чтоб не прийти к
пустоте. Другими словами: оно не должно в своих объяснениях прибегать к
вещам, которых оно не находит в себе самом. Вещь, которую нельзя было бы
объять мышлением, была бы ничем. Все в конце концов разрешается в мышлении,
все находит внутри его свое место.
По отношению к нашему индивидуальному сознанию это означает следующее:
Мы должны для научных утверждений оставаться строго в пределах данного нам в
нашем сознании, мы не можем переступать через это. Хотя и соглашаются, что
нам невозможно перескочить через наше сознание, не попав в область
бессущностного, однако в то же время не видят, что сущность вещей может быть
найдена внутри нашего сознания в восприятии идей; и так возникают те
ошибочные взгляды, которые толкуют о границе нашего познания. Если мы не в
состоянии выйти за пределы нашего сознания и если сущность действительности
не находится внутри его, то мы вообще не можем пробиться к сущности.
Мышление наше приковано к посюсторонности и ничего не знает о потустороннем.
С нашей точки зрения, это мнение есть не что иное, как непонимающее
само себя мышление. Граница познания только тогда была бы возможна, если бы
внешний опыт сам по себе навязывал нам расследование своей сущности, если бы
он сам определял вопросы, которые следует ставить по поводу его. Это,
однако, не так. В мышлении возникает потребность противопоставлять
воспринимаемому им опыту сущность последнего. Мышление может иметь только
одно определенное стремление: видеть присущую ему самому закономерность
также и во всем прочем мире, а отнюдь не нечто такое, о чем оно само не
имеет ни малейшего сведения.
Здесь необходимо исправить еще другое заблуждение. Оно заключается в
том, будто мышление недостаточно для построения мира и будто к мысленному
содержанию должно превзойти еще что-то (сила, воля и т. п.) для того, чтобы
мир стал возможным.
При более точном размышлении, однако, тотчас обнаруживается, что все
подобные факторы суть не что иное, как отвлечения из воспринимаемого мира,
сами нуждающиеся в объяснении посредством мышления. Всякая другая составная
часть мировой сущности, кроме мышления, тотчас потребовала бы иного способа
постижения и познания, отличного от мыслительного. Мы должны были бы
подходить к этой иной составной части иначе, чем путем мышления. Ибо
мышление дает нам только мысли. Но, стараясь объяснить участие этой другой
составной части в мировом процессе и пользуясь при этом понятиями, мы уже
тем самым противоречим себе. Но кроме того, помимо чувственного восприятия и
мышления, мы не имеем ничего третьего. И мы не можем ни единой части первого
признать ядром мира, потому что все его члены при более подробном
рассмотрении показывают, что они как таковые не содержат его сущности.
Поэтому последнюю можно искать единственно только в мышлении.

14. Основа вещей и познание
Кант сделал большой шаг вперед в философии тем, что указал опору в
самом себе. Человек должен искать оснований достоверности своих утверждений
в том, что дано ему в его собственном духовном достоянии, а не в извне
навязанных ему истинах. Научное убеждение только через самого себя — таков
девиз Кантовской философии. Главным образом поэтому он назвал ее критической
в противоположность догматической, которая получает уже готовые утверждения
и лишь впоследствии подыскивает к ним доказательства. Мы имеем здесь
противоположность двух научных направлений, но она не продумана Кантом с той
остротой, с какой это возможно.
Попытаемся точно разобрать, каким образом возникает научное
утверждение. Оно соединяет две вещи: или — понятие с восприятием, или же —
два понятия. К последнему роду принадлежит, например, утверждение: Нет
действия без причины. Действительные основания, почему оба понятия
связываются воедино, могут лежать по ту сторону того, что содержится в них
самих и что поэтому единственно только и дано мне. Но тогда я все-таки могу
еще иметь какие-нибудь формальные основания (отсутствие противоречия,
известные аксиомы), которые меня приводят к определенному сочетанию мыслей.
Однако на самую вещь они не имеют никакого влияния. Утверждение в таком
случае опирается на нечто такое, чего я фактически никогда не смогу
достигнуть. Поэтому для меня невозможно действительное разумение вещи; я
знаю о ней только как вне ее стоящий. Здесь выраженное в утверждении
находится в неизвестном, мне мире, и лишь само утверждение находится в моем.
Таков характер догматов. Они бывают двоякого рода: догмат откровения и
догмат опыта. Первый передает человеку каким-либо образом истины
относительно вещей, лежащих вне его поля зрения. Человек не имеет никакого
прозрения в тот мир, откуда исходят эти утверждения. Он должен верить в их
истину, он не в силах добраться до оснований. Совершенно подобным же образом
обстоит дело и с догматом опыта. Если кто-нибудь держится мнения, что
необходимо довольствоваться одним лишь чистым опытом и возможно только
наблюдение одних его изменений без всякого проникновения к обусловливающим
их силам, то он также выдвигает о мире утверждения, к основаниям которых он
не имеет никакого доступа. И здесь истина также бывает добытой не через
уразумение внутренней деятельности вещи, но навязанной извне через что-то
внешнее для самой вещи. Если прежняя наука находилась под властью догмата
откровения, то современная страдает от догмата опыта.
Мы показали с нашей точки зрения, что всякое принятие какого-либо
основания бытия вне идеи есть нечто нереальное. Всеобщая основа бытия
излилась в мир, она в нем как бы растворилась. В мышлении она является нам в
своей самой совершенной форме, как она есть сама по себе и для себя. Когда
поэтому мышление что-либо связует, или выносит какое-либо суждение, то здесь
соединяется само излившееся в него содержание мировой основы. В мышлении нам
не даются утверждения о какой-то потусторонней основе мира, но она сама
субстанциально влилась в него. Мы имеем непосредственное понимание
действительных, а не только формальных оснований, почему произносится то или
иное суждение. Суждение решает не о чем-то чуждом, а о своем собственном
содержании. Нашим воззрением поэтому обосновывается истинное знание. Наша
теория познания действительно критическая. Согласно нашему воззрению, не
только относительно откровения не может быть допущено ничего такого, для
чего внутри мышления нет объективных оснований, но и опыт должен быть познан
внутри мышления не только в смысле явления, но и как нечто действенное.
Посредством нашего мышления мы поднимаемся от созерцания действительности
как производного к созерцанию ее как производящего.
Так, сущность вещи обнаруживается лишь тогда, когда она приводится в
соотношение к человеку. Ибо только в последнем выявляется для каждой вещи ее
сущность. Этим обосновывается как миропонимание релятивизм, т. е. такое
направление мышления, которое признает, что мы все вещи видим в свете,
сообщаемом им самим человеком. Это воззрение носит также название
антропоморфизма. Оно имеет много сторонников. Большинство из них, однако,
полагают, что благодаря этой особенности нашего познания мы удаляемся от
объективности, как она есть сама по себе. Они думают, что мы воспринимаем
все вещи через очки нашей субъективности. Наше воззрение показывает нам как
раз противное. Мы должны смотреть на вещи через эти очки, если хотим
постигнуть их сущность. Мир не только знаком нам таким, как он нам является,
но он является таким — правда, только для мыслящего рассмотрения — каков
он есть. Образ действительности, который человек набрасывает в науке, есть
ее последний, истинный образ.
Теперь нам необходимо еще распространить этот способ познания,
признанный нами верным, т. е. ведущим к сущности действительности, на
отдельные области действительности. Далее мы покажем, как следует искать эту
сущность в отдельных формах опыта.

Д. Познание природы
15. Неорганическая природа
Простейшим родом природной деятельности является для нас такой процесс,
который происходит в результате взаимодействия внешне противостоящих друг
другу факторов. Мы имеем тогда дело с таким событием или таким отношением
между двумя объектами, которое не обусловлено никаким изживающимся в формах
внешнего явления существом или проявляющей во внешней деятельности свои
внутренние способности и характер индивидуальностью. Оно вызвано единственно
тем, что какая-нибудь вещь оказывает влияние на другую, переносит свои
собственные состояния на другие предметы. Состояния одной вещи являются
последствием состояний другой. Система деятельностей, совершающихся таким
образом, что один факт всегда является последствием другого, однородного с
ним, называется неорганическою природою.
Здесь течение известного процесса или характерность какого-нибудь
отношения зависит