показана у нижестоящих животных ничуть не в меньшей степени, чем у человекоподобных обезьян и у человека. То же самое и с транспозицией; все различие заключается лишь в границах переноса и в степени возможной адаптации поведения при переходах к новым ситуациям.
С другой стороны, более пристальное рассмотрение фактов поведения низших млекопитающих, изученных бихевиористами,
21 См.; t/obhause L. Mind in evolution, 1915; Yerkes Д. The mind of a gorilla, P. II // Psychol. Monographs, 1927. II, 2. P. 443; Кёлер В. Исследован не и кто.» 1екта человекоподобных обезьян, русс к, пер. 1У30. С. 89 и след.
i= Buytendyk F. Consideration de psychologic comparee a propos d’experfences faites-avec le singe cercopithecus // Arch. NeerL T. V. 1920. P. 64.
87
показывает, что и с этой стороны острота противопоставления навыков интеллекту все более сглаживалась, {-.)
Если, с одной стороны, генетически нисходящие исследования, начатые под влиянием работ Кёлера, во многом стерли границу между признаками стадии интеллекта и доинтеллектуального поведения, то с другой стороны, развитие «шавыковых» исследова¬ний привело к тому же самому результату. В теоретической области это нашло свое выражение в постепенном смыкании позиций современного необихевиоризма (Тольман) с американ¬ской (Левкн) гештальтпсихологией 56.
В системе идей буржуазной зоопсихологии проблема развития психики оказалась неразрешимой. Появление теорий, то распро¬страняющих понятие навыка на все ступени развития животного мира, то видящих проявление интеллекта уже у моллюсков, (Верлен) не случайно. Не случайно и сомнение, возникающее даже у наиболее проницательных ученых в том, возникают ли вообще в ходе развития истинно новые черты поведения или же все сводится только к изменению конкретных форм проявления одних и тех же немногих, изначально данных способностей животных — к изменению немногих функциональных мелодий, исполняемых в различных обстоятельствах на соответственно различных инструментах (Бойтендейк). Обветшалое представле¬ние о стереотипных инстинктах, безмерно расширившееся понятие навыка и, наконец, понятие интеллекта, до сих пор не нашедшее своего сколько-нибудь удовлетворительного определения, не укладываются ни в какую генетическую схему, способную охватить действительное соотношение конкретных зоопсихологи-ческих фактов. Поэтому естественно, что теория «трех ступеней» К> Бюлера оказывается в вопиющем противоречии с реальными данными, Это понимает и сам ее -автор, вносящий в свое изложение целый ряд поправок; эти поправки, однако, только подчеркивают непоследовательность его теории.
Мы избрали для своего анализа именно теорию Бюлера не потому, что она лучше или хуже других, но потому, что она выражает наиболее широко распространенные взгляды на разви-тие психики животных. Как и эти взгляды, она не имеет за собой достаточного фактического основания. Наоборот, с каждым годом, с каждым шагом в развитии зоогтсихологических исследо¬ваний эта теория оказывается все более и более поколебленной.
Несоответствие этой теории фактам сигнализирует нам о том, что, очевидно, и со своей принципиальной стороны ока является несостоятельной. Как мы уже указывали, основной дефект этой теории заключается в том, что в ее основе лежит признак различения тех механизмов, которые осуществляют деятельность, а не различия в самой деятельности. Этот признак является несостоятельным потому, что, конечно, не из различия механизмов
Jli См.: Рубинштейн С. Л. Необихевиоризм Тельмана // Уч, зап. Ленннгр. пед. нн-та им. Герцена. Т+ XVIII. 1939. С. 115.
88
деятельности мы можем вывести и понять различие ее содержа¬ния, но как раз наоборот, — только из понимания различий в содержании деятельности на различных ступенях ее развития мы можем раскрыть и различие тех механизмов, жггорые ее осуществляют.
Между механизмом и строением деятельности так же не существует неподвижного, раз навсегда фиксированного, не¬изменного отношения, как не существует неизменного отношения и между органом и функцией. Конечно, всякая деятельность предполагает и определенный осуществляющий ее механизм. В этом смысле между ними существует единство, но единство — это отнюдь не тождество и не неподвижная механическая связь. Поэтому из изучения самих по себе механизмов деятельности нельзя понять, нельзя раскрыть самой деятельности.
Тщательное исследование физиологических механизмов и ор¬ганов, т. е. той естественной техники, или «естественной технологии (Энгельс)/ с помощью которой осуществляется деятельность, имеет, конечно, огромное, иногда буквально решаю¬щее значение для психологии животных. Нужно, однако, всегда помнить, что содержание какого бы то ни было процесса никогда вообще не может быть непосредственно выведено из его техники, ибо определяющим, основным в единстве обоих этих моментов является именно содержание процесса,
Рассматривая изменение только самих механизмов, т, е. только той физиологической «техники», которая осуществляет различные формы психологической деятельности, а тем более отождествляя их между собой, как это фактически делает Бюлер, мы, конечно, полностью закрываем перед собой возможность вскрыть истинные движущие силы ее развития- Поэтому Бюлер, всячески настаивая на существовании трех особых ступеней развития психики, однако, полностью остается на позициях вульгарного эволюцио¬низма и дает процессу развития грубомеханистическое и вместе с тем теологическое объяснение.
Итак, мы вынуждены с самого начала отказаться от теории «трех ступеней». Мы не можем принять и никакую другую «одноступенную» концепцию (Бойтендейк), ибо это значило бы вовсе отказаться от идеи развития. Перед нами открывается только один единственно возможный путь — путь самостоятель¬ного, независимого анализа фактов.
II. О ПРЕДМЕТЕ ЗООПСИХОЛОГИИ
Поверхностный взгляд привык недооценивать всю трудность проблемы психологии животных. Продолжающееся быстрое накопление зоопсихологических фактов нередко заслоняет собой принципиально методологические вопросы; их острота -плжется смягченной успехами конкретных исследований. Однако всякая попытка обобщения добытого в зоопсихологии фактического материала с новой силой ставит нас перед этими нерешенными
89
еще вопросами. Главнейшим из них гто-прежнему остается вопрос о предмете зоопсихологии.
Охотнее всего предметом зоопсихологии признается поведение животных в его классическом бихевиористском понимании. Из правильного положения о невозможности проникнуть в субъ¬ективный мир животных поспешно делается неправильный вывод о невозможности прямого изучения их психики, В результате позиции бихевиоризма, принципиально отвергаемые большин¬ством исследователей для психологии, тем не менее — по непонятной непоследовательности мысли — безоговорочно ггри-нимаются ими для зоопсихологии — иногда даже теми, кто далек от мысли отрицать существование психики у животных или теоретически отвергать возможность ее научного познания.
Другое, отнюдь не более счастливое, решение этой проблемы состоит в том, что «за отсутствием надежных критериев психики животных довольствуются простым методом аналогии; при этом все отличие научных психологических данных от наивных толкований в духе старого антропоморфизма видят в опоре выдвигаемых аналогий на точные анатомические и физиологиче¬ские данные, которые и объявляются «источником» психологиче¬ских знаний 1.
Таким образом, современное состояние проблемы исследова¬ния психики животных почти совершенно точно воспроизводит собой состояние проблемы исследования ее генезиса. Мы поэтому не будем повторять здесь анализа тех исходных философских позиций, которые в обеих этих проблемах одинаково приводят к сознанию их кажущейся принципиальной неразрешимости. Мы не будем повторять здесь и нашей попытки теоретически обосновать необходимость иного, нового пути исследования. Сейчас наша задача состоит в том, чтобы сделать дальнейший шаг к конкретизации некоторых предварительно уже очерченных положений.
Исходя из представлений о психике как о свойстве, выражаю¬щемся в способности отражения материальным субъектом окружа¬ющей его объективной действительности, мы поставили вопрос об исследовании того процесса, который создает необходимость психического отражения. Мы нашли, что этот процесс есть процесс жизни. В своей гипотезе о генезисе психики мы исходили из того, что именно усложнение жизни, связанное с усложнением ее объективных условий, приводит к такому изменению физическо¬го строения и функций организма, которое делает возможным возникновение и дальнейшее развитие той особой формы отраже¬ния — отражения воздействующих свойств действительности в их связях и отношениях, — которую мы называем отражением психическим и которая первоначально обнаруживает себя в виде простейшей чувствительности.
1 t.ncu.K F l\ii
