в котором
человек будет рожден. — Равно также можно обходиться с неким другим
предположением. Опять устанавливают заранее, что возможно есть верно, что
говорится Духовной наукой, что плоды истекшей жизни будут втелеснены
(einverleibt) Духовному зародышу человека, и Духо-страна, в которой таковой
находится между смертью и новой жизнью, была бы областью, в которой эти
плоды созревают для того, чтобы, возникнуть преобразованными в задатки и
способности в новой жизни и чтобы сформировать личность так, чтобы она
появилась как воздействие того, что завоевано в прежней жизни. — Кто делает
такие предпосылки и с ними непредвзято рассматривает жизнь, тому будет
показано, что через них все чувственно-действительное может быть распознано
в своей полной значимости и истинности, что, однако, одновременно становится
понятным все, что только при неком голом построении на чувственных фактах
должно остаться всегда непонятным для тех, чей мысле-настрой не направляется
по Духовному миру. И прежде всего, исчезнет каждая нелогичность такого рода,
как указанная ранее: потому что наиболее значимое имя стоит у конца кровного
родства, должен был бы носитель свою одаренность иметь унаследованной. Жизнь
будет логически понятной через, установленные Духовной наукой,
сверх-чувственные факты.
Добросовестный искатель истины, который без собственного опыта в
сверх-чувственном мире желает разобраться в фактах, сможет однако также еще
выдвинуть весомое возражение. Может быть, именно, сделано действенным, что
было бы непозволительным, принимать бытие каких-нибудь фактов просто на
основании, потому что через это могло бы быть объяснено нечто, что иначе
является необъяснимым. Такое возражение наверняка совсем незначимо для тех,
кто знает соответствующие факты из сверх-чувственного опыта. И в следующих
частях этого писания будет указан путь, который может быть пройден, не
только для того, чтобы узнать другие Духовные факты, которые здесь будут
описаны, но также и для того, чтобы познать закон Духовной причины как
собственное переживание. Однако для каждого, кто не желает вступить на этот
путь, вышеупомянутое возражение может иметь некое значение. И то, что против
него может быть сказано, является также ценным для того, кто решил сам идти
указанным путем. Ибо если некто примет это правильным образом, тогда есть
это самый лучший первый шаг, который может быть сделан на этом пути. — Это
есть, именно, совершенно верно: только лишь потому, что через это может быть
объяснено нечто, что иначе остается необъяснимым, не должно приниматься то,
о чьем бытии иначе не имеется никакого знания. Но в случае с приведенными
Духовными фактами дело обстоит, все-же, еще по-другому. Если их принимают,
то это имеет не только интеллектуальное последствие, что через них жизнь
находят понятной, но через приняте этих предпосылок переживают в своих
мыслях еще нечто совсем другое. Мыслят себе следующий случай: Некто
испытывает нечто, что вызывает в нем верно болезненное ощущение. Он может
поставить себя теперь двояким образом к этому. Он может переживать случай
как нечто, что касается его болезненно, и предаться болезненному ощущению,
возможно даже погрузиться в боль. Он может поставить себя, однако, также
по-другому к этому. Он может сказать: В истинности я сам образовал в некой
прошедшей жизни во мне силу, которая поставила меня перед этим случаем; в
действительности, я сам доставил себе это дело. И он может теперь побудить в
себе все ощущения, которые некая такая мысль может иметь последствием.
Само-разумеется, должна мысль переживаться с самой совершенной серьезностью
и со всей возможной силой, если она должна иметь такое последствие для жизни
ощущения и чувства. Кто этого достигает, для того установится переживание,
которое лучше всего позволяет сделать себя наглядным через сравнение. Два
человека — желательно так предположить — имели бы сургучный стержень
(Siegellackstange) в руке. Один установил бы интеллектуальные рассмотрения
над «внутренней природой» стержня. Эти рассмотрения могли бы быть очень
умными; если, однако, эта «внутренняя природа» не показывает себя ни через
ничто, ему спокойно некто мог бы возразить: это есть фантазирование. Другой,
однако, потрет сургуч сукном, и он показывает тогда, что стержень
притягивает маленькие частички. Есть весомое различие между мыслями, которые
прошли через голову первого человека и побудили его к рассмотрениям, и
таковыми второго. Мысли первого не имели никакого фактического последствия;
таковые второго, однако, имеют некую силу, они выманили, итак, нечто
действительное из своей скрытости. — Так есть это теперь также с мыслями
некого человека, который представляет себе, что он имел бы силу, чтобы
встретиться вместе с неким событием, которую он через прежнюю жизнь сам в
себе посадил. Это голое представление побуждает в нем действительную силу,
через которую он может встретить событие совсем другим образом, чем если бы
он такое представление не лелеял. Через это ему восходит свет над
необходимым существом этого события, которое он иначе мог распознать только
как случайность. И он непосредственно увидит: я имел правильную мысль, ибо
эта мысль имела силу, разоблачить мне истину. Повторяет некто такие
внутренние процессы, то так будут они продолжены к некому средству
внутреннего притока силы, и они доказывают так свою правильность через свою
плодотворность. И эта правильность показывает себя, мало-помалу, достаточно
сильно. В Духовном, Душевном и также в физическом отношении действуют такие
процессы оздоровляюще, да в каждом отношении, содействующе для жизни.
Человеку станет ясно, что он через это устанавливает себя правильным образом
в совместные связи жизни, в то время как он при рассмотрении только жизни
между рождением и смертью предается глубокому заблуждению (Irrwahn). Человек
становится Душевно сильным через обозначенное знание. — Такое чисто
внутреннее доказательство Духовной причины может добыть для себя каждый,
все-таки только сам, в своей внутренней жизни. Однако каждый может также его
иметь. Кто его себе не добывает, не может, однако, осуждать его доказывающую
силу. Кто его добывает, тот едва ли может, однако, также больше в нем
сомневаться. Не нужно также вообще удивляться, что это есть так. Ибо что так
всецело и вообще совместно связано с тем, что составляет наиболее внутреннее
существо человека, его личность, для этого является только естественным, что
это также в наивнутреннейшем переживании достаточно может быть доказанным. —
Выдвигать нельзя против этого все-таки, что такое дело, потому что оно
соответствует такому внутреннему переживанию, каждый должен был бы
произвести с самим собой, и что оно не могло бы быть делом Духовной науки.
Известно есть то, что каждый должен сам иметь переживание, как каждый должен
сам увидеть доказательство некого математического утверждения. Однако путь,
на котором переживание может быть достигнуто, является действенным для всех
людей, как метод, чтобы доказать некое математическое утверждение, является
действенным для всех.
Не должно быть отрицаемо то, что — не рассматривая, естественно,
сверх-чувственные наблюдения — именно приведенное доказательство через
порождающую силу соответствующих мыслей, является единственным, которое
неуклонно придерживается каждой непредвзятой логики. Все другие взвешенные
соображения являются конечно очень значимыми; но они все будут, все-же,
иметь нечто, у чего противник может найти пункт для нападок. Кто, все-же,
усвоил себе достаточно непредвзятый взгляд, тот уже в возможности и
фактичности воспитания у человека найдет нечто, что также логически
действующая сила доказательства имеет подтвердить, что некое Духовное
существо пробивается к бытию в телесной оболочке. Он сравнит животное с
человеком и скажет: У первого выступают с рождением, основополагающие для
такового качества и способности, как нечто в себе определенное: это четко
показывает, как это пред-обозначивается через наследственность и
развертывается во внешнем мире. Видят, как молодой цыпленок с рождения
осуществляет жизненные отправления определенным образом. У человека, однако,
вступает через воспитание с его внутренней жизнью во взаимосвязь нечто, что
может стоять без всякого отношения к некой наследственности. И он может быть
в положении, чтобы усвоить себе воздействия таких внешних влияний. Кто
воспитывает, тот знает, что навстречу таким воздействиям должны выдвинуться
силы из Внутреннего человека; есть это не такой случай, тогда является все
обучение и воспитание незначимым. Для непредвзятого воспитателя
устанавливается, даже совсем остро, граница между унаследованными задатками
и теми внутренними силами человека, которые просвечивают через эти задатки и
которые происходят из прежних жизней. Наверняка, для таких вещей нельзя
привести такие «весомые» доказательства, как для известных физических фактов
посредством весов. Но зато есть эти вещи, именно, интимности (Intimitдten)
жизни. И для того, кто имеет для этого чувство, являются также такие не
руко-осязаемые подтверждения доказывающими; даже более доказывающими, чем
руко-осязаемая действительность. Что, ведь, также животных можно
дрессировать,
