не опосредствовано. Поэтому только в человеческом труде возможно истинное орудие. Орудие и есть предмет, особенность которого заключается в том, что посред¬ством его осуществляются трудовые действия, трудовые операции. В этом и состоит главное отличие настоящего, человеческого орудия от квазиорудий животных. Палка, с помощью которой действует обезьяна, и палка в руках человека, осуществляющего процесс труда, это — глубоко различные по своей природе вещи. Орудие человека есть не только предмет, имеющий определенную

152

форму и обладающий определенными свойствами. Это также предмет, имеющий определенный способ употребления, который выработан общественно, выработан в процессе труда и который закреплен за ним. Поэтому, например, топор, когда мы рассматри¬ваем его как орудие, а не просто как физическое тело, это не только две соединенные между собой части — та часть, которую мы называем топорищем, и часть, которая является собственно топором. Это, кроме того, тот общественно выработанный способ действия, те операции, которые материально оформлены, как бы кристаллизованы в нем. Поэтому овладеть орудием вовсе не значит обладать им, но это значит, овладеть тем способом действия, развитие которого его породило и средством осуще¬ствления которого оно является.

«Орудия» животных тоже осуществляют известный способ действия, однако этот способ не закрепляется, не фиксируется за ними* В этот самый момент, когда палка выполнила в руках обезьяны свою функцию, она снова превращается для нее в безразличный предмет. Она не становится носителем данной функции, данной операции. Вот почему животные не хранят своих орудий и заранее не изготовляют их. Наоборот, человеческое орудие — это то, что специально изготовляется или отыскива¬ется, что хранится человеком и само хранит в себе осуществляе¬мый им способ действия, который вырабатывается общественно, в совместной трудовой деятельности людей.

Таким образом, только рассматривая орудия человека в специ¬фике его деятельности, мы открываем их действительное отличие от квазиорудий животных. Животные действуют «орудием», осуществляя свои инстинктивные, биологические отношения к предметам их непосредственных потребностей; человек употребля¬ет орудие для достижения сознательной цели, что и определяет самый способ его употребления. У животного его «орудие» подчиняется инстинктивным способам действия; в нем животное находит только физическую возможность осуществления своей инстинктивной деятельности, как, например, притягивание к себе плода. Поэтому даже искусственным специализированным челове¬ческим орудием обезьяна действует лишь в ограниченных пределах способов своей инстинктивной деятельности. Наоборот, в руках человека нередко простейший природный предмет становится настоящим орудием, то есть осуществляет подлинно орудийную операцию.

У животных орудие» не содержит никакой новой деятельно¬сти, никаких новых операций, оно подчиняется их естественным движениям, в систему которых оно включено; у человека происходит обратное: сама его рука включается в общественно выработанную и фиксированную в орудии систему операций и ей подчиняется 8. Вот почему, если применительно к обезьяне можно

11 См.: Гальперин /7+ Я. Психологическое различие орудий у человека и вспомо¬гательных средств у животных и его значение. Диссертация. Харьков» 1936.

153

сказать, что естественное развитие ее руки определило собой возможность употребления ею палки в качестве средства, то в отношении человека можно утверждать, что сама его орудийная деятельность создала специфические особенности его руки.

Мы готовы полностью согласиться с теми, кто видит истинный пафос исследования антропоидных обезьян в раскрываемой ими истории подготовления человеческой, общественной по своей природе, деятельности. Вместе с ними мы готовы настаивать на генетической преемственности, существующей между психикой этих ближайших к человеку животных и психикой человека. Мы, однако, не можем не видеть и того, что переход к человеку обозначил собой основной переломный пункт развития, — скачок, противопоставивший человеческую жизнь и человеческое сознание жизни и психике животных. Это и определяет собой наши позиции в конкретном сравнительном анализе психологиче¬ских особенностей высших животных и человека.

Мы особенно подчеркиваем эту сторону потому, что вопрос о верхней границе развития психики животных нередко затемня¬ется благодаря наличию в современной зоопсихологии неправо¬мерных тенденций, теоретическую основу которых составляет именно недооценка специфически человеческого в самом человеке и объективных условиях его жизни.

Хотя эти тенденции имеют одну и ту же сторону, они выражаются весьма различным образом*

В свое время Кёлер предупреждал будущих исследователей психики человекоподобных обезьян против чрезмерного усложне¬ния эксперимента. Это понятно. Усложняя экспериментальную ситуацию путем введения в нее человеческих предметов и, что еще важнее, человеческих отношений, легко создать ряд эффектных

артефактов, которые могут дезориентировать исследователя и еще более — читателя. („,).

Благодаря огромной трудности предварительного анализа экспериментальной ситуации и в особенности анализа роли в ней самого экспериментатора, едва ли вообще можно вовсе избежать в зоопсихологическом исследовании высших животных психологи¬ческих артефактов. Все дело в том» чтобы их увидеть и отделить то, что только вызвано к жизни экспериментом, от того, что им искусственно создано. При этом условии построение экспери¬ментального артефакта может приобрести и положительное значение в качестве метода исследования возможностей животно¬го; не следует только преувеличивать роль этого метода. Эксперимент, даже систематически повторяющийся, не в состоя¬нии вызвать действительного сдвига в развитии; его результаты можно скорее сравнить с влиянием дрессировки и приручения, чем с влиянием процесса одомашнения, подлинно преобразующего животное.

Психология домашних животных — это важнейшая, но еще не написанная глава зоопсихологии. Поэтому сейчас мы можем понять содержание процесса одомашнивания только в самом

154

общем его виде, По замечательной мысли Л, Фейербаха, он состоит в том, что «нечто человеческое становится предметом для животного»- Или, иначе говоря, человеческое приобретает смысл для животного. Именно это — стойкость сдвига инстинктивных смыслов, а вовсе не приобретаемые новые навыки и не простое развитие тех или иных функций и даже не изменение строения Деятельности в целом, существенно отличает одомашненное животное.

Неверно думать, что, например, деятельность собаки во время охоты состоит в постоянно прерываемом и поэтому всегда безуспешном добывании пищи; если это было бы так, то эта деятельность угасла бы у нее вовсе, В действительности на охоте ее деятельность направлена к хозяину, а не на дичь; дичь для нее — условие, определяющее задачу, а ее преследование — операция, отвечающая этому условию. Грубо говоря, она охотится не ради дичи, а ради хозяина; вспомним, что большинство охотничьих собак не едят дичи, а знаменитый «кусочек», порой получаемый из рук хозяина в награду во время охоты, обычно съедается ею из простой «вежливости». Поэтому, вопреки всем физиологическим правилам, перед охотой собака должна быть хорошо накормлена; с голодными животными работают только укротители и плохие дрессировщики.

Домашнее животное беспомощно без человека вовсе не потому, что оно физически слабее, чем его дикие сородичи или что его органы чувств притупились, но потому, что многие предметы природной среды перестали для него существовать; их заменил человек и созданный им мир человеческих предметов. (…)

Высшие животные обладают интеллектом. Это значит, что им свойствекна способность психического отражения внешних связей и отношений тех объективных вещей, среди которых они живут,

примитивное обобщение и анализ этих отношений, потому что такова их деятельность, осуществляющая их жизнь*

Это значит, далее, что н сама деятельность высших животных способна подчиниться внешним связям и отношениям субъ¬ективных вещей, способна строиться в соответствии с этими связями и отношениями, раскалываясь и обращаясь одной из своих фаз на лишенную для животного побудительности вещь именно в силу воспринимаемой связи ее с другой вещью1 потому что такова свойственная им форма психического отражения внешней, окружающей их объективной действительности.

Выделение в деятельности фазы подготовления и составляет существенную характеристику этой высшей стадии развития психики в животном мире — стадии интеллекта.

Интеллект животных принципиально отличается от мышления человека. Перефразируя классический тезис Кёлера, можно сказать, что разумное поведение, которое мы находим у животных, не того же самого рода, что у человека. И все же в интеллекте животных лежат корни человеческого разума. Разве не является мыслительная деятельность человека лишь грандиозной, беско-

155

нечно усложненной внутренними теоретическими операциями «фазой подготовлениям, способной отделяться от фазы осуще¬ствления, которая становится теперь фазой ее практической проверки?

Эта стадия — стадия интеллекта — завершает собой развитие психики в животном мире. (.„)

Если окинуть единым взглядом путь, который проходит это развитие, то отчетливо выступает закономерная зависимость психики животных от типа их деятельности. При этом развитие психического отражения животными окружающей их внешней действительности как бы отстает от развития их деятельности. Так, простейшая деятельность, определяемая объективными связями воздействующих свойств действительности и соотнося¬щая животное со сложной вещно-оформленной средой, обусловли¬вает развитие элементарных ощущений, которые отражают лишь отдельные воздействия. Более сложная деятельность позвоночных, определяемая вещными соотношениями, вещными ситуациями, связана с отражением отдельных вещей. Наконец, когда на стадии интеллекта в деятельности животных выделяется «фаза подго¬товления», объективно определяемая возможностью дальнейшей деятельности самого животного, то форма психики характеризу¬ется отражением вещных соотношений, вещных ситуаций.

Таким образом, развитие формы психического отражения является по отношению к развитию строения деятельности животных как бы сдвинутым на одну ступень вниз, так что между ними никогда не бывает прямогосоответствия. Точнее говоря, это соответствие может существовать лишь как момент, обозначаю¬щий собой переход развития на следующую, высшую ступень, ибо уничтожение этого несоответствия, этого противоречия путем возникновения новой формы отражения раскрывает новые возможности деятельности, которая благодаря этому перестраива¬ется, в результате чего вновь возникает несоответствие и противо¬речие между ними.

В основе этого сложного процесса развития лежит формирова¬ние «естественных орудий деятельности животных — их органов и присущих им функций. Эволюция органов и функций, осуще¬ствляющих процессы, связанные с психическим отражением внешней среды, и составляет содержание тех изменений, которые, происходя внутри каждой данной стадии развития деятельности и психики животных, постепенно подготавливают переход к новой, высшей стадии. Происходящее при этом переходе изменение самого строения деятельности и психики в свою очередь создает условия для дальнейшей эволюции этих органов и функций животных, теперь обычно идущей в новом направлении.

Так, например,, функция памяти формируется на стадии элементарной сенсорной психики, с одной стороны, как функция закрепления связей отдельных воздействующих свойств среды, а с другой стороны — как функция закрепления простейших двигательных связей; эта же функция на стадии перцептивной

156

психики развивается в форме образной памяти, а с другой стороны — в форме приобретения двигательных навыков; наконец, на стадии интеллекта ее развитие идет еще в одном, новом направлении — в направлении развития памяти на соотношения, на ситуации. Подобные же качественные изменения наблюдаются и в развитии других психофизиологических функ¬ций,

Рассматривая развитие психики животных, мы подчеркивали прежде всего те различия, которые существуют между отдельными ее формами. Теперь нам необходимо выделить то общее, что характеризует эти различные формы и что делает деятельность животных и их психику качественно отличными от человеческой деятельности и от человеческого сознания.

Первое отличие всякой деятельности животных от деятельно¬сти человека состоит в том, что она является деятельностью

инстинктивной. Пользуясь этим термином, хотим сказать только