меняет самый характер мотива, конкретно побуждающего деятельность.

Легко понять, что потребность в труде может быть удовлетво¬рена и в таком процессе труда, который реально побуждается какими-то очень высокими, общественно значимыми мотивами, и в таком процессе труда, который побуждается мотивами, так сказать, личного, как бы индивидуалистического, а может быть, иногда и эгоистического характера. Сравните мотивацию труда в социалистическом обществе и мотивацию труда в условиях капитализма. Бросается в глаза различие этих мотиваций, Но, конечно, потребность в труде имеется, ведь фактически неверно, что потребность в труде возникла только в условиях нашей советской действительности, что она присуща только социалисти¬ческому обществу. Нет, она, конечно, присуща людям, живущим в других условиях, в других странах, или по крайней мере многим людям, если не всем. Эту оговорку, это уточнение надо, конечно, внести. Но дело в том, что характер мотивации, т, е. как конкретизируется потребность, совершенно различен здесь и там.

Итак, наряду с понятием потребности, которое входит в характеристику деятельности, составляет ее характеристику, мы должны выдвинуть другое очень важное понятие — мотив дея¬тельности, который также характеризует деятельность.

Важность характеристики мотива для психического раскрытия особенностей деятельности вытекает из того, что именно мотив, изменение мотива деятельности меняет как бы психологические отличия.

В одном из своих докладов Калинин писал так: «Когда в буржуазно-капиталистической стране сапожник подбивает подметку к сапогу, его единственное назначение — получить плату за эту подметку и жить на это. Сапожник, прошедший советскую школу, должен понимать, что каждый новый сделанный им сапог есть вклад в общее социалистическое имущество, и это сознание, что часть его работы вкладывается в общее социалистическое хозяйство, одухотворяет самую простую механическую работу».

Мне кажется, что в этой мысли Калинина заключена очень большая психологическая правда. Дело в том, что когда мы

238

пытаемся понять, что представляет собой психологически та или другая деятельность для данного человека,— а ведь мы в психоло¬гии всегда ставим вопрос применительно к личности человека и при этом в конкретной форме,— то ответить на этот вопрос прежде всего приходится через указание на то, ради чего совершается эта деятельность, что ее побуждает. Одно дело, действительно, труд, единственным и главным мотивом которого является получаемое за него вознаграждение, другое дело, если мотивом трудовой деятельности является осознанное значение этой деятельности, общественное значение. При этом следует принять во внимание, что самого по себе осознания, знания того, какое общественное значение имеет, скажем, мой труд, еще недостаточно для того, чтобы этот труд приобрел соответствую¬щую характеристику. Важно, чтобы это осознанное значение стало бы мотивом, а не просто предметом моего знания. Я могу отлично понимать, что выполнение известного вида труда имеет значение объективное, общественное. Но вместе с тем побуждени¬ем к тому, чтобы осуществлять этот труд, может быть побуждение узко-личное, узко-эгоистическое.

Значит, когда мы говорим о том, в чем заключается мотив труда, то надо разуметь при этом то, что способно побудить труд, то, что действительно является мотивом, а не просто знание о том, какое это может иметь или имеет значение. Еще раз повторяю: я могу знать, но вместе с тем не это может практически, реально в жизни побудить. Нужно сказать, что всякое наличие психиче¬ской деятельности, как -я только что говорил, обязательно предполагает мотив проникновения в эту деятельность. Если вы обратитесь к той области психологии, которая, к сожалению, официально не входит в область психологии, но которая представляет область практической психологии, то вы можете обнаружить, что хорошо построенный, такой практический психологический анализ заключается в проникновении в деятель¬ность,— вопрос о том, ради чего осуществляется эта деятельность.

Существуют определенные правила в криминалистике. Таких же правил придерживаются в практическом общении с больными врачи, особенно врачи-психотерапевты. Практически этого поло¬жения придерживаются и практикивоспитатели, педагоги. Когда я, например, подхожу к совершению какого-либо преступления, то, конечно, возникает сразу вопрос о мотиве. Когда я перехожу к анализу поведения человека, которое окружающим представля-ется странным, якобы необъяснимым за счет какой-то патологии, душевной болезни или даже неуравновешенности, то, вникая в то, что побуждает такое поведение, я иногда, напротив, убеждаюсь в том, что психологически это поведение оправдано.

Особо ярко это сказывается, конечно, в педагогике, в практике воспитания. Учащийся совершает какой-то проступок или пре¬ступление, ведет себя определенным образом. Конечно, первый же вопрос, который возникает в практическом анализе, заключается в том, чтобы психологически изучить это поведение, т, е. вопрос

239

о -том, ради чего это делается, что побуждает. И педагогическая деятельность прямо вытекает из результатов анализа. Бесконечно часто встречаются такие случаи, которые вынуждают педагога идти на мероприятие очень известное, постоянно описываемое в нашей же педагогической литературе, Например, ребенок или подросток ведет себя в классе, в школе, скажем, недисциплиниро¬ванно. Он с трудом поддается воздействию, которое нацелено на то, чтобы выправить его поведение в этом отношении. Воспита¬тель, педагог, старший руководитель, пионервожатый иногда вступают на такой путь, часто вам известный: поручают этому школьнику выполнение общественно значимых функций, скажем, поручают ему пионерское звено и т. д. В ряде случаев это действенное мероприятие, поэтому оно пользуется такой популяр¬ностью, известностью и приводит к такому эффекту. Но надо ска-зать, что в ряде случаев оно не приводит к полному эффекту. Дело заключается в том, что такого рода мероприятие может иметь положительный эффект только в том случае, если правильно разгадана причина этого поведения. Часто подросток начинает утверждать себя в глазах товарищей тем, что начинает занимать независимую позицию, осуществлять независимое поведение. Это один смысл его недостаточной дисциплинированности. Он не нашел своей почвы; надо создать ее, где он будет утверждать себя в правильных, разумных формах, а не в искривленных, как сказал Макаренко, дефективных формах. Совсем другое дело, если это поведение школьника мотивировано совершенно иначе, какими-то другими обстоятельствами; по-видимому, требуется другая моти¬вация этого поведения. Всякий раз, когда воспитатель, педагог задумается над тем, что ему делать, он вынужден думать так: ради чего ведет себя так учащийся, что побуждает его так себя вести? Или, иначе говоря, чем это поведение оправдано в личности, какое оно имеет значение для личности или как я предпочитаю говорить, какой личностный смысл это поведение имеет для человека? .

Таким образом, коротко я могу формулировать развиваемое мною положение таким образом: мотивы деятельности суще¬ственно характеризуют ее, так как они определяют значимость данной деятельности для личности, личностный смысл ее для самого человека. Если мотивом поцелуя являются тридцать сребреников, то это будет поцелуй Иуды. Дело не в формальном, так сказать, содержании процесса. Здесь мы подходим к психоло¬гической характеристике, в частности, и того, чем мотивирован этот процесс, в силу какой потребности эта деятельность осуществляется. Только, я повторяю, приходится говорить о моти¬вах, а не о потребности, потому что потребность — понятие слишком неопределенное, слишком общее, я бы сказал, аб¬страктное. Словом, если вы спросите, какое значение имеет та или другая деятельность для человека, в чем заключается ее личностный смысл, то надо поставить вопрос о том, что побуждает к этой деятельности, т. е. вопрос о мотиве. Отвечая на вопрос

240

о мотиве, мы автоматически вскрываем значимость той или иной деятельности для личности человека.

Это положение дозволяет мне попутно в анализе выделить одно центральное положение для характеристики деятельности. Психологический анализ деятельности непременно потребует подхода и анализа, ‘характеристики состояния личности, того места, которое данная деятельность занимает в жизни личности.

Таким образом, учение об отдельных психических явлениях и процессах включается в проблему личности, т. е, анализ деятельности, анализ ее психологических особенностей тем самым оказывается вместе с тем анализом конкретных особенностей личности, ибо, когда я характеризую деятельность, я тем самым перехожу к существенным особенностям личности, И когда я говорю: эта деятельность характеризуется определенным мотивом, то тем самым я характеризую деятельность, потому что когда я говорю, что главным, ведущим для человека являются такие-то и такие-то деятельности, в то время как остальные оказываются в положении подчиненном, или, когда я говорю, что эти ведущие деятельности мотивированы так-то и таким-то образом, подчиняются таким-то мотивам, тотем самым я характе¬ризую не только деятельность, но и личность действующего человека.

Это третье значение, которое имеет введение этой проблемы в советскую психологическую науку. Понятно, что если своеобра¬зие и особенности мотивации деятельности характеризуют эту деятельность психологически, со стороны того, что она есть для личности, то развитие мотивов характеризует, как протекает деятельность, ее течение и динамику. Поэтому опять в литературе не прямо психологической, не академической но отражающей опыт великих практиков-психологов и гуманистов (как, например, у Горького) постоянно встречаются указания на то, что самый процесс протекания деятельности связан с изменениями или с особенностями мотивации деятельности.

Когда мы встаем перед задачей как-то характеризовать через мотив деятельность, дать ее психическую характеристику, учиты¬вая мотивацию деятельности, для этого надо разобраться, какими могут быть мотивы, какие они бывают, чем отличается один мотив от другого, т. е, уметь не только назвать мотив, но и как-то классифицировать, обобщить, проанализировать. Таким образом, рождается очень сложная проблема классификации мотивов. Конечно, решение этой задачи может составить лишь предмет специального изложения. Поэтому здесь я дам лишь самую грубую классификационную схему. Кроме того, классификация мотивов, как это видно из опыта такой классификации, который мы находим в советских исследованиях, прежде всего включает в себя представление о разной степени как бы отдаленности этих мотивов, этих побудительных целей деятельности/ Например, у Бориса Михайловича Теплова введено понятие «ближних и дальних целей&. Имеются в виду цели, побуждающие деятель-

241

ность, т. е. цели, которые являются побудителями, мотивами. У Макаренко это понятие связано с понятием перспектив. Значит, таким образом, первый признак, который бросается в глаза, это признак, выраженный у Бориса Михайловича в этом немного образном понятии степени дальности,— по аналогии с дальностью прицела. Конечно, это характеризует очень существенно мотив, и когда мы говорим, что великая энергия рождается только с высокими целями, то мы имеем в виду эту великую цель, вместе с тем которая может быть охарактеризована как более отда¬ленная. Поэтому короткая цель, побуждающая деятельность, всегда имеет частное, малое значение в жизни. Эта метафо¬ричность, с которой, конечно, можно иметь дело на начальном подходе к анализу, заставляет нас искать другие характеристики, которые может быть, приведут нас к другим представлениям, но ответят на вопрос о том, как возникают эти так называемые отдаленные мотивы — цели, и сделают несколько менее метафори¬ческими эти выражения — дальние, близкие, короткие цели, короткая