привычного наркотика.
В мире хорошо известны свойства потребителя, клюющего на приманку рекламы, сенсации, шума, ажиотажа. Такой потребитель получил название «китчмена» — потребителя «китча», т. е. дешевки, духовного ширпотреба. Искусство И. И. Глазунова — «китч» высшей марки, «китч» в своем кристально-чистом выражении» [74].
Исчерпывающая характеристика «китча» дана Кристианом Келлером: «Китч означает бегство от истинного решения жизненных противоречий посредством дешевой сублимации чувств в неподлинном» [74].
Не правда ли — своеобразный аналог алкоголю? Вот почему из года в год растет разрыв между официальным искусством, культурой системы и «альтернативной антикультурой» масс. В допетровской Руси выразителями такой антикультуры были юродивые. Институт юродства на Руси имел огромное влияние на царей. Юродивый пропускал через себя, через свое сердце всю боль народа и оттого ходил голый, что бояре ходили в шубах: это доведенная до гротеска выворотная сторона жизни народа; это всегда духовный подвиг.
В наше время великим юродивым был Владимир Высоцкий. В этом неугасающий феномен его популярности, да и всего бардовского движения.
По словам В. В. Налимова, новое всегда появляется из подполья настоящего. Пройдя путь от объединения вокруг общей цели до разъединения вокруг личного благосостояния, наша идеологическая машина перестала удовлетворять духовным потребностям людей. Есть ли этому пагубному процессу какая-либо здравая альтернатива? Безусловно, есть, но она требует глубокой переоценки жизненных ценностей и должна опираться, с одной стороны, на традиционную культуру России, а с другой — отвечать динамическому моменту сегодня.
Динамичность момента заключается в том, что резко возросла поляризация сил: с одной стороны — явное освобождение части людей среднего поколения от рабства человеческой самости, от частокола стереотипного мышления и устремление к свету и радости, даримым духовной свободой; с другой — совершенно полярное движение, в основном среди студенческой молодежи, воспринявшей в качестве альтернативной идею неонацизма, являющуюся предельным возвеличиванием человеческой самости, доходящей до абсурдной идеи вседозволенности, до стремления к мировому господству.
Между этими двумя лагерями пестрая мозаика либо погрязших в довольстве обывателей, либо мечущихся в поисках духовной пищи, свободных от благосостояния людей. Именно последним адресована моя книга, именно им я хочу предложить путь постижения духовной свободы. Но для этого необходимо попытаться ответить на вопрос: для чего мы явлены в этом феноменальном мире?
Русская философия в лице Вл. Соловьева и Н. Бердяева предложила изумительно красивое решение в виде богочеловечества у первого и богочеловечности у второго философа.
Уже в ранней статье «Жизненный смысл христианства» Вл. Соловьев дает свою философию жизни, изложенную в шести тезисах. Я приведу их с комментариями известного историка философии А. Ф. Лосева.
«Если первый тезис Вл. Соловьева гласит о том, что мир лежит во зле, и что все живое живет только уничтожая другого живого и самого себя, то тут же рождается у Вл. Соловьева и второй тезис: уничтожать все живое и самого себя можно только при условии логической противоположности ко всему этому мировому безобразию.
Если же есть зло, основанное на выживании живого существа за счет другого, то это значит, что есть и такая цельность, которая основана не на взаимопотреблении, но на взаимной любви и гармонии. Эту цельность Вл. Соловьев называет ЛОГОСОМ. Вл. Соловьев пишет: «Первенство бытия принадлежит не отдельным частям, а целому. Безусловно, первоначально и источник всякого бытия есть абсолютная целость всего сущего, т. е. Бог. Эта-то целость всего, пребывающая сама в себе в неизменном покое вечности, открывается и проявляется во всеединяющем смысле мира, так что этот смысл есть прямое выражение или слово (Logos) Божества — явный и действующий Бог» [63].
Но отсюда вытекает и третий тезис, который у Вл. Соловьева формулируется так: «Логос, или Божество, становится смыслом жизни самого человека и вместе с тем принципом мирового всеединства. Отсюда вытекает и четвертый тезис, гласящий: божественное всеединство есть живая личная сила, а не идея как предмет созерцания ума».
Пятый тезис гласит, что если имеется эта живая вечная сила всеединства, то, значит, есть носитель этой силы, т. е. сам Бог, но не просто Бог, а Богочеловек, в котором воплощается божественный логос и одухотворяется материя.
«…первый природный человек есть истинный Бог, потому что в нем существо божие, составляющее истинный смысл всего существующего, впервые явилось самим собою, показало себя тем, чем оно есть, безусловно» [63]. Сам собою появляется у Вл. Соловьева и шестой тезис его работы, в котором он говорит о приобщении всякого человека к богочеловечеству.
«Конечно, Вл. Соловьев никогда не был материалистом — он объективный идеалист, но он стремился увековечить материю и сделать ее в основном равноценной идее» [38].
Как это созвучно представлениям современных философов о принципах дополнительности, а не противопоставления! Если Вл. Соловьев рассматривает исторический процесс как одновременное торжество чистой идеи и торжество пронизанной этой идеей материи, то современный философ Ю. Манеев в такое же соотношение приводит категории субстанции и субстрата, из которых и состоит, по его мнению, категория материи.
Развивая, в отличие от Вл. Соловьева, понятие богочеловечности, Н. Бердяев писал уже в нашем веке: «Тема богочеловечества — основная тема христианства. Я бы предпочел сказать не богочеловечество — выражение, излюбленное Вл. Соловьевым, а богочеловечность. Христианство антропоцентрично. Оно возвещает освобождение человека от власти космических сил и духов. Оно предполагает веру не только в Бога, но и в человека, и этим отличается от отвлеченного монотеизма, иудаизма, ислама и от браманизма. Нужно решительно сказать, что христианство не есть религия монистическая и монархическая. Это религия богочеловеческая и тринитарная. Но жизненная диалектика между Божеством и человечеством так сложна была, что человеческое было часто унижено в истории христианства. В исторической судьбе богочеловечности то божественное поглощало человеческое, то человеческое поглощало божественное.
Самый догмат о богочеловечности Иисуса Христа выражал тайну богочеловечности, соединения двух природ без смешения и тождества» [7].
Все та же итоговая мысль. Для нас, людей конца XX века, все это говорит лишь о том, что в человеке, ломимо его физического субстратного тела, есть еще и высшая субстанциональная составляющая, которая и должна определять и оправдывать и рождение, и смерть человека. А они действительно становятся оправданными, если принять для начала, хотя бы в виде рабочей гипотезы, идею перевоплощения. Чтобы хоть как-то убедиться в правомочности подобной гипотезы, рассмотрим историю этого вопроса и результаты некоторых современных исследований, и мои собственные размышления.
Мой же ход рассуждений был следующий. Если вспомнить мои размышления о гармоническом единстве нашего мира и проявлении через гармонию его Божественности, тогда все, что не гармония, есть фальшь. Значит, все основные ключевые понятия нашего бытия, такие, как судьба и смерть, должны отвечать этим условиям мировой гармонии. Кроме того, если мы, люди, созданы по закону гармонии и по образу и подобию Божию, то у нашей жизни должна быть какая-то очень высокая цель, метацель, и жизнь наша должна быть наполнена очень высоким смыслом — метасмыслом. Я думаю, что термин «богочеловечность» очень точно характеризует и цель, и смысл нашего бытия. Какой же алгоритм нам предложил марксизм-ленинизм, а вкупе с ним и уважаемая христианская церковь? Обратим внимание на рис. 44, где в виде полуокружности изображен (конечно, условно) путь души от рождения до смерти. Горизонтальная линия обозначает разделение бытия (верхняя часть) и небытия (нижняя часть).
По материалистическому и христианскому мышлению, мы рождаемся из небытия. Отметим эту точку Тр. Затем мы растем, растем и достигаем своего апогея в зрелые годы (Тз — точка зрелости). А затем начинаем монотонно стремиться к старости с падением всех основных жизненных функций до точки смерти, где мы снова пересекаем линию (бытие-небытие), но мне хочется назвать эту точку не точкой смерти, а точкой ухода (Ту).
Если внимательно присмотреться к этой полуокружности, то в таком алгоритме нет не только метасмысла жизни, но и просто смысла, кроме известной фразы, что «прожить надо так, чтобы не было мучительно больно». Кроме этого само понятие смерти, как конца всего вообще, обессмысливает жизнь, ибо «туда с собой не возьмешь и пятака, сколько бы не нагреб в этой жизни».
Христианское обещание вечного рая или вечного ада не очень убеждает, если и не вызывают откровенный протест у меня, как у физика, ибо статики в этом мире нет, и вечно только движение. И уж совершенно непонятными становятся случаи детской смертности, или смерти от несчастного случая, когда человек уходит в полном здравии. Кроме всего, мы же знаем парадокс, что, прежде всего умирают лучшие люди.
Явно, что описанный алгоритм бытия не отвечает законам мировой гармонии, и что-то в понятии смерти, как конца всего, неточно. То же самое и с понятием судьбы. Почему родился горбатым, почему дебилом, почему несчастным? Почему мы не равны от рождения? У христиан на это один ответ: «На то воля Божия», но это ничего не объясняет. Что-то не полно в понятии «судьба».
Часто, выступая в России перед большой аудиторией, я спрашиваю людей: «Вы верите, что есть судьба?». Если в 80-е годы в зале поднималось пять рук, то в 90-е уже лес рук. «А вы согласны с тем, что она такая, какая получилась?». И из зала раздается приглушенный выдох: «Не согласны!». Тогда я говорю им: «И вы можете спокойно спать? Ведь это же глобальное противоречие нашей жизни!». Я не мог спать и должен был разрешить парадоксы смерти и судьбы. Я подумал, неужели весь мир сошел с ума, если он так думает? Оказалось, что нет. Оказалось, что так думают только христианский и социалистический миры. Может быть, к ним стоит отнести и исламский мир. Хотя я и не знаком глубоко с исламом, но целый ряд постулатов приверженцев ислама во время афганской войны и в случае терактов в Израиле наводит на мысль о родстве понимания загробного существования и христианства, и ислама. Остальной же мир, прежде всего восток, Индия и, к моему удивлению, и иудейская религия убеждены в существовании принципа реинкарнации, т. е. перевоплощения душ. Ниже я привожу доказательства фактуальности реинкарнации, а пока мы останемся в пределах спокойного логического размышления. Итак, предположим, что система реинкарнационного перевоплощения душ имеет
