только в
образах (имагинациях), через которые вещают инспирации, которые проистекают
от интуитивно пережитого Духовного существа. (О сущности имагинации,
инспирации и интуиции найдут необходимое в самом этом „Тайноведении» и
в моей книге „Как достичь познаний высших Миров? (Wie erlangt man
Erkenntnisse der h heren Welten?)»)

Однако изображающий имагинации из Духовного мира не может в настоящее
время только такие имагинации предоставить. Он изображает с этим нечто, что
как полностью другое содержание сознания наряду с содержанием познания
нашего времени стояло бы без всякой совместной связи с таковым. Он должен
современное сознание наполнить тем, что другое сознание, которое созерцает в
Духо-мир (Geistwelt), может распознать. Тогда будет его изложение иметь
содержанием этот Духо-мир; однако такое содержание выступает в форме мыслей,
в которые он втекает. Через это становится оно обычным сознанием, которое
думает в смысле настоящего времени, но еще не созерцает вовнутрь в Духо-мир,
полностью понимающе.

Такое понимание остается только тогда выключенным (aus), когда сами
собой кладут перед ним препятствия. Когда делают своими собственными
предосуждения, которые образовало время, из некого ложно понятого
природо-воззрения о „границах познания».

В Духо-познании все погружено в интимное Душе-переживание. Не только
само Духовное созерцание, но также понимание, которое результаты созерцания
приносит навстречу не созерцательному обычному сознанию.

О такой интимности не имеет никакого понятия тот, кто дилетантским
образом говорит о том, что тот, кто верит что понимает, себе понимание сам
внушает.

Однако это есть так, что то, что изживает себя внутри понимания
физического мира лишь в понятиях как истина или заблуждение, в отношении
Духовного мира становится переживанием.

Кто в свое суждение позволяет втекать даже только тихо воспринимаемому
утверждению, что Духовно созерцаемое является обычному, еще не созерцающему
сознанию — из-за его границ — непостижимым, тому ложится такое
воспринимаемое суждение, как затемняющее облако перед постижением; и тот
действительно не может понимать.

Однако непредвзятому, не созерцающему сознанию является созерцаемое
вполне понятным, когда созерцающий доносит его вплоть до мысле-формы. Оно
является понятным, как не-художнику понятна законченная картина художника. И
именно есть понимание Духо-мира не художественно-чувственно-соразмерное
(kьnstlerisch-gefьhlsmдЯige), как у художественного творения, но всецело
мысле-соразмерное, как в отношении естествознания.

Чтобы, однако, такое понимание действительно сделать возможным, должен
изображающий Духовно созецаемого, свои созерцания донести до верного
вливания в мысле-форму, без того, что они внутри этой формы теряют свой
имагинативный характер.

Это все стояло перед моей Душой, как я разрабатывал свое
„Тайноведение».

В 1909 почувствовал я затем, что я с этими предпосылками мог бы создать
некую книгу, которая: во-первых содержание моего Духо-созерцания донесла бы
влитой в мысле-форму до некой определенной, но сначала достаточной степени;
и во-вторых может быть понята каждым мыслящим человеком, который не
располагает себе перед пониманием никаких препятствий.

Я говорю это сегодня, одновременно высказывая этим, что тогда (1909)
опубликование книги казалось мне риском. Ибо я знал ведь, что требуемую
непредвзятость именно те могут не достичь, которые двигают естественную
науку и также мало все многочисленные личности, которые в своих суждениях от
таковой являются зависимыми.

Однако перед моей Душой стоял именно факт, что во время, в которое
сознание человечества наиболее далеко отдалилось от этого Духо-мира,
сообщения из такого Духо-мира соответствовали самой неотложной
необходимости.

Я рассчитывал на то, что существуют также люди, которые более или менее
отдаленность от всей Духовности воспринимают настолько тяжело, как жизненное
препятствие, что они за сообщения из Духо-мира ухватятся с внутренней
тоской.

И последующие годы это ведь полностью подтвердили. „Теософия» и
„Тайноведение» как книги, которые предполагают в читателе добрую волю
чтобы входить в тяжелую стилизацию, нашли широкое распространение.

Я полностью сознательно стремился дать не некое „популярное»
изложение, но такое, которое делает необходимым чтобы вникнуть в содержание
с мысле-напряжением. Этим, я моим книгам запечатлил такой характер, что их
чтение само уже есть начало Духо-обучения. Ибо спокойное, разумное
мысле-напряжение, которое делает такое чтение необходимым, усиливает
Душевные силы и делает их через это способными, чтобы приблизиться к
Духовному миру.

То, что я книге дал титул „Тайноведение» сразу же вызвало
недоразумения. С некоторых сторон было сказано, что то, что желает быть
„наукой» не должно быть „тайным». Как мало было обдумано такое
возражение. Как если бы некто, кто публикует некое содержание, желал бы с
таковым обходиться „тайно». Вся книга показывает, что ничто не описано
как „тайное», но именно должно быть принесено в такую форму, что это
будет понятным как только и любая „наука». Или желают, когда
употребляют слово „естествознание (Naturwissenschaft)», не намекать,
что дело идет о „естестве»?

„Тайноведение (Geheimwissenschaft)» есть противоположность
„природоведения (Naturwissenschaft)».

Моим созерцаниям в Духовный мир всегда снова противоставляли, будто они
есть измененные воспроизведения того, что в течение более древнего времени
выступало в представлениях людей о Духо-мире. Говорилось, что я якобы
прочитал некоторое, это вобрал в подзонательное и затем в вере, что это
происходило из собственного созерцания, донес к изложению. Из гностических
учений, из восточной мудрости и так далее, должен я был якобы мои изложения
завоевать.

Тем, что такое утверждалось, остаются с мыслями полностью на
поверхности.

Мои познания Духовного, которые я полностью осознавал, есть результаты
собственного созерцания. Я каждое время при всех отдельностях и при больших
обзорах строго себя проверял, делаю ли я каждый шаг так, что полностью
разумное сознание сопровождало эти шаги. Как математик идет от мысли к
мысли, без того, что безсознательное, самовнушение и так далее играли роль,
так — говорил я себе — должно Духовное созерцание от объективной имагинации
к объективной имагинации идти, без того, что нечто другое в Душе живет, как
Духовное содержание ясно разумного сознания.

То, что знают об имагинации, что она есть не только субъекивный образ,
но образ-воспроизведение объективного Духо-содержания, к этому приносят это
через здоровое внутреннее переживание. Достигают этого Духовно-Душевным
образом, как и в области чувственного наблюдения при здоровой организации
верно отличают воображения от объективных восприятий.

Так имел я результаты моего созерцания передо мной. Они были сначала
„созерцаниями», которые жили без наименований.

Должен был я ими поделиться, то требовало это слово-описаний. Я искал
тогда позднее таковые в более древних изложениях Духовного, чтобы еще
безсловесное мочь выразить в словах. Я использовал такие слово-описания
свободно, так что ведь едва одно из таковых в моем использовании совпадает с
тем, чем оно было там, где я его находил.

Я искал, однако, такую возможность, чтобы выразить себя, всегда только,
после того как содержимое восходило в собственном созерцании.

Прежде прочитанное знал я как отключить, при собственном исследующем
созерцании через насторой сознания, который я именно уже описал.

Теперь, находили в моих выражениях отзвуки древних представлений. Без
того, чтобы входить в содержание, задерживаются за такие выражения. Говорю я
о „цветках лотоса» в астральном теле человека, то было это
доказательством, что я Индийские учения, в которых находят такое выражение,
якобы воспроизвел. Да, говорю я об астральном теле, то было это результатом
чтения Средневековых писаний. Использую я выражения: Ангел, Архангел и так
далее, то обновляю я просто представления Христианского гнозиса.

Такие, полностью на поверхности движущиеся мысли, находил я всегда
постоянно мне противопоставленными.

Также на эти факты желал я указать теперь при опять-появлении
„Тайноведения» в новом издании. Книга содержит ведь очерки
Антропософии как одно целое. Отсюда, она будет преимущественно затронута
недоразумениями, которым таковая подвергнута.

Со времени, в которое в моей Душе имагинации, которые книга
воспроизводит, слились вместе в один целостный образ, я безпрерывно
продолжал образовывать исследующее созерцание в людях, в историческое
становление человечества, в Космос и так далее;