время по своему содержанию’ эта деятельность включает в себя такие черты, которые типичны для деятельности взрослых животных, направ¬ленной именно на удовлетворение той или иной потребности. Молодое животное осуществляет движения преследования, но при этом не преследует никакой реальной добычи, осуществляет движения нападения н борьбы, но при этом никакого реального нападения не происходит. Мы в таких случаях говорим: животное не вступает в борьбу, но играет. Не ловит другое животное, но играет с этим животным, и т. д. Значит, в игре происходит своеобразное отделение процесса от обычных его результатов. Что же составляет содержание игровой деятельности животных, что побуждает и направляет ее? Оказывается, что игровая деятель-ность отвечает совершенно реальным условиям, воздействующим на животное, и имеет в себе нечто, совпадающее с тем, что мы наблюдаем в ненгровой деятельности того же самого рода. Эта та

система операций, навыков, которые очень близки друг к другу и в игровой, и в неигровой деятельности животного. Значит, в игре операция отделяется от деятельности и приобретает самостоятель¬ный характер; Вот почему игра может впервые возникнуть только у тех животных, деятельность которых включает в себя операции, то есть только у животных, стоящих на стадии перцептивной психики; у нижестоящих животных никакой игры не существует.

В силу чего может возникнуть игровая деятельность? Она возникает в силу того, что молодые млекопитающие животные развиваются в условиях, при которых их естественные потребно¬сти удовлетворяются безотносительно к успешности действия самого животного. Молодое животное накормлено животным-матерью и не нуждается в том, чтобы с первых дней своей жизни самостоятельно разыскивать, преследовать, схватывать и убивать добычу, Молодое животное защищено сильным старым животным и не испытывает необходимости в том, чтобы вступать в реальную борьбу с противником. Вмешательство в приспособительную деятельность молодых животных взрослого животного приводит к тому, что она развивается вне связи с ее непосредственными

140

результатами, то есть именно со стороны формирования тех операций и навыков, которые лишь затем выступят как способы биологически необходимой, определяемой ее реальным предметом, деятельности, В естественных условиях, вырастая, животное перестает играть. «Взрослые животные,— замечает Бойтендейк (1933),—воспринимают и делают только то, что необходимо, что определено жизненной необходимостью»18.

Мы специально отмечаем момент возникновения игры у жи¬вотных, стоящих на стадии перцептивной психики, так как происходящее в игре отделение операции от деятельности, направленной на предмет, отвечающей определенной конкретной биологической потребности, является одной из важнейших предпосылок для перехода к новой, высшей стадии.

IV, ИНТЕЛЛЕКТ КАК ВЫСШАЯ СТУПЕНЬ РАЗВИТИЯ

психики животных

Большинство млекопитающих животных остаются, по-видимо¬му, на стадии перцептивной психики, однако наиболее высокоорга¬низованные из них поднимаются еще на одну ступень развития. Эту новую высшую ступень мы будем называть, вслед за другими авторами, стадией интеллекта.

В основе перехода к этой стадии лежит развитие главных особенностей, присущих животным, стоящим на стадии перцептив¬ной психики. Вместе с совершающимся в ходе эволюции морфофизиологнческим прогрессом наблюдается огромное услож¬нение и количественное развитие операций, приводящее ко все более полному и расчлененному восприятию животными окружаю¬щей нх среды,—внешняя ситуация, в которой действует жи-вотное, все более и более заполняется для него выделяющимися в процессе его деятельности вещами.

Возникающая при переходе к стадии перцептивной психики интеграция воздействующих на животное свойств действительно¬сти, первоначально приводящая к возникновению лишь немногих

образов отдельных вещей, образующих воспринимаемую жи¬вотным предметную ситуацию, постепенно создает все более «многообразное» ее отражение. (..,)

Иначе говоря, деятельность животного протекает теперь не только по отношению к вещи, воспринимаемой в ее целостности, но и среди воспринимаемых им вещей, объективные отношения которых составляют данную ситуацию; вместе с тем сама деятельность животного продолжает по-прежнему определяться не этими отношениями, не ситуацией, но той или иной отдельной вещью, которая и выступает в качестве ее предмета, так что она полностью сохраняет свое прежнее принципиальное строение. Операция, как и раньше, не может отделиться в обычных случаях от той деятельности, в которой она сформировалась, и не может

Buytendiik F. Wesen imd Sinn des Spiels. 1933. S, 53.

141

быть перенесена в другую деятельность — по отношению к пред¬мету, имеющему для животного другой инстинктивный смысл. Поэтому там, где объективные условия требуют такого переноса, животное обнаруживает иногда поразительную, на первый взгляд, «недогадливость».

Таким образом, на границе этой новой стадии1 так же, как и на границе стадии элементарно-сенсорной психики, мы наблюдаем появление известного несоответствия, известного противоречия между еще оставшимся относительно простым строением деятель¬ности в целом, с одной стороны, и весьма усложнившимися, весьма развитыми процессами, составляющими ее внутренние компоненты,—с другой. И здесь, так же, как при переходе к стадии перцептивной психики, это несоответствие разрешается путем качественного изменения деятельности и связанной с ней формы психического отражения окружающей деятельности.

В чем же состоит это качественное изменение строения деятельности при переходе к стадии интеллекта? Для того чтобы ответить на этот вопрос, обратимся вновь к фактическим данным исследований.

Напомним один из наиболее сложных опытов, поставленных Кёлером с шимпанзе. — .

В вольере, где жили обезьяны, ставился ящик, который с одной

стороны представлял собой решетчатую клетку, а с другой стороны имел узкую продольную щель. У задней стенки этого ящика клался плод, ясно видимый и через решетку передней его стенки, и через щель сзади. Расстояние приманки от решетки было таким, что со стороны решетки рука обезьяны непосредственно дотянуться до нее не могла. Со стороны же задней стенки, то есть через щель, приманку также нельзя было достать, так как рука обезьяны равным образом не дотягивалась до плода. Вблизи задней стенки клетки в землю вбивался прочный кол, к которому с помощью не очень длинной цепи прикреплялась палка.

Единственная возможность решить эту задачу заключается в том, чтобы просунуть палку сквозь щель задней стенки ящика и оттолкнуть от него плод к передней решетке, через которую он может быть потом взят уже просто рукой.

Животное, приблизившись к клетке и заметивши плод, раньше пыталось достать его через решетку. Затем оно обходило ящик и пыталось вынуть плод через щель. Следующей попыткой было достать плод через щель с помощью палки. Наконец, животное

с помощью палки просунутой в щель, отталкивало плод от себя и делало обходное движение, чтобы взять его со стороны решетки1.

О чем же свидетельствует возможность решения человекопо¬добными обезьянами задач этого типа?

Я. Исследование интеллекта человекопободных обезьян

142

Кёлер и идущие за ним авторы считают, что в его основе лежит сочетание обоих моментов: <кдогадки> животного и переноса найденного прежде решения. Таким образом, этот факт обычно рассматривается как не имеющий принципиального значения. С этой точки зрения для того чтобы понять все своеобразие интеллектуальной деятельности обезьян, достаточно объяснить главный факт: факт внезапного нахождения животным способа решения задачи.

В ходе дальнейших исследований эта проблема была пере¬вернута. Была выдвинута другая и в известном смысле противопо¬ложная точка зрения на значение обоих выделенных Кёлером основных фактов,

С этой точки зрения обезьяна не потому способна легко переносить в другие условия раз найденное решение, что она находит его внезапно, как бы по догадке, по «усмотрению», но наоборот: ее поведение потому и имеет иногда вид как бы руководимого внезапной догадкой, что обезьяна способна широко переносить свои видовые или индивидуально приобретенные способы деятельности в изменившиеся условия. Именно потому, что эти новые условия в опытах значительно отличаются от естественных условий, перенос способа действия обычно доста¬точно затруднителен для обезьян и нужны особо благоприятные условия (например, нахождение плода и палки в едином поле зрения животного), чтобы он мог произойти. Однако, раз совершившись, ок обогащает соответствующее обобщение у жи¬вотного и в дальнейшем перенос данной операции совершается уже гораздо легче. Значит, интеллектуальное «решение» пред¬ставляет собой не что иное, как применение в измененных условиях прежде выработанного способа действия. Таной перенос способа действия отличается, следовательно, от обычного перено¬са операций у многих животных только тем, что он происходит в очень широких границах.

Более пристальное наблюдение поведения животных в опытах Кёлера подтверждает это объяснение, Так, например, оказыва¬ется, что обезьяна, впервые употребляющая палку для доставания плода, вовсе не с самого начала заводит палку за плод, но ограничивается простым приближением палки к плоду, как бы воспроизводя обычную связь ветки и плода. Остальное определя¬ется случайным успехом движения при повторении этой попытки. Лишь впоследствии обезьяна переходит к уверенным движениям заведения палки за плод, то есть действительно научается употреблять палку как нечто, несвязанное механически с плодом. Другие факты еще более выразительно указывают на этот же самый момент. Так, если обезьяна располагает двумя или тремя палками, но каждая из них недостаточно длинна для того, чтобы» достать плод, то животное поступает следующим образом: она толкает сначала одну палку к дели, а затем вторую, пытаясь осуществить зрительно воспринимаемую связь между плодом и своей рукой.

из

На основании этих фактов было высказано множество соображений, сводившихся к тому, что обезьяна вообще руковод¬ствуется в своем поведении зрительными связями, а не механиче-скими отношениями2. Это положение хотя и отражает действи¬тельные факты, но, однако, не вскрывает в сущности самого процесса и отнюдь не противоречит приведенному выше объясне¬нию.

Итак, согласно этому пониманию интеллектуального поведения обезьян, главные его признаки выделенные Кёлером, должны быть соотнесены друг с другом в «обратном порядке. Не факт переноса найденного решения следует объяснять особым erq характером (внезапность), но, наоборот, сам факт внезапного решения экспериментальной задачи нужно понять как результат способности этих животных к широкому переносу операций.

Такое понимание интеллектуального поведения обезьяны хорошо согласуется с некоторыми фактами и обладает тем достоинством, что оно не противопоставляет интеллект животного его индивидуальному или видовому опыту, не отделяет интеллект от навыка. Однако это понимание интеллектуального поведения встречается и с серьезными затруднениями. Прежде всего ясно, что ни формирование операции, ни ее перенос не могут служить отличительными признаками поведения высших обезьян, так как оба этих момента свойственны также животным, стоящим на предшествующей стадии развития. Оба этих момента мы -наблю¬даем, хотя в менее яркой форме, и у низших млекопитающих животных, и у птиц. Получается, что различие в деятельности и психике между этими животными и человекоподобными обезьянами сводится к чисто количественному различию: более медленное или более быстрое формирование операции, более узкие или более широкие переносы; t Но ведь поведение человекопо¬добных обезьян особенно резко отличается от поведения низших млекопитающих