мотивация и мотивация дальнего прицела.
Я поэтому склонен вводить при анализе различного «рода мотивов и их классификации еще одну, как мне кажется, важную сторону. Я уже говорил мельком, что деятельности не соположены одна рядом с другой, а взаимосвязаны и соподчинены. Как бы мы ни очерчивали деятельность, все-таки деятельность входит в некоторые цели человеческой жизни. Подобно тому как нерасчленима человеческая личность,—лишь путем анализа мы можем выделить отдельные куски самой жизни этой личности, но они все же всегда взаимосвязаны и главное они соподчинены друг другу, как и человеческие деятельности. Мы можем говорить, что эта деятельность для данного человека является ведущей, эта — побочной или производной, частной, иногда случайной. Подобно этому, когда ми подходим к анализу мотивов, мы тоже имеем такие мотивы, которые оказываются более частными или, напротив, которые в системе связей мотивов как бы подчиняют себе другие. Вот эти так называемые дальние мотивы, цели и есть, не подчиненные и побочные, а подчиняющие, т. е. отвечающие такому отношению к миру человека и таким деятельностям, которые занимают ведущее положение.
Здесь надо ввести одну оговорку: когда я подчеркиваю наличие системы мотивов, имеющих соотношение соподчинения, выделение ведущих, подчиненных и т, д., то я имею в виду развитую личность. Ибо если вы взглянете на то, как соотнесены друг с другом побуждения у ребенка, скажем, преддошкольного возраста — 2—3-летнего , там как раз различные побуждения, как и различные конкретные деятельности, осуществление которых вы можете наблюдать, действительно как будто соположены друг с другом. Но это обстоятельство и выступает в этом известнейшем всем работникам системы преддошкольного и дошкольного воспитания явлении; ребенок легко огорчается, но зато также легко и утешается, и ребенок может очень активно стремиться
242
к чему-либо и очень интенсивно действовать, но его очень легко отвлечь, т. е> противопоставить любое другое побуждающее его деятельность обстоятельство. Кто не знает, что если вы вынужде¬ны отобрать у ребенка какую-нибудь вещь, то наилучший способ такой: дать ему какое-то другое занятие или, как говорят, отвлечь его внимание, привлечь внимание к чему-то другому, т. е. напра¬вить по другому руслу. Общая потребность, которая существует
у ребенка в эту пору, характеризует себя то в одном, то в другом, то в третьем, и эти отдельные побуждения как бы стоят равноп¬равно. Связь идет через естественные, органически связанные потребности. Ребенок, который много двигался, много действовал, начинает испытывать острую потребность в перерыве, отдыхе и сне. Если вы не будете считаться с этой потребностью, он будет капризничать. Это не связь, соподчинение, которое возникло в общественной жизни, в ее общественных формах.
Итак, речь идет о том, чтобы среди мотивов выделить ведущий, что можно сделать, имея дело с развитой личностью. Это всегда можно сделать, ибо нельзя представить себе развитую личность иначе, как такую, которая характеризуется ясно очерченной, ведущей деятельностью, занимающей центральное место в жизни личности, несколькими, немногими отношениями к миру и соответ¬ственно наличием ведущих, устойчивых и всегда поэтому отдаленных мотивов, которые характеризуют уже мотивационную сферу этой личности* Как мы обычно говорим, характеризуя положительно человека, т. е. высокоразвитую, большую лич¬ность — жизнь этого человека имеет как бы единый стержень, единую «красную линию». Есть какая-то центральная большая жизненная цель, которая и побуждает жизнь человека.
Эта направленность, эта центральная деятельность и этот центральный мотив и есть выражение того, что теперь деятель¬ность* и мотивы оказываются подчиненными чему-то ведущему, главному, построены, соотнесены друг с другом в порядке каких-то взаимных связей.
Не надо преувеличивать этого положения до представления какой-то схематичности в человеке. Человек вступает в много¬образные отношения к миру. Поэтому когда мы говорим о единой линии жизни, то мы говорим о главной линии. Поэтому мы и говорим о смысле жизни человека, который он находит то в одном, то в другом. Тем самым мы говорим о главном мотиве, который придает личностный смысл собственной жизни человека.
Итак, когда мы даем характеристику мотива и через характеристику мотива характеризуем деятельность, то нужно учесть также место, которое занимает мотив данной деятельности среди других мотивов, которые побуждают личность к деятельно¬сти.
От чего же зависит то место, которое занимает тот или другой мотив в человеческой жизни, а значит,— от чего зависит место данного вида деятельности в общей жизни человека? Оно определяется двумя центральными, очень важными обстоятель-
243
ствами: во-первых, объективным значением мотива» объективно-общественным его значением и, во-вторых,— открывшимися, предопределенными объективными условиями существования человека, возможностями деятельности.
Первое из этих положений—значит только то хорошо известное положение, что лишь существенные, особо значимые в жкзни индивидов, личностей обстоятельства могут, так сказать, подчинить себе другие. Это положение, очевидно, даже когда мы рассматриваем в чисто биологическом разрезе проблему потребно¬сти и побудителей, которые воздействуют а условиях животного существования на животный организм, сохраняет свою силу, только выступает в другой форме, когда мы говорим о человеке.
Каково центральное отношение, характеризующее жизнь человека? Я бы выразился, пользуясь словами Макаренко, очень просто: главное отношение, от которого зависит все дело, есть отношение между личностью и обществом. Но в чем находится конкретное выражение этого отношения, как развивающегося? Чем оно характеризуется? По-видимому, оно характеризуется объективным значением жизни человека в данных условиях общественного существования человека, т. е. в данных условиях связи человека и общества. Поэтому выходит, что ведущими мотивами не могут стать мотивы, лежащие на периферии этих отношений, и напротив — всегда становятся содержательными, значимыми общественные мотивы, которые имеют, таким обра¬зом, и личностный смысл, и значение для личности, но вместе с тем и такие мотивы, которые определяют отношение человека к обществу, т. ем образно выражаясь, ставит человека в обществе.
Что значит второе положение? Оно значит следующее: может возникнуть та или иная значимая побудительная цель, т. е. тот или другой мотив, но для того, чтобы он себя обнаружил как-либо, необходимо иметь известные наличные объективные условия, которые делают возможным развитие деятельности. Если деятель¬ность не может развиваться в этом направлении (в силу очень многих обстоятельств, прежде всего объективных, а отчасти и субъективных), то, конечно, такой мотив не обнаруживает свою действенную силу, не будет существенно характеризовать деятель¬ность и личность человека, он останется в категории как бы абстрактных мотивов, возникновение которых имеет лишь то значение, что при открывающихся или создавшихся обстоятель¬ствах, позволяющих деятельности развиваться в данном направ¬лении, она и будет развиваться. Т. е, возникновение такого мотива имеет смысл как бы относительный, условный, если создастся, возможность осуществления в этом направлении.
Я бы резюмировал эти два пункта следующим образом: во-первых, к характеристике мотива следует подходить с точки зрения его общественного значения и с точки зрения возможности осуществления деятельности в данном направлении, вытекающего из мотива, из этой значимой цели, побуждающей человека, или, иными словами, учитывая степень абстрактности или, напротив,
244
конкретности данного побуждения. Абстрактное побуждение частью, конечно, характеризует состояние человека и частью характеризует его личность; но подлинная, настоящая характери¬стика личности вытекает, конечно, из тех мотивов, которые являются актуальными, реально побуждающими, а не только потенциально побуждающими. Не только важно, чтобы возникло стремление к достижению соответствующей — побуждающей ак¬тивности цели, но чтобы происходило это самое достигайте, чтобы возник процесс, иначе мотив окажется недейственным.
Огромное значение имеет то, как, в какой форме сознается мотив, отражается мотив. Дело в том, что обстоятельства, побуждающие деятельность человека, могут или сознаваться полностью, отчетливо, или частично, смутно. Наконец, это очень важно для конкретного исторического анализа деятельности; при изменении деятельности человека в зависимости от конкретных исторических условий существования человека мотив может сознаваться также и не соответствующим образом, не адекватно; и с другой стороны — адекватно сознаваться, т. е. в соответствии с тем, что он представляет собой в действительности, объективно.
Таким образом, мы приходим к следующему положению: для развития и проявления, обнаруживания в деятельности этой побудительной силы — мотивов—чрезвычайно важное значение имеет ясность и адекватность их сознавания. Поэтому когда мы говорим, с одной стороны, о больших целях, которые характеризу¬ют ведущие человеческие деятельности, которые придают им такую психологически особенно большую значимость в жизни личности, то мы, подчеркивая значимость этих мотивов и целей, вместе с тем подчеркиваем и степень их ясности и осознанности.
Нужно сказать, что проблема осознания мотивов есть в известном смысле как бы особая, специальная проблема, потому что осознание этих мотивов, как сознательных целей, побуждаю¬щих активность деятельности человека, не происходит, так сказать, механически, автоматически, само по себе. Человек проделывает известную, так сказать, «работу, и эту работу проделывает, конечно, не в одиночку. Практически эта работа проделывается в порядке воспитания, воздействия на человека, раскрытия человеку этих побудительных целей жизни в правиль-ных, адекватных понятиях, потому что если они раскрыты не в адекватных, не в правильных, а в ложных понятиях, то. эти мотивы, как показывает живое наблюдение и анализ глубоких жизненных процессов, как бы теряют свою силу.
Наоборот, при переходе к адекватному сознанию силы сознания, а значит, и силы человека, удесетеряются,
Таким образом, мы переходим в связи с мотивами деятельно¬сти к адекватности, правильному осознанию мотивов, движущих человеческую деятельность.
В одной из длительных работ, которые делаются в Институте психологии, в работе, посвященной специальной проблеме нрав¬ственных переживаний человека, которая была построена на
245
конкретном психологическом материале, с большой силой было показано, что происходит с деятельностью человека, когда мотивы этой деятельности осознаны в неправильных, в неадекватных понятиях. Для того чтобы показать это, автор воспользовался анализом некоторых документов, писем, отчетов, описаний, характеризовавших поведение русских солдат во время боев с японцами в кампаний 1905 года. Ему удалось также, правда в гораздо меньшей степени, показать, что произошло с этой мотивацией, так сказать военной деятельностью, боевых действий, когда под влиянием революционной пропаганды научных идей, социальных отношений действенные мотивы этой боевой деятель¬ности предстали теперь в своем адекватном освещении.
Я упомянул об этой работе, чтобы подчеркнуть, что вопросов адекватности или неадекватности побуждения очень важен. Когда мы подходим к психологическому анализу, а не к общественному, не идеологическому, той центральной черты личности, которая характеризует советский патриотизм, в отличие от патриотизма людей, который наблюдался также и в других условиях их существования, в других объективных исторических обстоятель¬ствах, конечно, одной из важных черт этого советского патрио¬тизма является то, что мотивы патриотических поступков, действий являются в иной степени и иначе осознанными.
Конечно, это не единственная, не исчерпывающая характери¬стика, но это существенная черта,— ступень сознательности. Опять повторяю: не только количественная, но и качественная,— насколько верно, адекватно эти мотивы здесь осознаны.
И наконец, характеристика мотива вытекает из особенностей самой деятельности. Это значит: не только из обстоятельств, но и из особенностей самой деятельности, Я бы сказал, это такая характеристика,
